Город семи туманов (СИ) - Сарева Рада Александровна. Страница 8

Иллюзия «правильной» памяти дрогнула и зашевелилась. Механическая «роза» затикала громче, словно светясь изнутри, отсчитывая мгновения, секунды, часы, годы, века. Зеркала превратились в бегущую ленту диафильма, показывающего зрителям чью-то жизнь. Правое зеркало – будущее – стало кадром, еще ожидающим показа. Темное, но с уже видимыми контурами. Миг – и оно соскальзывает в центральное зеркало, обретая краски и четкость, становясь настоящим. И постепенно соскальзывает влево, уходя в такое же присыпанное пылью прошлое. Самое интересное – картинки, уходящие из зеркала-прошлого, не растворялись и не исчезали. Они светящимися разноцветными картинками по не замеченной мной ранее трубке попадали внутрь шкафчика, скапливаясь там, как в коробке.

- Но вы, люди, умудряетесь все извратить! – эти слова старик будто бы выплюнул, доселе равнодушное лицо перекосило гримасой отвращения. Целое трюмо рассыпалось серой пылью.

Разумные вещи говорит, хотя…Мы, люди…А сам он кто? Кто вообще те странные существа, встретившиеся мне на пути?

- Погоди, - недовольно буркнул он, успокаиваясь. – Сейчас все объясню. Так вот, память дана для того, чтобы искать в ней ответы на вопросы настоящего и будущего. Тогда она работает исправно, показывая человеку его путь. Но в некоторых случаях…

Осталось только одно трюмо, разбитое, изломанное… Кто его так, интересно? И если это отражение нашей памяти, то какие события привели к столь пагубному состоянию?

- В некоторых случаях происходит так, когда человек вместо решения проблем и неурядиц в настоящем живет прошлым. Механизм памяти крепкий, но и его можно сломать постоянным прокручиванием стрелок назад вместо правильного хода. Прошлое не лежит упорядоченной коллекцией в закромах вашего разума, оно постоянно шевелится, дергается, перепутывается. Вы имеете обыкновение долго перебирать воспоминания не в поисках ответа, а просто так. Моменты, когда вы были счастливы, когда мир казался чудесным. Или, наоборот, что-то стараетесь вырвать из хода времени и затолкать подальше, чтобы не помнить. Когда вас обидели, когда вас покинули, когда вы были не правы или чего-то лишились. Вы такие смешные, люди… Никак не смиритесь с тем, что время не повернуть вспять, спорите с ним, не даете улечься, как положено. Сами уничтожаете свой шанс на светлую судьбу, подавая это как научно обоснованные способы лечения и так далее!

Я молчала, осознавая сказанное. Добавить было нечего. Ведь если вспомнить собственную жизнь, то…Он прав. Все так и было. Наверное, я не очень сильный волей и духом человек, как кажется моим конкурентам и партнерам. Я люблю копаться в прошлом, перебирать его, как открытки в коробке. Успокаиваю себя этим нехитрым делом, отрываюсь от тяжелых мыслей или, наоборот, ищу в воспоминаниях корень бед, настигших в настоящем. Корю себя за сорвавшиеся злые слова, за несказанное, за несделанное. Храню обиды годами вместо того, чтобы простить и отпустить, идти дальше, а не зацикливаться на прожитом. Конечно, иногда я нахожу в своем прошлом нужные мне подсказки, но, боги, как же редко я это делаю! Все чаще – просто бездумное любование или же попытки не вспоминать…

- Когда память искалечена, начинает страдать весь организм. Каждое чувство, испытанное многократно и не вовремя, накладывает отпечаток на работу определенных органов. В какой-то момент наступает предел – и человек получает букет болячек, возникших будто на пустом месте и одновременно. Как у тебя. – еще один проникновенно-строгий взгляд на мою персону, проглотившую язык от падающих откровений. - Лечить тело в данном случае – пустая затея. Лечить душу и память руками ваших специалистов – еще хуже. Поэтому я отправил твоего мужа в Киву-ченг. Единственное место на Земле, где еще остался выход к Смотрителям туманов.

- Что такое эти туманы? – просипела я, с трудом шевеля губами. Как будто на лицо нанесли постепенно застывающую маску. - Получается, я не сплю? Это не бред?

