Эхо войны. - Шумилова Ольга Александровна "Solali". Страница 78

— Ладно, а от Зимы ты что хотел? — я хмыкнула. — Нет, принять его за девочку на побегушках…

— Ну я–то откуда знал? Тут раньше такая цыпочка сидела… — Ди пожал плечами. — Просто все никак не могут передать сообщение о наших бедствиях. Ветра что–то в этом году рано пошли — на улице холодрыга как зимой, того и гляди, снег повалит. Наверное, сразу руководству системы будут барабанить.

Чем все это может для нас закончиться, я представляла себе гораздо лучше, поэтому, вяло кивнув Ди на прощание, вернулась к связисту.

— Здравствуй, Зима.

— А, и вы явились поглазеть, — вспыхнул он. Вздернул подбородок, процедил зло: — Давайте, выражайте порицание, чхать я на вас хотел!

— По поводу чего? — я недоуменно потерла лоб и перешла к более насущным вопросам: — Сообщение в администрацию планеты что, до сих пор не отправили?

— У начальника смены спросите, а то как бы не измазали свою безупречность общением со мной, мразью. С вами потом ваши же дружки перестанут здороваться.

— Так, — я глубоко вздохнула. — Зима, я смутно припоминаю, что месяца эдак полтора назад ты просил у меня прощения и обещал не быть занозой. Что случилось?

— Какое теперь кому дело, что я обещал, — пальцы автоматически бегали по панели, пытаясь пробиться сквозь помехи. — Не волнуйтесь, все вам доложат и без меня.

— Полагаю, ты в любом случае считаешь себя несправедливо оболганной жертвой обстоятельств? — я смотрела на среброволосую макушку и молча ждала ответа. Уже побелевший шрам тщетно пытался скрыть по–другому зачесанный, косой, пробор. Значит, необратимо. Иначе не опустился бы он до работы простого оператора, живого придатка к машине.

Пальцы остановились. Он обернулся, поднял на меня глаза:

— В этом году межсезонье началось на месяц раньше. Связь не держится дольше двух секунд, и, если не удастся прорваться в течение часа, — сообщение перебросят на систему.

Он отвернулся. Пальцы забегали все по тому же маршруту, обрывая разговор. Да, пожалуй, это ответ.

А ведь прошло уже два дня. Как бы не оказалось, что слишком много. Хотя подмога от Лидры решит эту проблему в любом случае.

Я поискала взглядом коменданта — мне было разрешено передвигаться по форту самостоятельно только при условии, что я постоянно буду маячить у него перед глазами.

Тут же оказалось, что я опоздала: с разных сторон к Мертвяку целенаправленно приближались майор с сержантом и весь врачебный состав за вычетом медбратьев — Ремо, Лаппо и Отшельник. Проходя мимо Зимы, Лаппо подтянулся, с лица исчезла вечная ухмылочка, а в глазах возникло колючее презрение. Лицо Ремо превратилось в холодную маску. Звезда моя, да что произошло, если даже Ремо, который вечно его жалел в том нашем безумном походе…

И только Коэни, как всегда, страдал больше всех, разрываясь между теми, чьим мнением дорожит, и… Я смотрела, как он, идя последним, украдкой что–то шепчет, едва заметно проводя рукой по спине старшего юноши, как в огромных янтарных глазах плещется боль пополам с жалостью, и понимала, что права.

Зима молчал, сжав губы в нитку, ни на гран не отводя глаза от панели. Только на долю секунды сбились пальцы с отработанного ритма, едва заметно дернулось ухо навстречу сказанным словам, непроизвольно расслабились под тонкими пальцами напряженно застывшие плечи.

Я бросила косой взгляд на военных. Они прошли мимо связиста совершенно спокойно, но вот когда пересеклись с медиками… Майор споткнулся, глядя на Лаппо, как на покойного брата, выползшего из могилы — со смесью суеверного ужаса и узнавания. Мигом позже он совладал с собой, но, натянув на лицо безразличное выражение, продолжал следить за ним краем глаза. Лаппо же едва бросил взгляд в его сторону, а бросив, не нашел там ничего интересного, и повернулся к Ремо, что–то спрашивая.

