Дом Для Демиурга. Том первый - Апраксина Татьяна. Страница 141

Это было уж слишком! Рикард рванулся ему навстречу, норовя ударить кулаком в лицо и не слишком-то думая о том, что напорется на стрелу…

— Стоять! — раскрытая ладонь уперлась Мерресу в грудь, а рука со стрелой взмыла вверх… все это оказалось настолько неестественным, что Рикард послушно замер.

— Теперь я вижу, что вы не имеете к этому отношения, — кивнул Гоэллон, и, видимо, сообразив, что Рикард его не понимает, объяснил: — Стрела отравлена. Если бы вы знали, то не полезли бы прямо на нее…

Полковник Меррес посмотрел на наконечник, испачканный чем-то темно-коричневым, густым и липким. Больше всего походило на дерьмо, но Гоэллон не шутил. Покушение? Кто же его устроил? Неужели дядюшка? А Паук подумал, что Рикард имеет к этому отношение и немедленно решил проверить. Ну да, чего еще от него ждать…

Обиднее всего было, что Меррес ничего подобного не замышлял, а если от Паука задумал избавиться дядюшка, то Рикарду он о своих планах не сообщил. Должно быть, не доверял теперь вовсе. Но — глупо, это же глупо! Вот так, прямо в крепости, когда здесь и личная гвардия герцога, и куча эллонских офицеров, которые за смерть сюзерена перевешают всех без разбора, невзирая на чины!

— Жан, Бертран! — герцог позвал своих гвардейцев, как обычно, находившихся поблизости. — Обыщите башню, там вы найдете стрелявшего. Думаю, что на втором этаже, за бочками.

— Вы так хорошо знаете замок? — зачем-то спросил Меррес.

— Останавливался тут пару лет назад.

— Что же, вы всегда так все запоминаете?

— Полезная привычка, не находите, Рикард?

Полковник не знал, что ответить. Герцог, которого только что едва не подстрелили, казался безмятежно-радостным, словно ребенок. Он смотрел в раскаленное полуденное небо и щурился. Рикард поморщился. Рядом с высоким стройным герцогом он всегда чувствовал, что слишком рано начал полнеть — фамильная черта, — что неуклюж, неловок и даже мундир, который надел уже восемь лет назад, не умеет носить с таким беспечным щегольством. В другом Меррес уважал бы все это: и храбрость, и ловкость, и изящество. Паук же был слишком придворным. Все эти его позы, неожиданные появления, провокации…

— Чему вы радуетесь?

— Я выжил, — просто ответил Гоэллон. — Разве это не повод, Рикард?

Из всех офицеров ставки Паук называл по имени только младшего Мерреса (дядюшку он называл графом), и это раздражало. В друзья он явно не напрашивался, а обращение было явственно унизительным. Мог бы хотя бы говорить "виконт Меррес", если уж не хочет называть по званию, как остальных; у эллонцев наследники не имеют титула, но герцог — большой знаток придворного этикета.

— Ну, для вас — повод… — протянул Меррес, не слишком тонко намекая на то, что столичному гостю нечасто доводилось стоять под градом стрел.

— Вы глупы, Рикард, и в том ваша главная беда, — так и щурясь на небо, сказал Паук. — Не вздумайте на меня бросаться, — о ваших манерах я наслышан… Вы глупы и слишком высоко залетели на хвосте вашего дяди. Падать будет больно.

Вместо того, чтобы воспользовавшись отсутствием поблизости эллонской гвардии, врезать ядовитой гадине прямо в запрокинутый подбородок — так, чтобы затылком ударился о стену и сполз по ней, — Рикард покраснел.

— Вот вы драться хотите, — лениво бросил Паук, который, должно быть, умел видеть через прикрытые веки. — На кулачках, как крестьянин. Ругаетесь, напиваетесь каждый вечер. Вы полковник армии его величества, Рикард. Ведете же себя, как сержант…

Вся эта небрежная, тягуче-дремотная (словно Гоэллону хотелось спать, а Рикард приставал к нему с требованием срочно дать полковнику Мерресу характеристику) тирада была нестерпимо унизительной. Хуже того: она слово в слово совпадала с тем, что сам Меррес-младший говорил по утрам. Да, он часто вел себя неподобающим образом — бранился, пил лишнее, несколько раз доходил до рукоприкладства…

Еще хуже — господин главнокомандующий имел полное право ему все это говорить, а полковник Меррес обязан был выслушивать. Тем не менее, Рикард мечтал о той минуте, когда он сможет напиться на похоронах герцога Гоэллона, доблестно погибшего в первом же сражении. Этого человека нельзя было уважать, ему нельзя было доверять. Недаром его прозвали Пауком. Хитрый, неискренний, двуличный, постоянно обдумывающий какую-то интригу. Даже сейчас, просто греясь на свету, притворяясь безразличным и ленивым, герцог что-то обдумывал, планировал, прикидывал на целые девятины вперед. Рикард это просто чуял.

