Эхо войны. - Шумилова Ольга Александровна "Solali". Страница 83

У основания западной башни я не могла ничего слышать, но знала — с кораблями Лидры покончено.

Я приостановилась и обернулась, напряженно вслушиваясь. Тишина.

Дальше была баррикада и заблокированная намертво дверь — уже разодранная на ленты с той стороны. Я забралась на самый верх монолитной конструкции из ящиков, уперлась плечом и с натугой принялась сдвигать верхние контейнеры. Мышцы гудели, под плотной броней стало жарко, как в Бездне, но я должна была попасть наверх. Любой ценой.

В ту щель, что получилась, удалось протиснуться, только скинув куртку с криптоновой броней и заспинную кобуру, отправив «мать» вперед себя.

За баррикадой было темно и тихо — ночь заглядывала в разбитые окна полной яркой луной, лампы покореженными трубками усыпали коридор. Я шла вдоль стены, тихо, почти крадучись, оглаживая пальцем курок и напрягая глаза до боли.

Четыреста ступеней. Подьемник не работал, как и все в этой башне, а мне нужно было под самую крышу. У основания лестницы я выдохнула, сняла палец с курка и побежала вверх.

Это меня и спасло.

Мы встретились у четвертого этажа, там, где в неряшливом переплетении тросов завис подъемник. Тварь сидела на крыше кабины и внимательно рассматривала мою тень. Я подняла глаза и увидела еще полтора десятка, повисших на тросах вниз головой. Если снимутся все вместе… а еще сенсорные кольца и блок управления на груди голые, без брони…

Палец медленно тянулся к курку, тело застыло статуей, боявшейся шелохнуться. Т'хор спрыгнул с кабины, подошел, вяло покачиваясь, обнюхал границу тени, зевнул, клацнув челюстями, и улегся поперек ступеней.

В этот момент я поняла, что, падая с баррикады, плохо сгруппировалась, приложившись головой. И теперь нахожусь в состоянии острого галлюцинаторного бреда.

Тело явно справлялось с ситуацией лучше головы, перешагнув препятствие и продолжая мерное движение вверх. Кобуры не было, и я просто несла «мать» в руках, прижимая к груди и поставив на предохранитель. В голове шумело, хотелось выброситься из ближайшего окна.

Кто я? Еще я?…

У триста двадцатой ступени висело еще полдесятка тварей. Я прошла мимо сомнамбулой, даже не заметив черных изломанных теней. Губы кривили истерические смешки.

Чудо, боги мои, это и есть чудо…

На чердаке под крышей была хлипкая дверь и пахло кровью пополам с краской. Я тяжело опустилась на колени у ската, немигающе уставилась прямо перед собой.

Минута. Три. Пять… Тихо, как в могиле. Я медленно сняла упаковочный пластик с передатчика. Пальцы машинально двигались, собирая хрупкий полупрозрачный скелет, задвигая на места пластины и блоки питания.

Под скат крыши к наружной стене можно просунуть руку. Я примагнитила передатчик к кровле, установив таймер на шесть часов.

Через шесть — восемь часов должен упасть барьер, иначе надежды нет.

Я поднялась и начала медленно спускаться по лестнице. Через шесть часов, а может, и раньше, солдат либо вырежут, или они уйдут настолько далеко, что в нем не будет смысла. И по сверхдальней связи с интервалом в два часа четверо суток начнет передаваться одно и то же сообщение.

Я надеюсь. Надеюсь на чудо. Чудо, которое переборет одну войну во славу другой.

На обратном пути меня не провожали безразличные взгляды глазок–пуговок. На лестнице было пусто. А, спустившись до первого этажа, я уловила отдаленное эхо выстрелов. И бросилась вниз.

Переходы у северо–западной стены полыхали плазмой, мелко вибрировали стены от утробного не визга — рявканья, висела в воздухе болотно–зеленая муть. Я побежала быстрее, на ходу переключая режимы «матери», притормозив только у последнего поворота, и заглянула за угол.

Больше полутора сотен солдат оказались заперты в тесном коротком зале с — к сожалению — высоким потолком. И теперь истреблялись с неторопливой планомерностью.

Из–за скученности брызги плазмы, выпущенной по пикирующим из–под потолка тварям, лились на головы стоящим внизу, туда же падали пылающие туши, поэтому плазмой палили только по наступающим по земле. От визга т'хоров вибрировали стены и пол, тряслись руки у стрелков, но пока их не было критически много.

