Дом Для Демиурга. Том первый - Апраксина Татьяна. Страница 88

Маршал Меррес любил и поесть, и поспать, но, когда было нужно, мог проводить на ногах два-три дня подряд. В хорошем настроении он хлопал себя по обильному животу и объяснял, что питается про запас, а спит тоже про запас. "Война — дело такое, сегодня спишь, а потом седмицу и под куст сходить не успеваешь…", — говорил он. Теперь Рикарду предстояло не спать и не жрать, а служить под командованием маршала Мерреса, или, как его чаще звали, маршала Алессандра.

Второй совет маршал созвал почти на рассвете. Рикард и полковник Эллуа явились одновременно и молча уселись на прежние места. Постепенно начали подтягиваться и остальные, почти каждый зевал, у половины были мокрые волосы. Однако, никто не опоздал: генерал еще после ужина отправил ординарцев с предупреждением, что по зову маршала нужно являться незамедлительно, даже если ты лег полчаса назад.

Дядюшка удивленно приподнял бровь и поглядел на племянника. "Предупредил?" — читалось во взгляде. Генерал слегка пожал плечами, изображая полную невиновность.

Вдоль стола были расставлены графины с вином и высокие стаканы из темного стекла, но к ним не потянулся ни один. Все чинно рассаживались по местам и сидели с прямыми спинами. Маршал молчал, глядя на карту. Иногда он посматривал на племянника, иногда — на потолок или на уже поправленные по распоряжению Рикарда занавеси, но говорить не спешил.

— Вы ни обсосанного мосла не понимаете в том, что здесь творится, — с улыбкой сказал маршал, когда половина уже решила, что можно расслабиться и задремать. Рикард знал, что он до ночи опрашивал разведчиков, сверялся с картами и разбирался в общей картине. — Вы думаете, что это война. Нет, это бунт. Бунт против его величества, а бунт надо выжигать на корню. Вы воюете с осами, а надо воевать с осиными гнездами. Кто меня понял?

— Уничтожать замки? — спросил Агертор.

— О, да тут есть мозговитые… — дядюшка улыбнулся еще шире. — Имя, звание?

— Капитан Михай Агертор, офицер для особых поручений при особе генерала, — подскочил с места дружок Рикарда, ожидая похвалы. Вылупленные карие глаза подобострастно смотрели на командующего.

— Что же раньше молчал? — осведомился маршал. — Ложка дорога к обеду. Садись, капитан, пока голову на шее носишь.

Перепуганный капитан присел на краешек стула и сжался. Сам виноват, сначала надо присмотреться, а потом уж высовываться. Маршал не любит тех, кто слишком крепок задним умом. "Как опосля разбираться, так моя теща со всех сторон гений", — было его любимой присказкой. Тоже верно. Молчал Михай до сегодняшнего дня? Молчал. Посоветовал бы Рикарду, может, и был бы уже не капитаном, а полковником…

— Сначала мы поступим по-хорошему, — дядюшка облизнулся, как кот перед миской сметаны. — Прикажем всем сложить и сдать оружие. Потом начнем обыскивать замки и деревни. Найдем хоть сломанную спату на стенке или рогатину в сенях — будем поступать по-плохому. К Новому Году тут будет тихо, как в садах неувядающих.

Гости в доме герцога бывали довольно редко. Куда чаще сам Гоэллон вечерами исчезал, и возвращался за полночь, а то и рано утром. Раз пять Саннио получал распоряжение сопровождать господина на различные приемы, но это было пустой формальностью. Для секретарей отводили отдельные комнаты с накрытым столом; через открытую дверь было видно, чем занимаются хозяева и в любой момент можно было подбежать по приказу — но обычно никто не приказывал. Секретари ужинали, пили, играли в карты и болтали, а потом отправлялись по домам вместе с господами. Половина секретарей знала друг друга по школе, старшие или тоже учились у Тейна, или уже давно успели перезнакомиться с коллегами, так что скучать не приходилось — но и веселья особого не было.

