Игра в чужую жизнь (СИ) - Гриб Елена Григорьевна. Страница 28

– Или выведены, или созданы, – добавил гвардеец. – А эту тварь называют кровавим аспом потому, что впервые ее увидели в день появления Кровавого озера.

Тем временем фиолетовое пятно на руке доползло до локтя и остановилось, словно решая – лезть дальше или сделать привал. Немного поколебавшись, оно начало съеживаться к едва видневшимся ранкам от зубов магической твари.

– Нет, детка, ты все-таки не человек, – выдал Марк, увидев, как стремительно светлеет ее ладонь.

А Лин внезапно поняла – все будет нормально. И чужое тело пригодилось – как-никак, умирать она, вроде, не собиралась. Да, отличный подарок от Реха! Девушка очень надеялась, что это не навсегда…

То ли магическая отрава дала необходимый толчок, то ли строк действия «отражения» закончился, но, когда Лин попыталась в который раз, как советовал метаморф, «вспомнить себя», облик переменился мгновенно. Она радостно засмеялась, хранители облегченно вздохнули. А о том, откуда на Храмовых землях взялся древний гад, можно было подумать позже.

В Зеркале так и осталась пустая роскошная комната. Предвкушая символику, которую усмотрит в этом весь честной народ (вернее, трактовку «отцом» тайны принцессы), Лин поспешила за хранителями, натужно распахнувшими тяжелые створки. Небо! Синее-синее, со светлыми пятнышками облаков и сияющим диском солнца. Как же она по нему соскучилась!

* * *

Старичок-настоятель вызвался показать принцессе храм и его окрестности. Естественно, хранители напросились в сопровождение, невзирая на недовольство девушки. Ха, недовольство! Это еще мягко сказано. После окончания всех формальностей, связанных с Зеркалом (хвалебные речи звучали громко и отчетливо, завистливые – шепотком), Марк пообещал:

– Еще раз потянешь руки куда не надо – сам их оторву! И запомни на будущее – хранители здесь мы, а не безголовая рехова девка!

Кари был не столь категоричен, но смысл заявления оставался тем же:

– Лин, очень тебя прошу, не надо касаться незнакомых предметов. Скажи мне! Я ведь, случись что, просто немного изменюсь, и яд уничтожится. Пожалуйста, пообещай больше так не рисковать, ладно?

Она дала слово. А что оставалось делать под умоляющим взглядом его глаз? И теперь девушка злилась (главным образом на себя!) за опрометчивое обещание, которого она не сможет исполнить. Почему? Эх, для нее в этом мире большинство вещей пока оставались незнакомыми.

Но… погода стояла прекрасная, загадочных объектов на горизонте не наблюдалось, а рассказ настоятеля был по-настоящему интересен:

– Знаете ли вы, молодые люди, – бодро повествовал старичок, – что Храм Смерти – самый старый из Двенадцати храмов? Да-да, не удивляйтесь, после войны возник спрос отнюдь не на жизнь. В те времена еще помнили, насколько опасны души, возвращенные из мира мертвых. Потерявшие родных и близких стремились облегчить их существование там, за чертой, а не вернуть в семью неуправляемого зомби. Мертвые ведь страшно завидуют оставшимся в живых, и даже если возвращаются в пригодное для сотни лет жизни тело, ненавидят тех, кто не умирал, считают себя неполноценными и обделенными. Ох, я столько жутких историй знаю о глупых любящих родственниках! Но даже не просите, рассказывать не буду, а то ночью не заснете…

Вообще-то девушка и не горела желанием услышать историю о восставших из могил мертвяках, однако парни имели свое мнение:

– А мы, метаморфы, можем обходиться без сна!

– А мы, гвардейцы, ночью спим лишь в особо неудавшиеся дни!

Долго упрашивать настоятеля не пришлось:

– Хорошо, слушайте! В молодости спокойный сон все равно не ценится. Это не очень давно было, лет пятьдесят тому. Помер веллийский купец на молениях в Его Храме. Вы хоть знаете, кто такой Он? Ох, молодежь, молодежь… Он – самый главный из богов Двенадцати храмов! Самый сильный… понимаете, о чем я? Так вот, умер этот купец, и похоронили его там же, на волшебной земле храма, ведь как везти тело домой по такой жаре? А магические услуги и тогда стоили дорого. Церемонию провел опытный жрец, надлежащие обряды были соблюдены – в общем, похороны прошли нормально.

