Страстные сказки средневековья Книга 1. (СИ) - Гаан Лилия Николаевна. Страница 24

Имперский вольный город, уютный и сравнительно небольшой, стал общеевропейским центром торговли из-за своего уникального положения, да ещё из-за того, что его часто выбрали своей резиденцией императоры Священной Римской империи. Обитал здесь и нынешний император Фридрих II.

Именно на эти дни был назначен имперский сейм, на который съехались наиболее влиятельные князья, и, конечно же, все курфюрсты империи.

В Страсбурге де ла Верда повел себя несколько иначе, чем в других герцогствах, через которые проезжал с юной супругой. Он не заигрывал с дамами, не развлекал герцогов, а выступил с довольно резкой речью перед императором и рейхстагом при полной поддержке вооруженного папскими грамотами епископа с многочисленным клиром.

В светлом и довольно большом зале городской ратуши в тот день разместились все важные лица империи. На небольшом возвышении на троне восседал император, увенчанный в знак высшей власти золотой тиарой, чуть ниже полукругом расположились курфюрсты, а властительные князья заняли места во втором круге за их спинами. Всем присутствующим не хотелось ударить в грязь лицом, поэтому глаза слепило от обилия шелков, бархатов, золота и драгоценных камней в солидного веса нагрудных цепях. Не терялись среди этой вызывающей демонстрации богатства и роскошные, отороченные мехом, не смотря на жару, фиолетовые сутаны епископов.

На фоне этого сверкающего великолепия строгий и глухой, (не смотря на духоту, воротник топорщился у самого подбородка), черный костюм испанца выделялся мрачным и угрожающе неуместным пятном. Но де ла Верда отлично сознавал, что оживляемый всего лишь золотой цепью с родовым знаком (яростно сплетенные в битве химера и бык), черный бархат делал лицо его владельца ещё более значительным и суровым. А как же, ведь речь шла о делах очень серьезных - о расширении полномочий инквизиции на территории империи!

Стефка среди других высокопоставленных дам тихо сидела за спинами мужчин с неизменным вышиванием, и недоуменно прислушивалась к раздающимся в приемном зале речам. Вообще-то, женщинам здесь было не место, но император из каких-то своих соображений, почему-то пожелал придать собранию менее официальный характер. Забегая вперед нужно сказать, что это у него, мягко говоря, не получилось. Уж слишком серьезна и угрожающа была речь папского посланца в лице испанского гранда.

Император и князья с каменными лицами слушали его вдохновленную речь, но такого опытного оратора, как дон Мигель, мало смущала эта холодность. Он знал, чего хочет:

- Наше посольство выехало из Рима в дальнюю дорогу по благословению его святейшества, и прежде чем приехать сюда, посетило немало городов и селений Священной римской империи. Мы с его преосвященством разговаривали и с властительными государями, и с простыми священниками, и просто с добрыми прихожанами, и пришли к неутешительному выводу - Германия опасно больна! Больна болезнью хуже, чем проказа, потому что та уничтожает всего лишь тело, а еретики продают нечистому свою бессмертную душу. Я уже написал папе письмо о том, что сатанизм, ведовство, поклонение дьяволу приняло в ваших землях такой неслыханный размах, что нуждается в более жестких мерах, чем применялись до сих пор. Со скорбью и гневом я вынужден констатировать, что население в ваших краях больше поклоняется дьяволу, чем Богу! До меня дошли возмутительные слухи о связи с нечистым даже многих знатных людей, которые по своему положению должны бы наоборот встать на защиту святой-матери церкви, а не заигрывать с ним! Но страшная николаистская ересь распространяется даже быстрее, чем мор. Вы что же хотите, чтобы разгневанный Господь обрушил на империю свою кару? Вам мало чумы, голода, войн? Вы хотите участи Содома и Гоморры?

Сидящие перед папским послом люди досадливо поежились, явно не зная, как отреагировать на столь гневную филиппику. По рядам прошуршал слабый ропот, и пурпурные отделанные горностаем шапочки курфюрстов закачались как цветы под дуновеньем ветра, склоняясь то в сторону одного соседа, то другого. Люди были явно растеряны и не знали, как отреагировать на такие возмутительные нападки. В конце концов, за всех высказался недовольный происходящим император.

- Не преувеличиваете ли вы опасность, граф? - осторожно осведомился он.