- Не бред и даже не агония. Это другая сторона реальности. – Старик озабоченно поскреб мою щеку когтистым пальцем и покачал головой. – Времени почти нет. Жаль, придется поспешить. Слушай, повторять не буду. Туманы – это семь сущностей, рожденных за века человеческого существования. Они питаются как раз-таки вашими эмоциями, которые возникают при повторном прокручивании в памяти определенных событий. Взамен оставляют истощенному разуму крючок для повтора. Случись что – и ты снова рухнешь в воспоминания, одаривая тварюшек пищей. Наверняка ты поняла, с чем столкнулась. Узнала же?

Я кивнула. Горе, сожаление, зависть, вина и нездоровая страсть, радость, переходящая в зависимость, и болезненная привязанность, о которой говорил мальчишка. Еще бы не узнать эти чувства и эмоции после столь красочной демонстрации. Думаю, каждый человек за свою жизнь не раз возвращался к моментам, вызывающим их.

- Смотрители контролируют туманы, чтобы те не вырывались за рамки, иначе проблемы, сходные с твоими, накрыли бы земной шар давным-давно. И помогают излечиться таким, как ты. Правда, с последним смотрителем вышла неувязочка. Не проследил, сорванец, вот и лишилась ты всех радостных моментов вместо того, чтобы пригасить их значимость. Радость – она самая жадная, ей всегда мало. Ну, это ты тоже на себе проверила…

И снова киваю. Действительно, проверила.

- Как тогда вернуть все на место? Я все же хотела бы еще пожить.

- Отличный настрой, - удовлетворенно хмыкнул дедуля и…достал откуда-то из-под полы своего одеяния корзинку с тремя отделениями. – У тебя час на то, чтобы разобрать все воспоминания. А там уже ребятки постараются. Даю подсказку – самые темные – прошлое, те, что как будто в молоко окунули, так, что ничего не рассмотреть – будущее. Дерзай.

- Допустим, я все соберу. А что дальше? – Во-первых, я все еще не могла поверить, что останусь жива. Во-вторых, меня беспокоил сам процесс возвращения в родную реальность. На площадь с семью мостами меня привел горожанин. Как попасть обратно?

- Об этом не переживай, Змей тебя проводит, - добродушно подмигнул мне старик-целитель (да, я наконец-то его узнала, того врачевателя-эзотерика, кто отправил нас сюда), снова подслушав мои мысли. – Парень места не находит, боится, что вместо помощи со свету тебя сжил. Что насчет памяти – ты должна сама разложить все по местам, так, как заведено Жизнью. После этого мои помощнички заново склеят зеркала. Ну а механизм ты починишь сама, если начнешь, наконец, пользоваться памятью как должно. Он восстановится со временем. Прощай, Эмма. Надеюсь больше тебя здесь никогда не увидеть.

И он исчез, растаяв клубами белоснежного тумана. А я…Да, я осталась и, немного истерично хихикая, принялась подобно Золушке из сказки сортировать осколки своей собственной жизни…»

***

На рассвете восьмого дня Петер Вергислих подпирал спиной ворота Киву-ченга в нервном, почти истеричном ожидании. Неделя, проведенная в захолустной китайской гостинице, пропиталась насквозь отчаянной надеждой на чудо и тщательно изгоняемым страхом больше никогда не увидеть Эмму живой. Мужчина осунулся, похудел, отпустил бороду, чего не делал ни разу за время их супружества, и даже, вопреки обыкновению, не застегнул до конца пуговички легкой рубашки. Все это указывало на высочайшую степень волнения, обуревавшего душу господина Вергислиха. Открытия ворот Петер ждал как неминуемого конца своим терзаниям.

Каково же было его удивление, когда через пару часов вместе с давешним стражем из города вышла, заливисто хохоча, Эмма. Сама. Абсолютно здоровая, румяная, с блестящими глазами и даже слегка округлившимися щечками.

Уже в самолете, после долгих и невообразимо-нежных объятий, когда мужчина наконец-то поверил, что жена здорова, а жуткие приступы больше не вернутся, он осмелился спросить, как ее лечили, в чем прокололись светила европейской и американской медицины. В ответ Эмма пожала плечами и светло улыбнулась, сказав, что ее просто научили жить настоящим, чувствуя каждый миг. Большего от нее добиться не удалось ни мужу, ни консилиуму докторов, собранному по причине чудесного выздоровления безнадежной, казалось бы, пациентки. Единственное, что сделала Эмма во время той встречи – пригласила вашего покорного слугу стать личным доктором ее семьи. Как она позже объяснила, мои рекомендации за все время болезни были самыми действенными.