Дом Для Демиурга. Том первый - Апраксина Татьяна. Страница 150

— Не волнуйтесь, госпожа баронесса. Ваш сын просто выпил чуть больше, чем нужно. Боюсь, я была с ним недостаточно вежлива; прошу меня простить.

— В первый раз, что ли… — вздохнула Марта. — У тебя нет каких-нибудь там травок от пьянства?

— Есть, — дернула плечиком девушка. — Если хотите, я составлю сбор. Однако ж, мой наставник говорил, что тягу к вину нельзя победить, если пьющий не желает этого.

— Знаю, — Марта кивнула. То же самое ей говорили и те бабки-травницы, которым она доверяла. Другие — безмозглые шарлатанки — предлагали втихаря лить в вино какую-то отраву, но баронесса не верила им ни на ломаный серн. — Надеялась просто…

— Если мне будет позволено… — чуть замявшись, сказала предсказательница.

— Говори ты без церемоний… — За столом они сидели вдвоем, а слуги ждали у двери и услышать полушепот не могли.

— Господину барону не стоит принимать еще какие-то травы в дополнение к тем, которые он уже употребляет.

— Что? — опешила Марта. — Какие травы? Если заболел, так…

— Нет, — глядя в тарелку, ответила Керо. — Смесь чернобыльника, красавки, дурмана и конопли используют некоторые предсказатели. Это весьма опасный состав, дурно влияющий на здоровье.

— Зачем ему?

— Некоторые принимают эту смесь в виде настоя, иногда в виде мази, чтобы обострить чувства, — якобы объяснила северянка. — Еще ее используют в обрядах…

— Каких обрядах?

Керо бросила на Марту беглый взгляд и еще тише, чем до того, ответила: — В запрещенных, госпожа баронесса. "Заветники" пользуются такими травами, чтобы внушать адептам лживые видения…

Баронесса Брулен уронила ложку в тарелку.

Полночь. Граф Агайрон на всякий случай взглянул на часы. Тяжелые колбы из голубоватого стекла как раз менялись местами. Чувство времени его не подвело.

Полночь, а Анна пока что не вернулась из дворца. В приглашении речь шла об ужине. К полуночи обязан был закончиться любой ужин, даже самый долгий. Что могло случиться, почему дочь задержалась? Анна уехала раньше, чем он вернулся домой из министерства. Потом граф Агайрон долго работал в своем кабинете, ожидая, что вот-вот подъедет карета, и он позовет дочь к себе для короткого разговора о том, как прошел визит. Не то чтобы он не доверял Анне или ее постоянной спутнице герцогине Алларэ, но привычка знать обо всем, что творится вокруг него за зиму обострилась и превратилась в непреодолимую потребность. Чем меньше первый министр понимал, что происходит во дворце, тем больше хотел об этом знать. Он все еще надеялся встать на след господина Кого-то, вычислить его, разгадать губительную для всех загадку.

Могли ли на карету знатной дамы, украшенную гербами рода Агайронов, напасть какие-нибудь бандиты? Нет, исключено. Дорога от дворца до графского особняка пролегает по самым широким и освещенным улицам столицы, к тому же кучер и двое слуг вооружены. Если Анне вдруг взбрело в голову переночевать у герцогини Алларэ, то почему она не сообщила об этом?

Граф ногами нашарил домашние туфли, которые скинул, пока работал в своем кабинете, поднялся, поплотнее запахнул тамерский шелковый халат и прошел к шнуру, висевшему в углу. Секретарь явился весьма быстро.

— Пошлите к герцогу Алларэ, узнать, вернулась ли герцогиня. Если она вернулась, спросите у нее, что отец девицы Агайрон настоятельно интересуется тем, где его дочь.

Еще час ожидания, пока слуга ездил в особняк Алларэ и возвращался обратно. За это время граф успел выпить две кружки чаю. Одну — до приема лекарства, чтобы унять расшалившиеся нервы, а другую — после, чтобы избавиться от тошнотворного привкуса во рту. Снадобье с неприятным названием "тинктура наперстянки" на вкус было раз в сто противнее, чем на слух. Тем не менее, боли в левом подреберье и спине оно унимало отлично, хотя после каждого приема Агайрону хотелось спать, а лицо отекало так, что кожа на скулах раздражающим образом натягивалась и казалось, что вот-вот лопнет.

