Весенние грозы - Исьемини Виктор. Страница 12

Едва переодевшись в чистое платье, вновь прибывшие тильские господа шли к юному сеньору и первым делом сердито жаловались. Они не успели отдохнуть и залечить раны после осеннего похода в "мокрое королевство", их поместья разорены, дела приходят в упадок без присмотра... Они, вассалы, обязаны служить в дальнем походе сорок дней в году, таков обычай! Нынче же их призвали ранней весной - явно не для того, чтобы распустить по домам еще до прихода лета, да и год ведь не миновал после предыдущей кампании! В раздражении господа попрекали герцога - он, дескать, совсем не забоится о правах верных вассалов...

Тегвин выслушивал упреки, краснел, тискал рукоять кинжала... в ответ жаловался на произвол императора - что он, герцог, может поделать? Он сам здесь, в Валлахале, словно пленник. Алекиану, разумеется, доносили о крамольных разговорах - император удовлетворенно кивал и не выказывал ни гнева, ни раздражения. Он прекрасно понимал, что Тегвин стал ему вечным врагом, но это императора не беспокоило. Он не нуждался в друзьях, и ему было абсолютно неважно, служат ему из страха или из искренней преданности. Лишь бы служили.

В конце концов, подзуживаемый вассалами, герцог потребовал аудиенции у его императорского величества, чтобы принести жалобы. Алекиан соизволил предоставить юноше "малый прием", то есть просто принял его, сидя за столом и разбирая бумаги. Рядом стояли секретари - большей частью клирики. Поочередно подавали бумаги императору, Алекиан просматривал и прикладывал печать, иногда (если требовалось) ставил подпись. Коклос с важным видом расхаживал позади и делал вид, что погружен в раздумья. Во всяком случае, время от времени карлик тяжело вздыхал, закатывал глаза и картинно прикладывал ладонь к наморщенному лбу.

- Итак, мы слушаем, сэр Тегвин, - буркнул император. - Как видите, мы решили дать вам аудиенцию незамедлительно, едва вы попросили о встрече. Надеюсь, дела разрешатся быстро. Что у вас?

Немаловажный нюанс - Тегвину не предложили сесть. С одной стороны, император намекнул на спешку, с другой стороны - ничто не мешало побеседовать точно так же быстро, но если бы герцог сидел, а не стоял.

- Ваше императорское величество, - ломающимся голосом заговорил тилец. - Мои вассалы недовольны. Они жалуются мне, что их призвали в поход с нарушением всех оговоренных обычаем сроков! И они правы! К тому же, никто не верит, что по истечении сорока дней им будет позволено возвратиться...

- Империя переживает тяжелые времена, - Алекиан отложил очередной документ и поднял голову. - Ради всеобщего блага нам всем приходится идти на жертвы. Объясните это своим вассалам, если они настолько недогадливы.

- Если они настолько недогадливы, что не испытывают радости от имперского кнута, - вставил Полгнома, - то мы с братцем обучим их радоваться топору имперского палача! Объясните им, дружок, что кнут все же предпочтительней!

Алекиан снова уткнулся в документы. Минуту царила тишина, затем император, не поднимая головы, произнес:

- Коклос, мы не желали бы, чтобы наши слова были истолкованы настолько точно.

- Но ведь я истолковал точно, да? - шут привстал на цыпочки, скорчил смешную гримасу и подмигнул Тегвину.

- Да, - тем же ровным бесцветным голосом подтвердил император, - Сэр Тегвин, это все? Если так, мы не станем вас долее задерживать. Объясните вассалам, что империю следует защищать, не считаясь со старыми обычаями. Но было бы хорошо, если вы подыщите другие формулировки, не такие откровенные, какие к лицу разве что моему дурню Коклосу. Вы ведь не дурак, верно? Умные люди всегда найдут более подходящие слова.

Герцогу достало мужества еще раз спросить: "Другого ответа не будет, ваше императорское величество?" Когда дверь за ним закрылась, и гвардейцы в коридоре с лязгом опустили на пол алебарды после салюта, Коклос заметил:

- Очень смелый мальчик. Ни дать, ни взять - ты в его годах.

Алекиан не ответил, углубился в очередной документ.