Возможно, Фридрих просто плохо подумал, прежде чем спросил? Этот пожилой, поднаторевший в интригах человек с хищным профилем и изрезанным преждевременными морщинами лбом явно недооценивал своего гостя.

- Преувеличиваю?- холодно вздернул бровь дон Мигель,- да разве её можно преувеличить, когда вчера непосредственно под вашим городом ведьмы проводили свой шабаш!

По залу прокатился шум изумленных голосов, в которых отчетливо слышалось недоверие.

- Отцы-доминиканцы с городской стражей сумели захватить их около десятка, - жестко пресек эти зачатки бунта каталонец,- на дознании они выдадут остальных. Богохульницы голыми плясали вокруг костра, и, опьяненные дьявольским зельем, призывали к себе сатану! И кто это? Женщины из почтенных семейств города! Как это могло случиться, куда смотрел капитул, священнослужители, их сограждане? Я уж не спрашиваю о том, почему мужья не заинтересовались, где это их жены находятся ночью?! Наверное, они тоже находились в сговоре с дьяволом! И что теперь делать с этими несчастными, загубившими свою душу? Излечение невозможно, покаяния не дождаться, остаются только самые крайние меры! Но откуда мы знаем, как глубоко проникла эта разъедающая души смертоносная зараза? Нужны особые методы дознания!

Надо сказать, что его речь теперь по настоящему всколыхнула зал, но не так, как бы хотелось непримиримому борцу за чистоту веры.

- Инквизиция, если ей дать волю, обезлюдит наши земли,- выступил один из князей, недружелюбно глянув на де Ла Верду,- вы, испанцы, привыкли к жестокости по отношению к неверным, но здесь-то речь идет о католиках!

- Да-да,- охотно подержал его сосед, - часто инквизиция не знает меры, и хватает и правых, и виноватых!

В поддержку выступавших неожиданно загудели и курфюрсты. И только лишь молчали как каменные изваяния имперские епископы - в них боролась цеховая солидарность с чисто прагматическим подходом к ведению хозяйства.

- Это только от излишка усердия,- между тем, живо возразил дон Мигель,- пусть лучше на небо попадут десять добрых католиков, ведь на том свете их ждет счастливая вечная жизнь, чем удастся избежать кары хотя бы одной ведьме. Что же касается нашей жестокости, то действительно в Испании все хорошо видно - вот мавр, еврей, а вот добрый христианин! Враг ясен, крести или уничтожай его! Здесь же все гораздо сложнее и хуже, ведь сатана все делает исподтишка, потому что он отец лжи и хитер. Днем женщина добрая мать семейства, уважаемая всеми, а ночью она седлает метлу и отправляется к дьяволу, призывая на ваши земли болезни и мор! А на неё смотрит её дочь, внучка и все превращается в бесконечную вакханалию страшного греха. Понятно, что вам трудно в этом разобраться, у каждого властительного князя много государственных дел, так предоставьте же решать эти проблемы тем, кто может отличить ведьму от почтенной женщины, колдуна от добропорядочного католика! Не ставьте палки в колеса инквизиции, проявляя неуместную жалость к этим опасным преступникам! Поймите, защищая их, вы тем самым сами становитесь прислужниками дьявола!

Раскрывшая рот от изумления Стефания с нескрываемым восхищением смотрела на своего мужа. Она мало что понимала из его вдохновленных речей - какие-то ведьмы, метлы, пляски голышом на каком-то лугу (и как им только не холодно!), и это почему-то приносит болезни и мор! Бабка Анелька, наверное, была бы в восторге от этого собрания! Но зато графиня хорошо разглядела, как необычайно красив дон Мигель в своей увлеченности данной темой. Глаза светились темным огнем, лицо поражало вдохновением и сосредоточенностью, речь звучала страстно и убедительно.

Неотразим!- восторженно шушукались дамы вокруг.

И действительно, многие выступали на этом почтенном собрании, но испанцу не было равных. Граф играючи разбивал доводы своих противников, и иногда казалось, что он заворожил зал, заставив подчиниться доводам безупречно железной логики. Много и замысловато выступал так же епископ, бесконечно цитируя труды отцов церкви по данному вопросу, в особо трудных местах переходя на латынь, словно рассчитывая задавить этим тяжелым щитом всех сомневающихся.