Секретарь вернулся с ответом, и граф едва не потянулся к заветному пузырьку темного стекла вновь. Герцогиня Алларэ уехала около семи в компании Анны и не вернулась до сих пор. Герцога Алларэ не было дома, он уехал с визитом, но куда — неизвестно. Графа не интересовало, куда направился красавчик Реми. После того, что он сделал за последнюю седмицу, Алларэ имел право плясать нагишом в соборах и швыряться ночными горшками в министров. Реми, которого граф Агайрон ненавидел примерно половину жизни, спас Собру, которую король и казначей предали.

На старости лет жизнь начала преподносить Флектору Агайрону, господину и повелителю графства Агайрэ, сюрприз за сюрпризом. Многократно проклинаемый Паук оказался не врагом, а союзником, выглядевший пустоцветом Реми Алларэ — самым дельным слугой порядка и законности. Первый министр много лет был уверен, что Реми только формально занимает свою должность, обе должности, а делами занимаются совсем другие люди. Уж на вторую-то точно назначен для отвода глаз. Члены королевского совета, конечно, знали, кому король доверил самое важное ведомство в государстве, но никто не сомневался, что это — чисто номинально, а делами наверняка занимается герцог Гоэллон, забравший в свои руки заботы и о внешней, и о внутренней безопасности.

Враги оказывались друзьями, бездельники — героями. Те же, кому он привык доверять и считать серьезными людьми, на глазах раскрывали свою истинную сущность, и она оказывалась весьма мерзкой.

Отсутствие сестры Реми беспокоило первого министра куда больше.

Граф стоял у окна и смотрел вниз на тихую улицу. Во всех окрестных особняках уже потушили огни, только стража у ворот жгла факелы, чтобы осветить парадные подъезды. Ни одного окна на вторых и третьих этажах не светилось. Теплая, свежая, но почему-то тревожная ночь. Ни звука, ни шороха. Не слышно даже тихих разговоров патрульных, которые раз в час проходили по Госпитальной улице. Госпиталь лет сто назад перенесли на окраину, а название осталось. Теперь здесь жили самые состоятельные обитатели Собры, которые даже и не видели солдатских госпиталей с их шумом, смрадом и тихим отчаянием…

Флектор Агайрон думал о том, что равно волнуется за обоих девушек — и собственную дочь, и ныне обласканную королевскими милостями Мио. Королевская фаворитка не нашла счастья с его величеством. Граф плохо понимал женщин, их смены настроения и странные капризы, но он помнил, каким тихим счастьем было наполнено каждое движение юной герцогини еще пару лет назад. Агайрон обрадовался, когда Мио дала отставку герцогу Гоэллону, но счастливым соперником ему стать было не суждено. В какой-то момент казалось, что Мио тоже увлечена им, ну, хотя бы выделяет среди толпы никчемных юнцов, заполонивших ее салон, и это было вполне естественно: что проку умной красивой женщине в сопляках? Потом всем надеждам пришел конец: в спор за сердце герцогини вмешался король. Сердца он не получил — нетрудно было догадаться об этом, глядя на погрустневшую и ставшую задумчивой Мио.

Граф не радовался, подмечая мелкие признаки ее несчастья. Он вдруг стал наблюдательным в том, что касалось чувств и желаний юной красавицы. Агайрон желал ей счастья — где угодно, с кем угодно, пусть даже и не с ним, но того счастья, похожего на брызги золота, которое раньше ореолом светилось вокруг нее.

Мио стала подругой его дочери. Почти что членом семьи.

Цокот подков по мостовой, тихое поскрипывание рессор. Карета! Наконец-то! Граф с облегчением вздохнул и тут же досадливо поджал губы. Чужая карета с королевскими гербами на дверцах. Из нее вышел невысокий толстый человечек в парадном мундире чиновника королевского суда. Первый министр знал его в лицо, но фамилию сейчас припомнить не мог. Толстячок принялся барабанить в ворота.

Через пять минут он уже стоял перед Агайроном.

— Король срочно вызывает вас во дворец! Будьте любезны собраться, господин граф, его величество ждет вас…

— В чем дело?

— Не имею ни малейшего понятия. Меня вызвали во дворец и отправили за вами. Я не знаю никаких деталей, но — спешка, очень большая спешка. Поторопитесь, умоляю вас!