Дом Для Демиурга. Том первый - Апраксина Татьяна. Страница 116

— Ты не скажешь отцу?

— Нет. Может, я делаю глупость… — брат опустил руки. — И наверняка так… Но…

Не договорив, Ролан развернулся и вышел вон. Хлопнула дверь. Эниал доковылял до постели, повалился на нее и завыл, прижимая ладони к разбитым губам.

— Кабы маршала удар не хватил, — сказал полковник, подходя к Ролану, бинтовавшему с трудом найденной чистой тряпицей руки.

В голосе Фабье не слышалось ни упрека, ни сожаления. Ролан молча улыбнулся, с трудом растягивая губы. На такую милость судьбы он не надеялся. Такие, как Меррес, умирают в своей постели от старости, а не от удара, и тем более не от угрызений совести. То, чего нет, угрызать не может.

— Он еще спляшет на моих поминках, — буркнул, разобравшись с узлом, юноша.

— Это вряд ли, — нехорошим голосом пообещал Фабье. — Это очень вряд ли.

Юноша прикрыл глаза. Ему казалось, что каждый сделанный шаг заводит все дальше в трясину не только его самого, но и всех, кто с ним связан. Первый выбор между родством и совестью он сделал днем, предпочтя благополучие брата торжеству правосудия. Потом — угрожал маршалу, словно шантажист, грозил тем, чего делать не собирался. Потом — поднял руку на близнеца… Эниал даже не сопротивлялся. Теперь Фабье явно собирался по-тихому разобраться с маршалом.

Чем дальше, тем глубже в трясину, тем хуже и хуже. Так начинает сбываться проклятье?..

— Роже… Я не могу вам приказывать, но хотел бы попросить.

— Да, ваше высочество? — удивленный полковник отступил, оперся на стол. — Я слушаю вас.

— Вы уже не хотите звать меня по имени? Ладно, не в том дело. Я прошу вас — предоставьте маршала его судьбе.

— Ролан, это неразумно. Меррес будет кланяться в лицо, но ударит в спину.

— Значит, так будет, — отрезал принц. — Довольно. Мы все сходим с ума… Маршал — моя забота. Он ваш командир, и я прошу вас не нарушать присягу. Поклянитесь, Роже.

— Я исполню вашу просьбу, принц.

В виски забили по раскаленному гвоздю, глаза слезились сами собой. Он не плакал, нет — просто лицо горело, а под веки словно насыпали песка. Воздух, сочившийся из щелей в раме, вонял падалью, руки пахли кровью — он испачкал рукава мундира. Они все испачкались, каждый в своем, и теперь не отмыться.

— Какой сегодня отвратительный день… — вздохнул Ролан, с отвращением глядя на темнеющее небо. — И этот вечер… кровь. Слишком много крови…

— Ролан, ты здоров? — полковник подошел вплотную, положил юноше руку на плечо. — Не понимаю я тебя.

— Это и к лучшему, Роже. Я хотел бы побыть один, не сочтите за грубость…

Полковника Фабье пришлось выпроваживать: он не хотел уходить, предлагал прислать лекаря, служанку с вином, побыть с принцем до утра. Ролан вежливо отнекивался, хотя виски жгло так, что хотелось орать, и все же сумел убедить эллонца оставить его в покое.

Ролан закрыл дверь на задвижку, сел за стол. Кувшин с водой, не убранная вовремя тарелка с остатками хлеба, тупой серебряный нож. Пальцы бездумно терзали ломоть, превращая его в горку крошек. Трещал огарок свечи, зачем-то зажженный принцем, металось на ветру неровное пламя. Собственная тень на стене казалась горбатым чудовищем, напрыгивающим на добычу. Откуда-то пахло теми самыми белыми цветами, названия которых Ролан так и не выяснил.

В ушах звенели слова проклятья, которые, он уже знал, ему предстояло помнить всю жизнь.

"Я проклинаю тебя, тебя и твой род! Я проклинаю тебя и всех причастных. Пусть ваша кровь восстает друг на друга, пока не умрет последний! И да будет так!"

Свеча догорела, оставив Ролана в полной темноте.

Часть третья

Весна. Наследник. одиночество

1. Собра — Саур — окрестности Собры

— Это письмо вы отдадите лично в руки герцогине Алларэ. Не служанкам, не секретарям, не ее придворным дамам. Ей и только ей, — Гоэллон вопреки обыкновению не стал швырять узкий серебристый цилиндр, запечатанный с двух краев воском, а аккуратно подал его Саннио. — Отправляйтесь немедленно.

