Обнажённый Бог: Феномен - Гамильтон Питер Ф.. Страница 16

— Что? — раздраженно спросила она, хотя тревога, горевшая точно маяк в мозгу собеседника, смягчила настоящую бурю, которая могла бы разразиться из-за того, что ей помешали.

— Черноястребы здесь, — сказал он. — Все до единого. Прилетели с Валиска. Это… — он задрожал от страха. Сообщать плохую весть Кире значило нанести удар карьере. Внешность юной невинной девушки-красотки, притягивавшая неодержанных молодых людей со всей Конфедерации, не гармонировала с ее поведением. Напротив, ей это доставляло извращенное удовольствие.

— Бонни охотилась за Дариатом. В одном из звездоскребов развернулась настоящая бойня. Множество наших людей вернулись в потусторонний мир. Похоже, она вынудила его вступить в союз с Руброй.

— Что случилось?

— Они, э… Валиск ушел. Эти двое вывели обиталище из Вселенной.

Кира смотрела на него. Маленькие струйки пара поднялись над волосами. Она всегда горько сожалела, что Мэри Скиббоу не обладала способностью к приему и передаче мыслей. Это ставило ее в невыгодное положение на Валиске. Зато ей принадлежали грозные космические корабли. Она представляла собой силу, с которой приходилось считаться. Даже Капоне искал ее расположения. Теперь…

Кира обратила на неодержанную девушку-косметолога стеклянный взгляд.

— Проваливай!

— Мадам, — девушка присела в реверансе и скрылась со скоростью, которой позавидовал бы спринтер.

Как только двери за ней закрылись, Кира позволила себе приглушенный яростный рык.

— Этот чертов Дариат! Я знала это! Чувствовала, что мы хлебнем с ним горя.

— В нашем распоряжении пока есть черноястребы, — сказал Хадсон Проктор. — А значит, мы можем кооперироваться с Капоне. У Организации имеется парочка звездных систем, и на очереди еще несколько. Так что не такая уж это и потеря. Было бы куда хуже, если бы мы сами находились в это время в обиталище.

— Если бы я там была, этого никогда бы не случилось, — отрезала она. Волосы ее вдруг моментально высохли, а махровый халат побледнел и заструился, словно горячий воск, пока не превратился в деловой розовато-лиловый костюм.

— Контроль, — пробормотала она себе под нос. — Вот где ключ.

Хадсон Проктор почувствовал на себе ее внимательный взгляд.

— Ты со мной? — спросила она. — Или ты собираешься попроситься в штат старого Аля, чтобы он сделал тебя своим лейтенантом?

— С какой стати?

— Да потому, что если я не удержу контроль над черноястребами, то стану пустым местом в Организации, — она тонко улыбнулась. — Нам с тобой придется начинать с нуля. Если черноястребы будут нам подчиняться, останемся игроками.

Он выглянул из большого окна, отыскивая взглядом биотехнические корабли.

— У нас больше нет над ними власти, — сказал он удрученно. — Без населявших Валиск людей, объединенных родственной связью, они не станут слушаться приказов. А заменить их нам некем. Мы проиграли.

Кира нетерпеливо тряхнула головой. Она рассчитывала, что экс-генерал, со своей способностью к тактической мысли, даст ей совет, но он явно не оправдывал ее надежд. Но, может, у него быстрее сработает инстинкт политика, умеющего находить слабое место у противника.

— Есть кое-что такое, чего они не смогут сделать сами.

— И это?..

— Еда. Единственные источники питательной жидкости, которые они способны использовать, находятся на принадлежащих Организации астероидах. Даже биотехнические организмы без еды зачахнут и погибнут. А мы знаем, что наша энергистическая сила не сможет создать настоящую еду.

— Тогда ими будет управлять Капоне.

— Нет, — Кира чувствовала, что он боится потерять свой статус, и знала, что может на него рассчитывать. Она закрыла глаза и мысленно представила себе небольшое количество людей, которых она привезла с собой на Монтерей. — Какой черноястреб можно назвать самым надежным среди тех, что осуществляют у нас оборону?

— Надежный?

— Лояльный, идиот. По отношению ко мне.