— Теперь вы будете ненавидеть меня? — Гоэллон слишком быстро отклеился от своей стенки, Рикард не успел понять, как они оказались лицом друг к другу. Паук был на ладонь повыше Эллуа, и бывший генерал вынужден был поднять голову. — Вам обязательно нужно с кем-то спорить, ссориться, драться. Без этого вы не можете решить, что есть на завтрак. Удивительная черта! Епископ, потом Денис, — Рикард не сразу сообразил, что речь о генерале Эллуа. — Теперь моя очередь?

— Вы хотите, чтобы я дал вам повод?

— Поводов вы, Рикард, дали уже преизрядно, — вздохнул герцог. — Я хочу, чтобы вы взялись за ум. Вы, конечно, не ахти какое сокровище, но и вы можете быть полезным. Граф безнадежен, но вам-то еще не пятьдесят.

Темно-серые, как грозовая туча, прищуренные глаза сверлили Рикарда. Он вдруг с тоской вспомнил свои препирательства с Эллуа. Тот тоже был не подарок, но сюзерен превосходил вассала во всем, и нестерпим был втройне. Нынешний генерал, вернувшийся из партизанского тура по лесам графства Саур, хотя бы вел себя уважительно, Паук же всем видом демонстрировал, что не ставит Мерреса ни в вороний грай, ни в лягушачий чих.

— Служу его величеству! — вытянулся полковник.

— Служите, Рикард, служите… — вальяжно улыбнулся столичный гость, потом резко развернулся спиной к Мерресу. Соблазн ударить в прикрытую лишь тканью мундира и плаща спину был велик, но через мгновение из-за угла показались гвардейцы. — Да, Бертран? Вы его нашли?

— Так точно, господин герцог. Именно там, где вы и сказали. — Когда эллонцы оказывались рядом, Рикарду всегда казалось, что все они — братья-близнецы. Высокие, светловолосые, со светлыми глазами и одинаковыми длинными лицами. Гвардеец по имени Бертран выделялся только южной смуглостью кожи, почти как у самого Рикарда, мать которого была из Керторы. — К сожалению, мы не захватили его живым. Убийца покончил с собой.

— Каким образом?

— Мы не поняли. Может быть, он принял яд.

— Значит, мастер своего дела, — одобрительно кивнул герцог. — Кто же именно шлет мне такие подарки? Вы не трогали тело?

— Нет, мы предположили, что на одежде или коже тоже может быть яд.

— Вы молодец, Бертран. Я сам осмотрю его. Рикард, — герцог обернулся через плечо. — Хотите пойти со мной?

— Если вы прикажете… — Меррес не имел ни малейшего желания разглядывать труп.

— Да нет, я просто пригласил. Не хотите — не надо. Тогда назначаю вас в помощники Бертрану. Разберитесь, как этот человек проник в замок.

Рикард едва не плюнул Пауку вслед. Ему — помогать эллонскому гвардейцу?! Господин главнокомандующий то ли рехнулся, то ли хочет, чтобы следующий убийца целился получше. Скоро сделает Мерреса своим ординарцем и прикажет подавать ему чай в постель…

— А это уже был приказ, мой непонятливый Рикард, — почти пропел герцог, удаляясь следом за вторым гвардейцем.

Меррес все-таки плюнул, но себе под ноги. Смуглый эллонец Бертран нахмурился, хотя и промолчал.

— Пойдемте… как ваша фамилия? — взял дело в свои руки виконт. Не ждать же, пока им начнет командовать человек Гоэллона…

— Эвье, господин полковник.

— Пойдемте, Эвье, — повторил Рикард. — Начнем с обхода караулов.

— Есть лишь один истинный грех: отрицание Создателя.

Хозяин охотничьего домика в предгорье прятал лицо под маской, а волосы — под капюшоном. Все эти ухищрения не имели никакого значения для проповедника. Ткань и металл, тряпки и клей — не помеха для того, кто умеет видеть насквозь. У каждого человека есть душа, и ее рисунок неповторим, даже если тела схожи, как у близнецов.