— Я должен дождаться ответа?

— Нет, но если герцогиня пожелает ответить немедленно, не огорчайте ее отказом.

Идти было не слишком далеко, а погода с утра стояла довольно пристойная — холодно, но сухо, еще почти по-зимнему, и потому секретарь решил пройтись пешком. Собственно, он почти всегда ходил пешком, если только на улице не шел ливень или слишком сильный снег. Пользоваться экипажем Гоэллон ему настрого запретил, требуя, чтобы юноша ездил на своей кобыле, но верховая езда так и не стала любимым способом передвижения. Две свои ноги, хоть и не такие выносливые, были как-то привлекательнее.

Чтобы выполнить поручение, пришлось долго и нудно препираться с тремя посторонними — служанкой, секретарем герцогини, которого Саннио помнил в лицо: он тоже учился у Тейна и был на два года старше. Сначала он при виде соученика скорчил презрительную рожу, потом рассмотрел коллегу повнимательнее и на языке жестов, принятом в школе, изобразил "а ты высоко залетел, птенчик!". Саннио улыбнулся. На смену секретарю явилась какая-то надменная дама с бородавками на носу. Все по очереди порывались отобрать у него письмо, но юноша был непоколебим.

Наконец к нему вышла дама изумительной красоты. Наперекор всем правилам приличий, Саннио уставился на нее, с трудом заставив себя говорить. Высокая стройная женщина в платье цвета первой весенней травы, с золотым шитьем по лифу и рукавам. Волосы, убранные в сложную прическу и украшенные какими-то сладко пахнущими белыми цветами, могли блеском поспорить с золотом шитья и украшений. Юноша едва ли сумел бы описать черты ее лица — она была неописуемо хороша, — и только для глаз нашлось подходящее сравнение: кошачьи. Огромные, слегка раскосые ярко-зеленые глаза.

Взяв футляр с письмом, герцогиня протянула секретарю руку. Тот робко прикоснулся губами к светлой, почти прозрачной коже и выпрямился, по-прежнему пялясь на хозяйку дома. Она была похожа на брата, но мужская красота Саннио не интересовала, а вот те же черты, воплощенные в женщине…

— Вы же Саннио, секретарь Руи? — спросила она. Юноша удивился, что его имя она практически выговорила по слогам, нараспев: "Сан-ни-о". Алларцы всегда коверкали чужие имена на свой лад, но, надо думать, у герцогини не нашлось в запасе подходящего варианта.

— Да, ваша милость.

— Не откажите в любезности, пройдите со мной в гостиную, — улыбнулась герцогиня.

Саннио вздрогнул; это было поперек всех правил, ему не полагалось проходить дальше, чем он уже прошел, а в гостиной дома Алларэ, куда не всех благородных людей пускали, тем более нечего было делать. Но отказать этой женщине — даже не герцогине Алларэ, которой он ничем, кроме вежливости, не был обязан, а именно этой сводящей с ума женщине он не мог. Она бы огорчилась…

Просторная изящно отделанная все в тех же цветах, что и платье герцогини, гостиная была заполнена людьми. Разумеется, наилучшего происхождения и положения. Трое секретарей, которых гости взяли с собой, тихо сидели за столом в дальнем углу. Саннио решил, что нужно пройти к ним, должно быть, герцогиня собиралась прочитать письмо и написать ответ, но вместо этого ему кивнули на кресло едва ли не в центре комнаты. Юноша покорно сел, ожидая дальнейших распоряжений.

— Кого это вы привели, Мио? — спросил неуловимо похожий на герцогиню долговязый франт в камизоле того же цвета, что и платье герцогини, отделанном сиреневыми лентами. Почему-то Саннио мгновенно захотелось назвать этот "куст сирени" хлыщом; это он и сделал, но про себя.

Герцогиня Алларэ улыбнулась "кусту сирени", золотистые волосы которого были щедро завиты и напомажены; Саннио что-то насторожило в этой улыбке, но он не ожидал услышать из идеально прекрасных уст герцогини то, что она ответила.

— Тот самый близкий друг Гоэллона, про которого вы так много слышали, Лебелф. Руи отправил его ко мне с письмом — должно быть, хотел, чтобы мы познакомились. Может быть, он чему-то не обучен?