— Возможно, это «Этчеллс», черноястреб Стрила. Он настоящий маленький нацист. Постоянно жалуется, что черноястребы слишком редко вступают в бой. С другими черноястребами не ладит.

— Прекрасно. Позови его на причал Монтерея и облетай на нем все астероиды Организации с системами, производящими питательную жидкость. И взорви их к черту.

Хадсон изумленно на нее воззрился. Тревогу сменил страх.

— Астероиды?

— Да нет, тупица! Системы. Тебе не придется даже причаливать, бей по ним лазером. Тогда на Монтерее останется единственный источник питания, — она радостно улыбнулась. — У Организации и так забот полон рот. Зачем их загружать дополнительной работой по обслуживанию всех этих сложных устройств? Пожалуй, поеду туда прямо сейчас, вместе с нашими экспертами, и освобожу бедняжек.

Рассветом в прямом смысле слова назвать это было нельзя, потому что солнца над горизонтом больше не было. Тем не менее в соответствии с заведенным ритмом смены дня и ночи, утраченным на Норфолке, темное небо над низинами постепенно начало розоветь. Лука Комар ощущал этот процесс, потому что и он был его участником. Явившись сюда, он освободился от криков душ, населявших потусторонний мир, от их злобных и мучительных стонов. Взамен он обрел чувство единения.

Родился он в амстердамском аркологе, в конце двадцать первого века. Это были годы, когда люди все еще надеялись на излечение планеты, считая, что с помощью высоких технологий возможно повернуть время вспять и вернуться к никогда не существовавшей пасторальной, безмятежной жизни. В юности Лука мечтал о цветущей земле-саде с белыми и золотыми городами, раскинувшимися до горизонта. Сын последних хиппи на Земле, он сформировался с убеждением, что единение людей — это все. Когда ему исполнилось восемнадцать, действительность впервые ранила его, и ранила жестоко: надо было искать работу, квартиру и платить налоги. Приятного мало. Он возмущался этим, пока тело его не умерло.

Теперь же, украв новое тело и обретя необычайные способности, он объединился с другими обитателями этой планеты, желавшими создать собственную Утопию. Единение, словно кокон, окутывало планету, придя на смену установленному изначально порядку. Стоило новым обитателям Норфолка всем вместе пожелать рассвета, и приходил рассвет. Если же им хотелось ночи, свет послушно исчезал. Каждый раз при этом он вкладывал частичку себя в создаваемую ими совместно Утопию: свои желания, частицу своей силы и постоянную благодарность за новую фазу своего существования.

Лука сидел на краю большой кровати хозяйской спальни. За окном быстро набирался сил рассвет над Криклейдом. С неба струилось серебристое тепло. Свет был таким плотным, что почти не оставлял места тени. Вместе с ним пришло предвкушение нового дня, осознание его ценности: ведь он мог принести новые возможности.

Тусклый рассвет, слабый и скучный, как и наступившие дни. Раньше у нас было два солнца. Мы наслаждались контрастом цвета и борьбой теней. Их энергия и величие вдохновляли. Но это, это…

Женщина на кровати, рядом с Лукой, потянулась и перевернулась на живот. Опершись подбородком на руку, улыбнулась ему.

— Доброе утро, — промурлыкала она.

Он улыбнулся в ответ. Люси была хорошим товарищем: она во многом разделяла его энтузиазм и обладала к тому же своеобразным чувством юмора. Высокая, с великолепной фигурой, длинными густыми каштановыми волосами. На вид ей было лет двадцать пять. Он никогда не спрашивал, в какой степени эта внешность была ее собственной и в какой принадлежала ее хозяйке. Возраст хозяйки или хозяина тоже быстро стал табу. Лука считал себя современным человеком: он ничуть не встревожится, если выяснится, что спит с девяностолетней женщиной. Главное — это как человек выглядит. То, что он видел, вполне его устраивало.

«Внешность Марджори граничит у меня с идолопоклонничеством. Увидела ли Люси это в моем сердце?»

Лука широко зевнул:

— Пора идти. Утром нам нужно осмотреть мельницу. Я должен знать, сколько посевного зерна у нас осталось на западных фермах. Я не верю тому, что говорят мне фермеры. Это не соответствует тому, что знает Грант.