Я ощущала себя зрителем, пришедшим в середине пьесы. Или, хуже того — обманутой женой, как всегда, все узнающей последней. И ощущала себя дурой.

Майор, кто вы, в конце–то концов? Почему я, не ясновидящая, вижу вас во сне за два месяца до знакомства? Откуда вас знает комендант, которого не знаете вы? И откуда вы знаете Лаппо, который не помнит вас?

И что, боги мои, такое сотворил этот маленький поганец?!

Я схватилась за виски. Мне срочно нужен Бес. Только он всегда точно знает, что творится в этом бардаке. И, в отличие от Мертвяка, мне об этом расскажет.

Решительно печатая шаг, я дошла до коменданта, все еще окруженного толпой, тронула того за рукав, собираясь дисциплинированно отпроситься к его брату…И тут это случилось.

Повскакивали с мест связисты, отшвыривая наушники, зашлась криком девочка–оператор дальней связи, уже вошедшая в пробный контакт. Экраны затянуло частой сеткой помех, погасли мониторы камер внешнего, за третьим периметром, слежения.

Ремо бросился к бьющейся в судорогах девушке–оператору, сдернул с нее ленту–усилитель и наушник, вытряхнул из кармана на ее комбинезоне ампулу с нейтрализатором иферена и воткнул иглу в тонкое запястье.

Я наклонилась и подобрала наушник. В динамике шипел и прищелкивал глухими помехами эфир. А поверх помех струились вязкие, низкими утробными переборами выворачивающие наизнанку волны. Наушник, кувыркаясь, полетел на пол.

Изнанка.

Они поставили вокруг форта барьер. Значит…

У нас осталось куда меньше восьми дней.

Глава двадцать третья

— Там, смотри. Нет, правее!…

Лай оторвался от цифрового бинокля:

— Морровер, по–моему, ты со своими больными мозгами как минимум месяц в постели не долежала. Где — правее? Нет там ничего!

— Да вон же, я и отсюда вижу! — я выдернула бинокль у парня из пальцев. — Дай сюда, раззява слепая!

Я сдвинула прибор ночного видения на затылок и приложилась к биноклю. Третий периметр выглядел все так же: две с половиной полуразрушенные стены и россыпь каменных глыб на месте еще полутора. Но сам воздух над ними будто отливал зеленым перламутром, а по земле прокатывались потоки зеленых искр, хорошо различимых в темноте. Барьер.

Из–за стенного зубца высунулся сержант со своим биноклем:

— Ты знаешь, Морровер, я вообще–то тоже ни хрена не вижу.

— Зато я вижу, — донеслось снизу. Оракул безмятежно рассматривал тихо шелестящие степными злаками поля, опасно высунувшись из бойницы.

— Но явно не то, что я… — сунув бинокль Лаю, я спрыгнула вниз, к майору. Поднятый по тревоге форт лихорадочно готовился к обороне, надеясь только на Лидру. А передовой разведывательный отряд, один из десятка — на меня, больную и с явными галлюцинациями.

— Смотрите, — северянин вытянул уцелевшую руку, указывая на большую дыру с неровными краями, уходящую под землю у внешнего основания стены. — Куда это ведет?

— По–моему, ответвление туннеля ко взлетной. Форт стоит на холме, так что она под землей, как и ангар с мастерскими, выходит на южный склон… А что?

Не отвечая, он схватился за переговорник. А я внезапно увидела, как ожила, заклубилась чернотой земля, а изломанная тень сложилась в угловатую фигуру. Блеснуло тусклой зеленью в белесом лунном свете крыло, длинное рыло на мгновение задралось вверх — к зубцам стен второго периметра, за которыми стояли мы, и нырнуло обратно в дыру.

Началось.

Северянин орал в переговорник, чтобы перекрыли проходы от взлетной. Первый раз я видела, чтобы он скрежетал зубами от злости — в ответ на приказ оставаться на месте и вести наблюдение. Да, майор, не все вам в начальниках ходить…

— Ждите. Четыре минуты, — прозвучал за спиной неожиданно спокойный голос.

Я вытащила «мать», сняла предохранитель и высунулась из бойницы по пояс.