Зеленая полоса продвигались вперед под канонаду выстрелов и вопли упавших — слишком быстро. Да, задние ряды уходили по узкому отнорку в пещеры, но я видела этот проход — иначе как в колонну по одному и согнувшись в три погибели, там было не пройти. Значит, слишком быстро уничтожают нас.

Я неожиданно обнаружила, что забыла подобрать у баррикады броню, зло сплюнула, завернула за угол и рванулась вперед, разгоняясь. Подпрыгнула — и по головам, по спинам, давя лапы и крылья, как и четыре дня назад, перелетела сквозь рыхлый зеленый строй.

Палец дернул курок, толкнула в плечо отдача — и четыре квадратных метра наступающего фронта накрыло огненным «веером». Заорал эфир восхищенным голосом Маэста:

— Не, я тоже хочу быть больным на всю голову, чтобы и мне так везло!

— Морровер, отходите назад немедленно!!! — рявкнул комендант. Я вздрогнула от неожиданности — он был последним, кого я ожидала увидеть в радиусе действия передатчиков: руководство имело привычку эвакуироваться первым. Тем более, что он вообще гражданский.

Рядом заматерился бешено извивающийся солдат, выдернутый из строя сверху. Рука автоматически дернулась, хватая его за ноги, другая от души вломила прикладом по тощим и на поверку не слишком прочным лапам. Хрустнуло, и солдат упал обратно.

Я лихорадочно перезарядилась и вернулась, закрывая брешь от упавшего под ноги наступающей шеренге стрелка.

«Веер», «веер», четыре сдвоенных потока. В голове на секунду мешается от выпущенной прицельно по лицевому щитку звуковой волны, переходящей на ультразвук, и клацнувшая у локтя челюсть срывает сенсорное кольцо, а вскинутый коготь пропахивает наискось блок управления.

Бесшумно и мгновенно сворачивается «чешуя» на двух третях тела. Я выпустила прощальный залп, крикнула: «Дыру закройте!» и начала пятиться в полтора раза быстрее, чем отступал наш строй, смещаясь к стене. Плавая по щиколотку в плазме и когтях тверже алмазных, на переднем краю без «чешуи» солдат не тянет даже на пушечное мясо, хорошо хоть «пузырь» спасает от яда.

Твари по–прежнему бросались и сверху, поэтому, отступая, я продолжала хватать взлетающих за ноги, проламывала черепа зверью, приноровившемуся вскакивать на спину и полосовать шею. Минут через пять их объявился почти десяток, и, в запале размахивая прикладом на пару с неизвестным солдатом, я не заметила, как линия фронта сдвинулась к самому проходу в пещеры. Здесь не висела мутная зеленая занавесь, и уже от одного этого почти физически легче дышалось. Наверное, это нас и расслабило слишком сильно. Это — и близость спасительного выхода, уже маячащего черной дырой над бесконечной колонной в камуфляже.

Меня пропущенный удар лапой наотмашь всего лишь приложил о стену лопатками и распахал вскинутое предплечье, судя по хлещущей крови — до кости. Неизвестному солдату повезло меньше, да еще и досталось по голове, настолько основательно, что я, не всматриваясь, вскинула его на плечо целой рукой и поволокла прямо к дыре, проседая и тяжело дыша под отнюдь не малым весом.

Очередь на секунду раздалась, пропуская меня, и сомкнулась снова.

Рявкали редкие залпы за спиной, там, где еще горел свет — не от походных фонарей, а от ламп. Форт покидали последние солдаты, арьергард куцей армии, оставляя твердыню, за свою историю бывшую осажденной не раз, но ни разу не бывшую захваченной.

В кои–то веки мы не могли себе позволить умереть с гордо поднятой головой.

Узкий отнорок кончился шагов через шестьсот, и я отошла в сторону, туда, где уже ждали наготове с заготовленным валом для баррикады, долженствующей намертво замуровать вход. Взрывать побоялись, да и не было бы тогда шансов вернуться обратно.

Я опустила солдата на каменный пол, медленно разогнулась. С секунду постояла и присела на корточки над раненым. Лицевой щиток, по которому треснул со всей дури хвост с кинжальными костяными наростами, разлетелся вдребезги. За ним была кровавая каша — один из щитков явно прошелся поперек глаз, которых, собственно, уже и не было. Я осторожно стянула с солдата змеящийся трещинами, но целый шлем. На пол упали длинные черные волосы, собранные в неряшливый пучок. Боги мои…