Некромант . Трилогия - Петерсон Андрей Викторович. Страница 96

«Интересно, а кто ему их тут так выбеливал?» — Мелькнула в голове шальная мысль, которая, правда, тут же растаяла в водовороте новых впечатлений.

Второе, что несколько, на Оссин вкус, портило ее новый облик, так это то, что верхние ее клыки заметно удлинились. Настолько, что теперь даже высовывались из-под губы. Пока, правда, не очень намного, но понятно было, что это только начало.

Леди Кай довольно долго рассматривала свои новые зубки, гримасничая, наклоняя и поворачивая голову и так, и эдак, но коль скоро поделать с этим ничего было нельзя, в конце концов плюнула и махнула на них рукой…

Третья неприятность заключалась в том, что отражение ее было, как бы это сказать… слегка прозрачно. Не то, чтобы совсем, и не очень сильно, но, во всяком случае, контуры предметов сквозь него видны были.

И это было плохо.

Потому как раз процесс уже пошел, то теперь остановить его уже ничто не могло, а это значит, что уже очень скоро леди Кай своего отражения лишиться, и зеркала перестанут ее отражать. Несколько дней назад в одном из подземных коридоров об этом можно было только мечтать [21], но сейчас это казалось больше минусом, чем плюсом. Тем не менее, хотелось ей этого или нет, — такова была данность. Во всяком случае, пока.

Было в зеркале и еще кое-что. И оно Осси не нравилось.

Внимательно осмотрев сначала свое отражение, затем себя, а потом, повернувшись, и всю комнату, она спросила:

– Хода, а ты где?

«Где всегда — на руке, — голос Стража звучал настороженно. — А ты что, меня не видишь?»

Осси еще раз посмотрела на левую руку, хотя сделала это скорее машинально, чем осознано, ибо только что Ходы там не было, и девушка была в этом абсолютно и на все сто, уверена. Не было ее там и сейчас.

Осси снова повернулась к зеркалу, но и у отражения на руке тоже не было ничего, хоть отдаленно напоминающее золотистую или какую-нибудь другую, змейку.

Зато там было другое.

Над правым плечом ее отражения весело и задорно пульсировал небольшой сгусток света, и природа его была не очень понятна. Во всяком случае, на светляка он не походил вовсе — те обычно горели ровно, да и размером были раза в два поболее. Этот же ровно и одинаково гореть не желал, да и вообще, чем больше Осси на него смотрела, тем более уверялась во мнении, что видит перед собой крошечную, но очень яркую искру, которая пульсирует в такт неизвестно чему. Небольшой багровый ореол, который ее окружал, был не более чем иллюзией и реакцией глаза на слишком яркий раздражитель.

«Ну, — не выдержала Хода. — Видишь ты что-нибудь или нет?»

– Что-нибудь… — буркнула Осси, хмуро глядя, как искра расцвела в неистовом танце пульсаций. — Должна сказать, что ты тоже несколько изменилась!

«Клыки что ли выросли? — Усмехнулась Хода. — Я тебе уже, кажется, объяснила, что ничего вокруг не менялось, все осталось точно таким, как и было. Изменилась только ты, и поэтому мир ты теперь воспринимаешь иначе, и не так как раньше».

– Ну почему же… — возразила Осси. — Стол, стул, кровать, например — выглядят так же…

«Стул и кровать — предметы, безусловно, важные и в хозяйстве нужные, но никакой ауры в себе они не несут. Ни одушевленной, ни магической, ни, даже, остаточной. А вот, Мей, например, который магией, можно сказать, порожден, или, по крайней мере, возвращен к жизни, ею пропитан насквозь. Вот именно поэтому, голуба моя, ты теперь его видишь несколько иначе. Потому как смотришь на него не так как раньше — обычным зрением, а больше воспринимаешь его теперь зрением магическим. Понятно?»

– Понятно, — вздохнула Осси.

«То же и со мной, — продолжила Хода. — И вообще со всем, что несет на себе хоть какую-нибудь печать магии, или хотя бы ее след. Думаю, что ты и саму магию теперь сможешь видеть. Может не всю, но хотя бы часть — наверняка».

– Да? — Эта мысль Осси понравилась. — Ну-ка, поставь щит — поглядим.

