Увертюра ветра (СИ) - Элер Алиса. Страница 46

   - Все... в порядке?

   Камелия с такой отрешенной сосредоточенностью помешивала бурлящую кашу, что заметила мое возвращение, только тогда, когда я ее окликнул - и приветливо улыбнулась, не отрываясь от своего занятия. Ни сварить, ни поджариться наш ужин еще не успел, и ни в каких вмешательствах не нуждался, но девушка, боясь оплошать, упрямо его помешивала.

   Размеренность и неторопливость, царившее в этом маленьком уголке спокойствия, далеким от бурь и гроз, передались мне. Я уже готов был поверить в то, что обманулся, когда дикий, исполненный боли и ненависти крик разбил стеклянную тишину.

   Ложка выскользнула из тоненьких пальчиков Камелии и с чавканье втянулась в варево. Хворост, собранный в охапку, все-таки выпал из в миг ослабевших рук.

   Крик оборвался высокой, пронзительной нотой, отголосками пропел, прокричал в кронах. Глухой удар, всплеск - и тишина, до того плотная, что я почти чувствовал ее прикосновения.

   Я нервно облизнул пересохшие губы, не решаясь даже шевельнуться. Недвижимость леса обняла нас. Казалось, любое, даже самое осторожное движение может потревожить ее, всколыхнуть - и обрушить.

   Нэльвё появился беззвучно, неуловимо, за какую-то долю секунды. Я пропустил этот миг - и невольно отшатнулся, увидев его.

   Вытянутая из ножен сталь задрожала низкой нотой. В пронзительном взгляде Отрекшегося, в движениях - отточено-собранных, в спине, натянутой звонкой струной, - читалось напряжение и злость.

   Не ярость, не ненависть, а злость. Холодная и острая, как клинок, на рукояти которого лежала его рука.

   Время замедлилось, словно увязнув вместе с нами в этой тягучей тишине. Нэльвё, не моргая, смотрел в ту сторону, куда еще недавно ушел, нахально спихнув на нас все походные заботы. Неведомого гостя - с которым он, видимо, столкнулся у речной запруды - он ждал именно оттуда. Ждал - и не угадал.

   Я был готов увидеть кого угодно: лесного зверя, обезумевшую химеру, - но не ее.

   Из зарослей малинника, совсем в другой стороне, не тревожа ни веточки, шагнула девушка. Тоненькая, болезненно-бледная, нечеловечески прекрасная, с пепельно-русым шелком волос и глазами глубже северных озер.

   ...глазами fae.

   Я хотел окликнуть ее, но не решался: что-то в ней казалось неправильным, чуждым. А через мгновение слова и вовсе застряли у меня в горле, когда она, увидев Нэльвё с оголенной сталью, только зашипела рассерженной кошкой - и, оскалив маленькие и острые, как у ласки, зубки, бросилась на него. Thas-Elv'inor, ничуть не удивленный и - больше я в этом не сомневался - ждавший именно ее, рубанул мечом перед собой, заставив безумную отшатнуться.

   Безумную... да, безумную. Безумие я видел в ее глазах, в лишенных плавности, резких и нервозных движениях, безумие слышал в щекочущем нос, удушающе-сладком запахе, разлившемся в душно-весеннем воздухе. Она могла призвать лес, заставив его восстать против нас; могла раствориться в полуденном ветре, стать безмолвной тенью, одним из тонконогих ясеневых стволов, затаившись - но вместо этого она в глухой ярости бросалась на Отрекшегося, раздирая его одежду, кожу на руках, лице, тонкими и острыми ноготками.

   Нэльвё почти не парировал ударов - только уходил от них, не желая причинить ей боль. Это давалось ему все сложнее с каждым новым шагом, с каждым уклоном и поворотом: удары fae становились все злее, остервенелее, осмысленнее, а он так и не мог решиться нанести свой последний, решающий, перерубив тонкое тельце fae одним серебряно-лунным росчерком.

   Четыре кровавые полосы от длинных, когда-то прекрасных, тоненьких и розоватых ноготков, располосовали руку, которой он заслонился, не успев отшатнуться. Я до боли стиснул кулаки, понимая, что ничего, совершенно ничего не могу сделать.

   Боль отрезвила Нэльвё: я увидел это по вмиг ожесточившемуся, прояснившемуся взгляду. Он коротко рубанул, не тратя времени сил на замах. Клинок вспорол воздух в каких-то двух пальцах от ее головы. Fae отшатнулась - и, закричав тем же изломанным горем и болью голосом, резко обернулась.

