Дом Для Демиурга. Том первый - Апраксина Татьяна. Страница 82

Со второй половиной происходили события весьма странные. В архиве оказалось куда больше записей, чем Саннио ожидал. Может быть, потому, что речь шла о старших офицерах, и большинство из них жило в Собре. Были, конечно, кое-какие лакуны, но запросы должны были все прояснить.

Во вторую половину попал и Ролан Гоэллон, Ролан Победоносный, отец герцога. С ним самим ничего, привлекающего внимание, не случилось. Вот с детьми его… Оказывается, у герцога Гоэллона были старшие брат и сестра. Умерли они в один день. В том же году умерла мать, а еще через два года — отец. Ролану Победоносному было всего пятьдесят пять. У маршала Мерреса, деда нынешнего маршала, было два брата и три сына, а выжил из всех сыновей и племянников только один, и умирали они не во младенчестве. Трое в один год. Четверо в другой. Как сговорились. А у генерала Рикарда Мерреса, о котором Саннио столько слышал во время поездки на север, был брат — и вот брат этот тоже погиб. Агайрские офицеры Оген и Шрост пережили своих детей и внуков, умерли, не оставив наследников. Дети и внуки тоже словно сговорились умирать не по одному, а одновременно. Сам генерал Оген умер совсем недавно, в начале года. Владения взял под опеку граф Агайрон. Эллонец Фабье, один из вассалов герцога Гоэллона, был убит сыном, сын был казнен. С двумя дочерьми вышла не менее жуткая история: старшую отравил собственный муж, который был любовником младшей. Отравителя приговорили к смертной казни, но он решил, что его выдала любовница, и как-то ухитрился заказать ее убийство в тюрьме… Старшие сыновья другого эллонца, служившего адъютантом генерала Шроста, подрались на дуэли из-за некой девицы. Первый погиб, второй умер на галерах.

Ум заходил за разум; чего хотел герцог Руи, отправляя Саннио копаться в старых кровавых ужасах и заурядных биографиях?!

Таинственно и загадочно; но то ли секретарь устал, то ли объелся, то ли подобные загадки действовали на него слишком удручающе. Он составил свою версию. Завтра предстояло вновь просидеть в архиве от открытия до закрытия, а потом написать десяток писем в самые разные земли. Версия подтвердится — хорошо, не подтвердится — пусть Гоэллон сам решает, что ему делать с найденными сведениями. Он, в конце концов, не просил делать выводы, просил найти записи…

Надрывно завопила виола. Саннио поднял голову, убрал ткань с заметками, бросил рядом с тарелкой монету и собрался уходить, но — не вышло. Заметив, что молодой господин уже не занят своим делом, к нему подсела одна из служанок. Юноша вздрогнул: волосы женщины были натерты розовым маслом, да так щедро, что походили на масляные сосульки, а уж запах… его Саннио терпеть не мог и в минимальных количествах, находил тошнотворным, а служанка в слишком ярком платье, отделанном слишком большим количеством лент, благоухала, как лавка парфюмера, в которой лопнул котел. Нет, как десять лавок, в которых… которые… ну, например, упали с моста. Все дружно.

— Господин не желает ли повеселиться?

— Не желает, — вздохнул Саннио. — Господин повеселится дома.

— Можно и дома, только пригласи, — улыбнулась розовомасляная тетка, и до секретаря дошло, в какое заведение он ненароком заглянул.

Да уж, вот только этого ходячего кошмара в доме герцога Гоэллона и не хватало! Саннио хихикнул, представив себе эту картину, а кошмар истолковал его смех весьма неправильно.

— Не стесняйся, красивый, пригласи Мариетту! Или у тебя матушка дома, накажет, в угол поставит, а? — Баба захихикала и прикрыла рот кулачком. Вышло до того глупо, что Саннио опять улыбнулся.

— Значит, матушка. Ну, молодой господин, так у нас комнаты есть, уютные. Закажи Мариетте вина, Мариетта тебе все покажет. Все покажет… все, что не видел! — рука легла на руку Саннио. Юноша содрогнулся и отдернул ладонь. Прикосновение потных грязных пальцев разозлило.

— Да уж, красной сыпи я еще не видел. И не хочу, — он поднялся, потянулся к плащу, но мерзкая баба завопила, будто ее попытались зарезать.

— Ах ты, гад!!! У меня сыпь? Дрянь ты поганая, ошлепок ты драный… — Поток брани впечатлял, и Саннио ринулся к выходу.