В тот же миг воздух вокруг нее забурлил, и она оказалась внутри плотного кокона из мелких и почти прозрачных желтоватых пузырьков. Хода же при этом, — а теперь уже не было и тени сомнений, что багровая искра это — ее верный Страж, — потемнела до почти черного цвета, продолжая все также неравномерно пульсировать, протянув к щиту длинные и тонкие, как волоски, отростки.

На этом натурные испытания можно было бы считать законченными, но Осси потребовала от Ходы проделать еще пару фокусов, потом еще, а затем, продолжила эксперименты сама.

Так или иначе, но она действительно видела все проявления магии, и хотя выводы еще было делать рано, и по цвету и виду Осси еще ничего распознать не могла, возможности это, тем не менее, сулило интересные. Во всяком случае — полезные.

Наконец, долгое стояние на ногах и новые, хотя и не самые приятные впечатления, вкупе с магическими упражнениями сделали свое дело, и силы у леди Кай кончились. Только и хватило их до кровати доползти.

Глаза слипались, и, в то же время, жутко хотелось есть, что, впрочем, и не удивительно, учитывая как давно Осси делала это в последний раз. А теперь, вот, накатило и сейчас, казалось, — кабана готова была съесть. Причем, одна и целиком.

Впрочем, как выяснилось, здесь таился еще один подвох и еще одна неприятность — будто их за сегодняшний день мало было. При одном только виде недоеденной и оставшейся с прошлого раза птицы, — которая, к слову, нисколько не попортилась, а только чуток пообветрилась — Осси вывернуло безо всяких прелюдий и разминочных позывов. Мысль о печенье, закопанном где-то в недрах рюкзака, вызвала ровно такую же реакцию, и, причем, что характерно, ничуть не меньшей силы. Больше из еды ничего не было, да, наверное, оно и хорошо, потому что третьего приступа Осси бы уже не перенесла.

По всему выходило, что изменения в организме зашли уже куда-то слишком далеко, и нормальная человеческая пища была для леди Кай заказана. Переходить же на ненормальную и нечеловеческую ей пока что-то не очень хотелось. Одна только мысль об этом вызвала к жизни волну дрожи. Впрочем, может, это была дрожь возбуждения…

Но как бы то ни было, а ложиться пришлось голодной.

Хода при этом пробормотала, что-то не очень членораздельное, и не было понятно, одобряет ли она такое воздержание, или же, напротив — с негодованием осуждает, но Осси было уже все равно. Просто умирала, как спать хотелось.

Мей, при виде девушки уютно устроившейся на большой кровати, понял, видимо, что на сегодня все развлечения исчерпаны и больше ничего интересного не будет, и, сделав небольшой круг по комнате, улегся на пороге. Причем, сделал он это весьма своеобразно — просто разом подломив все свои лапы, отчего рухнул на дощатый пол с жутким грохотом, после чего поерзал немного и свернулся клубочком. Если конечно можно назвать клубочком лежащую возле двери тушу, которая размерами своими вполне может соперничать с креслом, или, скажем, со столом. И все же выглядело это все очень мирно и мило…

Только Осси вдруг почему-то подумалось, что раньше Мей оберегал ее покой и сон, лежа на крыльце, а теперь, вроде как, выходило, что, оставшись здесь — в доме, — он охраняет большой внешний мир от нее самой. Мысль эта необычная удовольствия ей особого не доставила, но потом почему-то развеселила. С улыбкой на лице она и уснула.

Но долго поспать ей не дали.

Казалось, только глаза закрыла, и только начала проваливаться в мир безмятежных грез, столь далеких от хмурой действительности, как волна колючего холода выдернула Осси обратно в реальный мир.

Вторая волна, последовавшая сразу за первой и буквально выморозившая толстенное одеяло вместе с ней, более чем красноречиво свидетельствовала о том, что в этом мире случайностей нет, и первый удар холодом — тоже не исключение.

«У нас гости», — Хода висела над кроватью, и теперь светилась почему-то не багровым, а темно-фиолетовым цветом.

Что означает эта смена палитры, Осси не знала, но и времени на то, чтобы в этом разбираться уже не было — во входную дверь кто-то скребся. Не очень навязчиво, почти робко, но все настойчивее, и по всему видно было, что не отстанет и не уйдет.