   Мы встретились взглядом. Что-то осмысленное мелькнуло в ее бездонно-синих глазах. Она признала меня, безошибочно, разглядев даже сквозь дымку безумия. Признала - и тут же перевела взгляд, потеряв интерес.

   И увидела ее, Камелию. Идеальную жертву Охоты.

   Идеальную, гори все черным пламенем!

   Мы поняли это слишком поздно - я и Нэльвё. Не перехватить, не остановить, как не сбить сорвавшуюся в полете стрелу. Нэльвё изогнулся в длинном, поразительно длинном выпаде - и все равно не достал.

   Я видел все, как в дурном сне: неестественно медленно. Камелию, побледневшую и какую-то обмертвевшую, завороженную, не способную и шагу сделать от неумолимо приближающейся смерти. Fae, бросившуюся к ней с улыбкой-оскалом. Нэльвё, рванувшего вслед за ней, не успевающего, так же как и я...

   И, с какой-то бессмысленной, абсурдной уверенностью, которая может быть только во сне, сделал то единственное, что еще успевал, ни секунды не сомневаясь.

   - Стоять! - рявкнул я, каким-то чудом опередив само время.

   Fae замерла, как бежала: на середине шага, едва удерживая сейчас равновесия. Мучительно изогнутые, скрюченные пальцы с отточено-острыми когтями замерли в непозволительной близости от шеи Камелии, которая до сих пор, кажется, боялась вздохнуть.

   - Стоять, - медленно повторил я враз севшим голосом, не сводя с нее взгляда. В воцарившейся в лесу тишине едва можно было различить мой голос.

   Fae изогнула голову под неестественным углом, точно птица. И встретившись с ее бездонным взглядом, я вдруг оскользнулся - и провалился в омут ее чувств, захлебнувшись ими.

   Смерть, безумие, страх, отчаянье - и боль, всюду боль. Корежащая, ломающая, выворачивающая, выкручивающая... Каждый вздох изорванными легкими - боль. Каждый шаг - боль. Жить - значит чувствовать боль. Невыносимую, сводящую с ума. Боль - до слез, до смеха, до сомкнутого спазмами дыхания... боль, боль, боль! Боль - и больше ничего.

   Она всхлипнула, задохнувшись отравленным солнцем воздухом - и полупрозрачная, как цветочный нектар, кровь веером взметнулась от раскроившего тело меча.

   Боль, сводившую с ума каждый миг, каждый вдох, вытеснила другая - короткая, единовременная, разовая. Несущая освобождением и счастье.

   Не в силах отвести взгляд от тускнеющих, выцветающих глаз, я захлебывался цветочной кровью вместе с ней. И не разобрать в сплетении нервов, кто умирает там - я, fae илиОна.

   Голова вдруг взорвалась звоном и темнотой. Меня, едва стоящего на ногах, отбросило куда-то в сторону. Левую скулу обожгло огнем. Я упал, неловко подвернув руку и навалившись на нее. Боль - та, другая, чужая - ушла, и только теперь я запоздало сообразил, что кто-то с размаху врезал мне кулаком.

   Новая вспышка боли затмила все мысли. Еще удар, уже ногой, в бедро - но, кажется, не такой сильный, как мог бы. И ругань, вперемешку на аэльвском и северском, которую почти невозможно разобрать сквозь злое шипение.

   Я резко вскинул голову - и Нэльвё, ожегшись о мой взгляд, осекся на полуслове. И не занес ногу для нового удара.

   - Умрешь, - чужой, пугающе спокойный, ничего не выражающий голос я услышал как будто со стороны, и не сразу понял, что говорю сам.

   Нэльвё хотел было взорваться очередной вспышкой ярости, но почему-то передумал, и, зло сплюнув, отошел, не переставая извергать ругань и проклятия.

   Я кое-как поднялся и выпрямился, нетвердо стоя на ногах. Тело почти не слушалось. Чувствовал я себя отвратительно: как новорожденный котенок, брошенный в чужой и жестокий мир - слепой, беззащитный и потерянный.

   - Лжец, лгун, лицемерная тварь! Нет, вы только посмотрите! "Я - жертва обстоятельств! Я - слабый, никчемный волшебник! Мне никак не обойтись без вашей помощи"! "Нет, я не знаю, кто эти люди и что им от меня нужно"! "Подставляйте за меня спины, идите со мной в пекло, рискуйте ради меня жизнью - а я буду смотреть и смеяться над вашей наивностью, не вмешиваясь"!