Часть развлекалась сплетнями, жалуясь друг другу на прихоти господ, другая часть развлекалась тем, что выслушивала эти сплетни и запоминала на будущее, то ли чтоб передать хозяевам, то ли делая выводы о том, кому служить можно, а кому не стоит. Остальные просто тихо скучали. Саннио выбрал промежуточную позицию. С виду он скучал и не лез в неподобающие разговоры, а то пришлось бы не только слушать, но и рассказывать, но слух-то у него был получше, чем у остальных, а пить, играть в карты и болтать о погоде, при этом разбирая и запоминая все, что говорят в дальнем углу, он привык уже давно.

Среди пустопорожних жалоб и юношеских обид иногда попадалось кое-что интересное. Разумеется, никто из секретарей не был настолько глуп, чтоб делиться с коллегами содержимым писем или бесед, при которых они присутствовали, но мелочи, оговорки, выбранные слова… Гоэллон учил его вместе с северной троицей, и часть уроков была посвящена именно этому, а на приемах Саннио практиковался.

Его считали неразговорчивым и даже скучным, хотя он, как и все, болтал, улыбался шуткам, сам рассказывал забавные истории — но секретарь Васта не хотел выделяться, и у него это отлично получалось. Кое-кто удивлялся, что герцог Гоэллон выбрал себе в помощники такое пустое место, и это Саннио вполне устраивало. Пусть удивляются его незначительности, пусть завидуют тому, как он одет, и сколько может проиграть в кости — и сколько выиграть в новомодную тамерскую "осаду крепости". Большего и не нужно. Лишь бы не нашелся слишком проницательный, не заглянул под тщательно вырисованную Саннио личину…

Гостей же в доме Гоэллона обычно было двое — герцог Алларэ, двоюродный брат хозяина, и довольно забавный керторец лет двадцати трех, Флэль Кертор. Кертора Саннио в глубине души считал ходячим недоразумением — щеголь, вечно разряженный, накрученный и напомаженный, все пальцы в перстнях, на шее три-четыре цепи; а иногда — къельской игрушкой, разборной фигуркой, где внутри барышни прятался разбойник, а в разбойнике — судья, а в судье — вор. Уж больно умные у керторца были глаза, хоть он и прятал их под пышной завитой челкой.

Герцога Алларэ Саннио боялся почище желтой лихорадки. От той всех добрых верующих спасла святая Иоланда, а от герцога Алларэ никакой святой спасти бы не смог. Первая встреча запомнилась секретарю надолго, прочие тоже не обрадовали. К великому счастью юноши, ему не нужно было присутствовать при встречах с гостями. Вино и закуски подавали слуги.

Первую встречу Саннио с алларской напастью обеспечил Никола, лакей Гоэллона. Оказалось, что некоторых гостей герцог еще задолго до появления в доме секретаря велел сразу провожать не в гостиную на втором этаже, а прямиком к себе в кабинет, и двоюродный брат хозяина в этом списке значился давным-давно, что не удивительно.

Саннио переписывал набело очередной набор распоряжений для эллонского управляющего, герцог сидел в кресле — по обыкновению, боком, перекинув ноги через поручень, — с длинным свитком и кружкой вина… и тут совершенно обычный вечер пошел кувырком. Секретарь еще ничего не услышал, — слишком был поглощен работой, — но ему показалось, что где-то рядом ударила яркая золотая молния.

В следующее мгновение рука в дорогой надушенной перчатке бесцеремонно взяла его за подбородок, заставив поднять голову. Перо вильнуло по ткани — прощай, работа, — и Саннио захотелось в эту руку вцепиться зубами, но вместо этого он поднял глаза на гостя и замер. Если статуи могли ходить, а так же беспардонно хватать чужих секретарей за подбородки, то над столом, надо понимать, возвышалась статуя короля Аллиона в полный рост, вот только глаза у нее вместо положенного синего цвета были ярко-зелеными, как спелый виноград. Те же длинные золотые волосы, те же совершенные черты лица. Облачена была оная статуя в модного покроя зеленый, под цвет глаз, камзол из глазета, который лишь осенью стали ввозить в Собрану.

— Какая прелесть, — изрекла статуя. — Руи, в каком саду вырос этот цветок? Откуда ты, о, чудное дитя?

— Оставьте его в покое, Реми, — лениво откликнулся герцог, убирая свиток в футляр и поднимаясь с кресла. — Этот цветок не украсит ваши букеты, друг мой.

— Разве только вы запретите, Руи…