Ратибор Новгородец [= Богатырская застава] - Нуждаев Александр. Страница 21

«Ночевник… Дубогрыз…» — растерянно подумал Ратибор. — «Кто это? А, наверное, оборотни, их же было, кроме него, еще четверо… Но если они уйдут, поднимут тревогу, сюда соберутся со всего леса…»

Он снова бросил взгляд на волхва и невольно вздрогнул. Сейчас, во всяком случае, тот нисколько не собирался бороться со зверем в себе, скорее, наоборот. Борода его заметно укоротилась, из седой стала серой, лицо вытянулось, изо рта поползли клыки. Волхв оборачивался волком.

В одно мгновение Леший сообразил, что такое драка с оборотнем в таком тесном пространстве. Зверь имел здесь преимущество в подвижности. Мечом не размахнешься толком, а по всему видать, что для этих зубов никакая кольчуга не преграда.

Когда волк прыгнул вперед, новгородец еле успел закрыться щитом. Оборотень со всего размаху хрястнулся об него мордой, злобно зарычал и попытался пролезть снизу. Но и это ему не удалось.

Кметы за спиной Ратибора сейчас были только помехой, и им пришлось отойти. Леший тем временем изловчился и рубанул наседавшего волка мечом по спине.

Оборотень взвизгнул от неожиданности и боли, отскочил к дальней стене, и рана начала на глазах затягиваться. Но за эти мгновения Ратибор бросил бесполезный меч, и следующий прыжок зверя был встречен молниеносным взмахом серебряного кинжала.

Лезвие по рукоять вошло в горло оборотня. Волк захрипел, но продолжал тянуться мордой к противнику. Сила его была такова, что новгородец не удержался на ногах, упал на лестницу, больно ударившись спиной и еле успев упереться в щит коленями. Страшные зубы лязгнули совсем рядом с его горлом. Но силы уже покидали смертельно раненого зверя, хотя и против серебра продержался он дольше, чем смог бы любой другой. Еще несколько раз он дернулся, пытаясь достать Лешего, а затем желтые глаза потускнели, и оборотень замер.

Только после этого тот, кто стоял на ступенях первым, вышел из оцепенения и неумело ткнул мертвого волка копьем, задев бармицу шлема Ратибора как раз там, где располагалось ухо.

Выбравшись из-под волчьей туши, новгородец обернулся к ретивому вояке — конечно же, это Налим не утерпел — и несильно, но от души заехал ему с левой под ложечку, после чего кратко высказал, что он думает по поводу такого вот усердия. Затем он с трудом (руки тряслись, но не от страха — от возбуждения) вытащил из горла поверженного противника окровавленный кинжал и вытер его об серую шерсть — больше было нечем.

— Что здесь происходит? — крикнул сверху знакомый голос Хельги.

— Леший оборотня завалил, — ответил Рагдай. — Волхва ихнего.

Растолкав воинов, Лодыжка протиснулся вперед.

— Не ранен? — обеспокоенно спросил он. — Что-то ты весь в крови.

— Это не моя кровь, — устало сказал Ратибор. — Остальных поймали?

— Нет, — с досадой ответил воевода. — Нашли их, они там в амбаре прятались. Тут бы их и порешить, да словно какая сила глаза отвела: глядь — и нет никого.

«Зато Ночевник и Дубогрыз сумеют уйти», — припомнил Леший. Так вот почему волхв, знавший, по словам Подосёна, разные заклятья, сейчас не применил ни одного! Все его силы ушли на то, чтобы отвести глаза целому отряду воинов, гнавшихся за его соплеменниками!

Выбравшись на свет, Ратибор вкратце рассказал воеводе, что услышал от старика.

— Плохо, — нахмурился Хельги. — Теперь за нас возьмутся всерьез. Надо закрепиться в деревне.

— А чего, собственно, мы добиваемся? — спросил Попович, неизвестно как оказавшийся рядом. — Дань у нас, надо ноги уносить, пока не поздно.

— И таких людей берут в старшую дружину! — Митяй поднял глаза к небу и воздел руки в боевых рукавицах, как бы сетуя. — Ты только подумай — вот сейчас мы собираемся и хотим выйти из лесу той же дорогой, какой пришли. А это полтора дня пути. А у нас пятеро раненых, которых надо везти медленно, если мы хотим доставить их в Киев живыми. И вообще телеги быстро идти не сумеют. Значит, два дня. А за эти два дня они, — он неопределенно махнул рукой в сторону леса, — успеют устроить на нашем пути такую засаду, что мало не покажется.