Дорогу ему преградил здоровенный — на голову выше и вдвое шире — вышибала. Внешность у него была вполне добродушная, правда, свернутый на сторону нос наводил на определенные размышления; грубости особой парень пока не проявил, но и дорогу загораживал категорически.

— Заплатить бы надо, господин, за оскорбление. Мариетта девушка честная.

— И сколько же? — поинтересовался Саннио. Платить он не собирался, но узнать расценки за подобное оскорбление — почему бы и нет. Всякий опыт полезен, как говорил герцог Гоэллон.

— Пять монет, сударь, — улыбнулся громила.

— Давай, — улыбнулся в ответ Саннио и протянул руку.

— Чего?

— Пять монет. За оскорбление.

Вышибала всерьез задумался, глядя на протянутую ладонь. Если урокам герцога можно было верить, то до серьезных неприятностей пока было далеко. Скорее уж, кривоносый просто развлекался, а не всерьез пытался отнять у посетителя деньги. Даже в самых злачных местах столицы, как знал секретарь, за такое можно было нарваться на серьезные неприятности с городской стражей, а убивать в людной таверне ради кошелька с десятком-другим сеоринов его никто не будет. Нелепо, не стоит каторги. Тем более, что до злачного места заведению было далеко. Так, веселый дом не лучшего разряда…

— А-а, — сообразил наконец громила. — Господин шутит!

— Ты шутишь — я шучу. Ты всерьез — я всерьез, — Саннио вдруг вспомнил присказку из приюта.

— У господина служат парни из приюта Святой Кариссы? — осклабился парень. — Повезло кому-то…

— Господин сам рос в приюте Святой Кариссы, — зачем-то сказал Саннио. — Но тебя я не помню.

Парню было года двадцать три, ничего удивительного в том, что Саннио его не видел, не было, но на вышибалу заявление произвело потрясающий эффект. Он открыл рот, слегка присел, расставив руки, словно пытался обнять юношу, потом хлопнул себя обеими ладонями по ушам и заорал на все заведение:

— Говорила мне сестра Алисия — учись, Грио, в люди выйдешь, а я-то, дурак, не слушал… Господин, окажите честь, выпейте со мной. Угощу, как смогу. Раз в жизни такое бывает, ей-ей!

— Я угощаю, — ответил Саннио. — И этой, честной девушке, тоже вина возьми… только пусть она за наш стол не садится.

"Интересно, — подумал секретарь. — Что бы сделал со мной герцог? На месте убил или медленно?". Оставалось надеяться на то, что Гоэллон не всевидящ, а из выпивки с земляком и едва ли не родственником ничего особенно дурного не выйдет, следов не останется и слуги не донесут.

Ничего дурного и не вышло — ни особенно, ни даже слегка. Саннио просидел за столиком с Грио до полуночи, еще раз поел, решив, что это будет ужин. На двоих выпили всего-навсего четыре бутылки вина, поболтали. Судьба Грио оказалась проста и незатейлива: из приюта его отдали в ученики к кожевеннику, он дорос до подмастерья, но мастером стать не смог: не хватило денег на взнос в цех. Пошатался три года бродячим подмастерьем, понял, что и так не заработает нужную сумму, едва не осел в Мере, но вдова, хозяйка мастерской, нашла другого — покрасивее и посговорчивее. Грио плюнул на все, вернулся в столицу и устроился вышибалой в первое же заведение, куда его взяли. Подраться он всегда был не дурак, а большинству посетителей, чтобы утихнуть, хватало одного вида кулаков бывшего подмастерья. В общем-то, сироте повезло; а выслушав рассказ Саннио о школе Тейна, парень решил, что ему повезло еще и в том, что он не больно-то учил грамоту.

— Воля ваша, а мне уж тут удобнее. Женюсь вот о следующем году, хозяин Денизу обещал в стряпухи взять. Лучше уж так, чем писать да переписывать.

— Пожалуй что, — слегка неискренне вздохнул Саннио, чтобы не обижать Грио.

Он не собирался возвращаться в это заведение, но вечер удался, а если вспомнить найденное в архиве, то Грио нужно было озолотить: юноша уже не думал о том, что раскопал, и не пытался понять непонятное, но жутковатое. Пусть разбирается герцог. Сочтет нужным — объяснит, не сочтет — и не надо. Жизнерадостная простота бывшего подмастерья и нынешнего вышибалы была заразительна.