Год полнолуний - Прозоров Александр Дмитриевич. Страница 17

Довольный, как слон после купания, Саша выменял в кладовке картонки с шестьдесят третьим и сто шестнадцатым маршрутом на два комплекта досок – на сорок девятый и пятидесятый – и отправился работать с присущей автобусникам аккуратностью.

Однако в половину первого ночи, причесавшись и переодевшись, вместо последнего рейса к Финляндскому вокзалу Трофимов рванул на площадь Победы.

Безусловно, такая выходка могла выйти боком, а то и увольнением, но Трофимову очень хотелось выпендриться перед Синичкой.

По Московскому шоссе он проскочил до мясокомбината, развернулся и медленно поехал вдоль правого поребрика. Хотя март и считается первым весенним месяцем, по погоде этого не скажешь: вдоль дороги лежали черные от грязи, закопченные, окостеневшие за зиму громадные сугробы, пронзительный ветер забирался холодными щупальцами даже в хорошо прогретую за день кабину, размолоченные днем лужи к вечеру смерзлись бурыми зубчиками и громко трескались под колесами.

Синичкину компанию Трофимов увидел, когда она пересекала шоссе перед пустынной осмотровой площадкой ГАИ. Посигналил. Синичка тут же запрыгала, размахивая руками. Остальные просто повернулись к автобусу, а когда машина остановилась, чопорно, словно заслуженные пенсионеры, вошли в переднюю дверь. Дед, пригладив неправдоподобно черные волосы, уселся сразу перед дверью, поставив посох между ног, а парень с девчонкой устроились в середине салона. Синичка опасливо покосилась на старика и юркнула в кабину.

– Поехали? – спросил Саша, усадив девушку на воздушный фильтр, по размерам вполне заменяющий табуретку. Синичка кивнула. – На Васильевский остров?

– Да, он так называется. Мы доедем?

– А как же! – Трофимов выжал сцепление и включил передачу.

– Постой, – она оглянулась в салон, встала, обняла Сашу и крепко поцеловала, – теперь можно.

В салонное зеркало Саша увидел, как парень погрозил Синичке пальцем, а потом обнял свою девушку.

– Он что, ревнует? – спросил я.

– Яр, что ли? Да ему кроме Млады никто не нужен!

– Яр – это имя?

– Нет, но Ярополком его звать не надо. Если имя вслух произнести, то сглаз разбудить можно.

– А Младу как называть, если не по имени?

– Млада – это не имя, просто мы ее так кличем. И дедушку звать не Велемиром, и меня не Синичкой. Кстати, а ты Саша или нет?

– Саша. – Трофимов притормозил, пропуская несущийся с Новоизмайловского проспекта на красный свет «Мерседес», свернул на Краснопутиловскую улицу, и успел обдумать за это время одну мысль: – Хотя, может, и нет. По паспорту я Александр. А ты что, серьезно в сглаз веришь?

– Нет, не верю, – звонко засмеялась она, – а ты хочешь знать мое имя?

– Да ладно, – отмахнулся Трофимов, – тайна так тайна. Главное, сама не исчезни.

– Сашок, – улыбнувшись, тихо позвала она. – Я тебя очень люблю…

– Я тебя тоже люблю, – не очень естественно ответил Трофимов. За рулем трудно разговаривать на подобные темы.

Проехав по проспекту Говорова до Балтийского вокзала, автобус вышел на сорок девятый маршрут, и теперь, до Девятой линии Васильевского острова, бояться было нечего, даже если какой-нибудь стукач заметит идущую не по графику машину.

– Какое место на Васильевском? – повернулся Саша к Синичке.

– Рядом с морем… с заливом.

– Отлично, сделаем.

Доехав до Малого проспекта, он остановился, поменял маршрутный номер с сорок девятого на пятидесятый, мысленно перекрестился и повернул налево. Синичка, которая всю дорогу не отрывала от Трофимова глаз, заволновалась, а когда «Пешка» поравнялась со Смоленским кладбищем, встала:

– Вон туда! – Она показала дальше вдоль по проспекту. – И направо.

Трофимов повернул за кладбищем, проехал почти до самого отделения милиции, двухэтажный домик которого гордо торчал посреди пустыря, и остановился:

– Здесь?

– Да. – Она открыла дверь кабины. – Ты пойдешь с нами?