— Тем более, — недоумевал Попович, — надо уходить побыстрее, чтобы не успели…

— Ты, конечно, богатырь, — ядовито сказал Хельги, — и способен сидеть в седле неделями, не слезая даже по нужде. Но нам, простым людям, после боя нужно отдохнуть, иначе нас можно будет брать голыми руками, даже рукавиц не надев. А на отдых точно придется расположиться в поселке, там по крайней мере дома нормальные и можно будет выспаться. Уже вечер, если ты не заметил. А вот завтра с утречка и отправимся в стольный Киев-град, — он зажмурился, видимо, вспомнив что-то хорошее.

Подосён, о котором все забыли, нырнул в землянку и через небольшое время высунулся оттуда, с видимым усилием держа на вытянутых руках книгу.

— Возьмите, — сказал он. — Это та самая, из-за нее все началось.

Лодыжка принял книгу, раскрыл ее и недоуменно воззрился.

— Что это за закорючки? — вопросил он. — Митяй, иди-ка сюда, глянь, что наш старичок читал!

Молния махнул рукой — мол, потом разберемся.

— И впрямь, — подал голос Леший, которого снова трясло, но уже от холода, — пойдемте в деревню, отогреемся, там и поглядим.

Хельги, как оказалось, пошел по следу Ратибора и остальных со всем отрядом, захватив заодно и все телеги, и лошалей, так что теперь осталось только добраться до поселка, где уже находились собранные в пустой избе раненые и при них Чурила, на которого воевода, кажется, до сих пор сердился за нерадение на посту.

В деревне воеводы расположились на ночлег в дупле волхва. Там было тепло и нигде не дуло. Правда, не было окон, но это неприятность легко переносимая. Загадочную книгу положили на стол и стали разбираться.

А это оказалось непросто. Митяй, глядя в книгу, был абсолютно уверен, что она написана северными рунами, которых он не знал. Хельги же, знавший руны как свои пять пальцев, клялся Тором и Одином, что перед ним греческие письмена. Нужно ли говорить, что греческого он не знал совершенно? Леший же вообще ничего не мог сказать толком о неведомых буквах. Раздосадованный воевода собрался было выкинуть ее в горевший на улице костер, но Леший решительно отобрал у него ни в чем не повинную вещь, сказав, что раз она была нужна покойному, то пригодится и им самим, пусть пока непонятно зачем.

— В самом деле, — зевнул Митяй, кладя книгу в мешок, — привезем ее в Киев, покажем Белояну, пусть он и думает…

— Ага, — выходя, бросил Ратибор, которого после бурного дня тоже клонило в сон, — пусть Белоян думает, у него голова большая…

Но утром оказалось, что дорога до Киева вовсе не такая уж близкая, как казалось. Мал все-таки разыскал своих врагов.

Древляне равномерно окружили поселок, мелькая между деревьями так быстро, что достать их стрелой не было никакой возможности. Князь же бесстрашно подъехал к самому тыну в сопровождении полудюжины всадников. В седле он сидел как-то странно, одновременно наклонившись назад и немного скособочившись. При виде этого зрелища часовые, спрятавшиеся за стеной, хотели было рассмеяться, но обстановка не располагала.

Мал, по мере сил стараясь сохранять достойный вид (что, впрочем, плохо у него получалось), поднял руку, показывая, что хочет говорить.

Хельги подошел к тыну и поднялся по приставной лестнице так, чтобы снаружи была видна только его голова в шлеме, причем в любой момент можно было бы спрятаться обратно

— Что вам от нас надо? — спросил он.

Такого вопроса не ждали. Князь недоуменно посмотрел на киевского воеводу и сказал:

— Вы нанесли мне тяжкое оскорбление.

— Чем же? — ядовито спросил Лодыжка. — Разве кто-нибудь из моих людей посмел сказать тебе зазорное слово?

— Слово? — взвился Мал. — Вы оскорбили меня не словом, а делом! — Сопровождавшие его воины дружно зажали рты ладонями, но фырканье вырывалось наружу, так что князь вынужден был повернуться и прожечь их яростным взглядом, прежде чем продолжить. — Но, если вы искренне раскаетесь в содеянном и вернете отнятое добро в качестве виры, то я вас прощу и отпущу с миром.