- Я говорю, - не отставал Полгнома, - такой же наивный идеалист. Но теперь-то ты стал другим, верно? И ведешь Империю новым курсом? Смотри, братец, нас воспитывали в добром старом духе, а ты, обращаясь с вассалами, как с малюткой Тегвином, взрастишь поколение прагматиков.

Император отложил бумагу, не подписав, и заметил клирику, секретарю епископа Фенокса: "Мы полагаем, здесь нужно будет увеличить финансирование, этой суммы недостаточно. Пусть его священство проверит снова". Затем, обернувшись к шуту, бросил:

- И что с того? Новому времени - новое поколение.

- А то, что прагматикам ни к чему империя. Она непрактична.

- Ты заблуждаешься, - коротко отозвался Алекиан.

- Пояснишь?

- Дело привычки. Если новое поколение привыкнет, что живет в империи, и не будет знать иного устройства Мира - молодежь не станет искать иного для себя. Хороша империя или плоха, но если не будет иных вариантов - империя окажется незыблема.

Коклос, до сих пор разгуливавший по комнате, живо подскочил к столу и спросил:

- А вывод? Братец, какой вывод?

- Очень простой. В Мире не должно остаться ничего, не входящего в Империю. Мир станет Империей, Империя станет Миром. - Алекиана не смущало присутствие секретарей, он говорил уверенно и спокойно. - Отец этого мальчика прячется от нашего гнева в Энмаре, граф Ирс - в Сантлаке. Мы уж не говорим о предателе Гратидиане, который укрылся за гномьими спинами.

- Да он просто карлик! Спрятался за гномами! - всплеснул ладошками Коклос. - То ли дело мы с тобой, мы-то прячемся не за гномьими, а за поповскими спинами! Мы просто гиганты!

Алекиан не ответил, он уже просматривал новый пергамент, предложенный клириком из канцелярии Фенокса. Коклос с минуту ждал, что император продолжит, потом махнул рукой и продолжил хождение взад и вперед. Он бормотал:

- Да, да, я понимаю, конечно... если бы Энмар подчинялся Ванетинии, герцог Фенгим не укрылся бы там. Если бы гномы служили императору, Гратидиан не понадеялся бы на их поддержку и не стал бунтовщиком. Пожалуй, мысль здравая... Если держать человека с юных лет во мраке, он не станет стремиться к свету, поскольку не будет знать, что свет существует в Мире. Рассуждая логично, этот тезис можно усовершенствовать - если убивать всех во младенчестве, то уж точно никто не будет стремиться к свету. Да, непременно так! Убивать во младенчестве! Ибо если воспитанный во мраке однажды узреет луч света, хотя бы тоненький лучик - то он возненавидит мрак. Слышишь, братец? Что скажешь о моей идее? Давай издадим указ - перебить всех подданных Империи, дабы некому было бунтовать?.. Что скажешь?.. Молчишь?.. Да слышал ли ты меня?

- Коклос, мы тебя слышали. Нам понравился ход твоей мысли...

- Ай! Я не хотел!

- Ничего. Однако нам хотелось бы заметить, что в твои рассуждения вкралась ошибка. Империя - это не тьма, а свет. Мы желаем взрастить поколение, которому будет чужда тьма, и потому даем подданным света в избытке.

- Да? Ну, пойду, укроюсь в тени. Там, по крайней мере, я сберегу свое умение видеть и способность отличать черное от белого. Если, братец, пользоваться твоей метафорой - ты взрастишь поколение слепцов.

Карлик гордо выпрямился и, старательно изображая оскорбленную премудрость (насколько вообще возможно изображать подобные материи крошечной спиной), направился к выходу. Однако едва он приблизился к двери, раздался стук - и карлику пришлось посторониться, чтобы входящий не зашиб его.

- И тут не повезло! - злобно прошипел Полгнома, проскальзывая мимо шагающего через порог сэра Войса.

В коридоре карлик остановился, тщательно оглядел гвардейцев, застывших по обе стороны входа. Показал одному язык, другому кивнул и дружески улыбнулся - ни для чего, просто чтобы вояки поломали свои отягощенные касками головы, почему сэру Коклосу было угодно поступить именно так. Без подобных выходок жизнь стала бы слишком пресной!