– Нет, не могу. Заправиться надо, да и бросать машину не стоит, еще заинтересуется кто. Я скоро вернусь. Если вас не будет, то остановлюсь чуть дальше, около улицы Нахимова, – Саша показал на ближайший перекресток.

– Ну ты буйвол! – вломился в кабину Ярополк и довольно больно, хоть и по-дружески, треснул Трофимова кулаком по плечу. – Такую громаду сдвинуть! Как перышко! А по виду не скажешь. Как только смог?

– Что смог?!

– Она неслась, как волк за зайцем! А ты одной рукой – туда, сюда! И послушна, как овечка! Дед, аки коня за узу вел!

– Пойдем, – спокойно скомандовал старик, первым покинул салон и пошел в сторону отделения.

Синичка быстро чмокнула Сашу в губы и устремилась следом за ним. Немного проводив всех их взглядом, Трофимов включил вторую передачу, тихонько тронулся с места, за несколько секунд догнал их, пару метров проехал рядом, потом увеличил скорость и рванул к кольцу «пятидесятого», на заправку.

На Наличной улице, из уличного телефона-автомата, он позвонил в парк, соврал, что стоит у моста Лейтенанта Шмидта с пробитой подушкой, и попросил возврат по технеисправности. Сонный женский голос сказал: «Еж-жай», и Трофимов спокойно отправился дальше. Теперь его опоздание с линии никого беспокоить не должно – поломка зафиксирована официально.

В очереди на заправке маялось всего трое – два «КАМАЗа» и «Вольво»-дальнобойщик. Правда, последний ухитрился залить в неведомые емкости аж полторы тонны топлива, и в итоге полчаса Саша все-таки потерял.

Когда «Пешка» остановилась на углу Беринга и Нахимова, там еще никого не было. Трофимов успел подмести салон, навести порядок в «бардачке» и отчистить щетки от намерзшего снега, заполнить путевой лист. Новые знакомые появились, когда он уже начал беспокоиться. Шли они на этот раз устало, с трудом переставляя ноги по жесткому насту. Яр поддерживал Младу, обняв ее за талию, Велемир и Синичка держались за руки.

– Где вы так умаялись?

Саше никто не ответил. Дед и молодая парочка расселись по местам, Синичка забралась в кабину. Трофимов пожал плечами, сел за руль, покосился на девушку. Синичка угрюмо смотрела в пол.

– Да что случилось-то?

– Понимаешь, – она не отрывала взгляд от пола, – там могилы, – девушка показала в сторону реки Смоленки.

– Знаю. – Он тронул машину с места, осторожно объехал открытый люк и стал набирать скорость. – Там кладбище.

– Ты не понял, – Синичка подняла голову, губы ее дрожали, – они не на кладбище, они под домами. Это плохо. Это тяжело…

– Не может быть…

Синичка не ответила, она закрыла лицо ладонями и заплакала.

Саше очень хотелось прижать ее к себе, приласкать, поцеловать, просто погладить по голове, как маленького ребенка, успокоить. Синичкины слезы жгли душу, но бросить руль он не мог и пытался успокоить словами, убедить, что она ошиблась, что могил под домами быть не может, а если и были, то перед строительством их наверняка перенесли. И плакать совсем не нужно. Плакать бесполезно. И что он ее очень любит.

Постепенно Синичка успокоилась. Она не улыбалась, не разговаривала, но хотя бы не лила слезы. Саша тоже замолчал, не желая лезть ей в душу. Так, не проронив ни слова, они и доехали до стадиона мясокомбината.

– Спасибо, Саша, – наконец заговорила девушка.

– Уходишь? – Он остановил Пешку. – Уже?

– Ты меня любишь, – опять не столько вопросительно, сколько утвердительно произнесла она.

– Да, – сказал он.

– И я, – наконец-то улыбнулась Синичка. Саша взял ее за руку, потянул к себе. От поцелуя она уклонилась, но напомнила: – В полнолуние. Здесь.

И выбежала на улицу.

Яр и Млада уже исчезли. Последним выходил старик.

Опираясь на посох, он медленно спустился по ступенькам, одобрительно похлопал по двери автобуса:

– Вы делаете хорошие вещи. – Посох с хрустом вошел в наст, Велемир оперся на него и жестко закончил: – Но дома на костях строите зря. Они прочнее, но в них не бывает счастья.

Он спустился на дорогу и пошел к деревьям.