Возвратились слуги в Велли и сообщили его жене горькую весть. Как же она рыдала! Даже Гана так не оплакивала Гебиона… И не надо вопросительно смотреть на меня, принцесса, никогда не поверю, будто вы не знаете печальную историю любви богини Земли и бога Воды. Ее все знают, ибо нет на свете повести грустней… Но я отвлекся. Проливала, значит, жена слезы, проливала, по разным шарлатанам ходила – все с супругом покойным хотела пообщаться, причем отнюдь не с его духовным эквивалентом. И доходилась.

Надоумила ее какая-то доморощенная ведьма некроманта нанять для сих целей. Некромант, правда, умный оказался. Понял он, чем дело пахнет, ведь вызвать на некоторое время душу или заставить двигаться мертвое тело – это одно, и совсем другое – воссоединить их. Посоветовал он той дамочке обратиться в Храм Жизни, и даже заплаченные деньги вернул… почти все. Там купчихе объяснили, что, если она готова нести ответственность за последствия, то они помогут. Требуется всего ничего – тело без души. Живое, или хотя бы свежее. А если она желает мужа в натуральном, так сказать, виде, то пусть обратится в Храм Смерти.

Купчиха уже настолько подвинулась на идее воскрешении супруга, что радостно прибежала сюда и потребовала самого Реха. Ее выслушали, успокоили и начали думать, как потактичнее сообщить бедной женщине, что, поскольку ее благоверный умер полгода назад, то возвращать его душу в его же тело по меньшей мере негуманно. Доводов разума она то ли не понимала, то ли не принимала. Эта дамочка так всех достала, что в один прекрасный день я не выдержал и, дабы урвать себе спокойный вечер, пообещал вернуть ее треклятого мужа. На одну ночь! И если она посмотрит на него, он тут же упадет хладной тушей.

О, купчиха готова была мне руки-ноги целовать, и согласилась до утра просидеть с повязкой на глазах. Оставалось только найти подходящую кандидатуру на роль «суженого», но с этим проблем не возникло, ведь вдовушка была в самом соку. Приезжал тогда ко мне в гости один знакомый из Странного Леса, очень к женскому полу охочий. На купеческую жену он накинул глазом сразу, однако взаимности не добился. Обижался страшно – ему до того никто еще не отказывал. Так этот, значит, не-людь, с радостью принял мое предложение. И я со спокойной душой отправился медитировать в скит.

Просыпаюсь на рассвете от страшного грохота в дверь. Магавия… э-э-э, она мне медитировать помогала, с крова… с коврика для медитаций слетела, в угол забилась, трясется. А я подошел к двери и прислушался. Там что-то подвывало, царапалось, клацало зубами и, кажется, вгрызалось в стенку. Каменную, представьте себе! Сквозь этот шум едва доносился голос моего знакомого, который просил впустить его. Ну, не совсем просил, если честно…

Я открыл дверь. Не-людь влетел внутрь, таща на себе воющую купчиху, у которой зубы клацали почище того мертвяка, что попробовал сунуться в келью вслед за ними. И затем гость спросил, почему я решил избавиться от него таким странным способом? Признаюсь, от его перекошенной физиономии мне стало страшновато. А злющий парень в красках расписывал, как прекрасно они с вдовушкой проводили время, когда сквозь окно залез отвратно воняющий скелет с ошметками плоти, стащил его с… э-э-э, ложа, и попытался занять нагретое место. Дамочка во время мужской возни повязку с глаз сняла-то, и в восторг от перспективы… э-э-э… времяпровождения с трупом не пришла. Довелось первому кавалеру хватать даму сердца в охапку и сматываться. Каменный скит без окон показался не-людю надежным убежищем.

Пришлось мне выйти на сырой утренний воздух и упокоить жаждущего общения с женой супруга, благо для меня это проблемой не было. А вскоре загадка некстати восставшего мужа разрешилась. Прибежал ко мне младший жрец и похвастался, мол, вы, наставник, пообещали бедной женщине вернуть кормильца, но забыли, а я, чтоб не тревожить вас во время… э-э-э, медитации, взял учебник и сам, шаг за шагом, провел обряд. Эх, как же тот мальчик улепетывал от разъяренного гостя! А купчиха в один момент излечилась от вечной любви, вышла снова замуж, наплодила кучу детей, и, когда стала вдовой во второй раз, пришла к нам и попросила провести такой обряд, чтоб этого мужа никто никогда поднять не смог.