Ювелир. Тень Серафима (СИ) - Корнева Наталья. Страница 141

Серафим ненадолго задумался, машинально теребя завязки злосчастного вещевого мешка.

Единственный секрет не давал ему покоя и мучил все эти дни, один-единственный секрет, бесцеремонно вторгшийся в его жизнь и потянувший за собой все прочие злоключения. Секрет, ставший проклятьем, чужой секрет, с которого всё началось.

Бессмысленные, несвязные фрагменты мозаики безостановочно крутились в голове Серафима, не давая покоя даже во сне. Подсознательно он всё думал и думал об этом заказе, поистине ставшем для него роковым. Причины, мотивы, возможности преступления, а самое главное, его последствия - всё это не раз проходило перед внутренним взглядом сильфа. Все действующие лица этой замысловатой детективной истории мешались, как колода игральных карт в руках умелого игрока, но чаще всего перед глазами почему-то стоял озаренный дивным светом лик дракона… его хитро прищуренные нездешние глаза, будто знающие нечто большее… изогнутые в насмешливо-снисходительной улыбке губы… губы, честно шепчущие ответы, которых он не сумел понять.

Похоже, карты были тасованы и розданы знатным шулером. И они почти наверняка бессовестно крапленые. Надежда выиграть становилась всё более призрачной с каждым ходом, но вот схватить наглеца за руку… чем черт не шутит.

Чуткие пальцы настойчиво шарили среди аккуратно сложенных личных вещей, и наконец освободили из тесного плена заветный кофр с минералами. Ювелир помнил расположение камней наизусть и без труда сразу открыл нужную ячейку с перстнем. “Глаз дракона” уставился на него исподлобья, мрачно поблескивая в темноте. Себастьян в свою очередь не отрывал взгляда от его идеальных, магических граней, пытаясь разглядеть в них искомую разгадку.

Игра. Великая непостижимая драконья игра, в которой бессмертные выступали одновременно не только постановщиками и зрителями, но и искусными лицедеями.

Проклятый черный турмалин, канувший, словно сквозь землю, и против всех правил упрямо не откликающийся на зов… Оборванный тайный ритуал поиска, будто в насмешку указующий Себастьяну на самого себя…

Дракон подло не уточнил насчет камня. Конечно же, ящер знал наверняка, какой именно шерл нужен ювелиру: для этого не нужно было подбирать слова и нагромождать объяснения. Вопрос, который сильф задал в своем сердце, был ясен и прост.

И ящер не мог солгать.

“Черный турмалин… находится у тебя”.

Чувствуя невероятное облегчение, Себастьян расхохотался от очевидности этой разгадки, которая не бросилась в глаза сразу только из-за вызывающей, неприличной дерзости, в которую попросту невозможно было поверить. Так хохотал, должно быть, сам древний дракон, наслаждаясь своим восхитительным ответом, повергшим ювелира в шок и уныние. Ответом, который так поразительно был похож на неправду, на изящную остроумную шутку, на попытку уйти от ответа. Ответом, который просто обязан был быть истолкован превратно. Ответом, который априори не мог быть воспринят всерьез. О Изначальный, до чего же он был недалек, до чего слеп!

Но теперь-то всё было ясно, как день. Автор преступления больше не вызывал сомнений. Восторг открытия, долгожданного, с таким трудом выношенного озарения переполнил ювелира до краев, и он едва не заплясал на месте, торопясь проверить свою ослепительную догадку, в которой не сомневался уже ни на йоту.

Еще одна ячейка громко щелкнула, повинуясь нетерпеливому движению пальцев. Звук этот раздался как выстрел, прозвучавший во исполнение приговора. Торжествующему взору сильфа явился точь-в-точь такой же минерал, какой был извлечен наружу какую-то минуту назад. Затаив дыхание, Серафим глядел на потерянного близнеца, поблескивающего у него на ладони, словно боясь, что тот вновь бесследно исчезнет. Но шерл и не думал исчезать, переливаясь беспечно, лукаво и весело, будто смеясь над непроходимой глупостью ювелира.

Дракон был прав: оба прославленных “Глаза дракона” находились у него.

***

Кристофер медленно прошел из кабинета в комнату для отдыха и обратно, прошел совершенно бесцельно. Аромат горького шоколада, кофе и карамели тянулся за ним, как шлейф, ажурный и почти осязаемый, черный шелк волос волнами растекался по плечам. Много, слишком много кофе на сегодня. И хуже того - тот не принес ожидаемого эффекта. В последнее время уже ничего не может доставить ему то удовольствие, что доставляло прежде. Ничего. Совсем, совсем ничего не может заменить то, чего он так хотел… так страстно жаждал.

Непреодолимая тяга к опиуму не давала аристократу покоя ни днем, ни ночью. Незаметно для самого себя он всё увеличивал и увеличивал количество сигар в день, которое позволяло ему чувствовать себя хорошо. Позволяло избавиться от страхов и постоянного напряжения, хотя бы на время достичь состояния покоя, не говоря уже об эйфории, которая имела место поначалу.

Но лорд Эдвард запретил ему даже такую незначительную малость! И этот запрет, несмотря на всю свою тягость, помог Кристоферу осознать, какое место опиум на самом деле занимает в его жизни. Каким болезненным, почти невыносимым оказался простой отказ от него. Какой мучительной, серой и тоскливой стала жизнь.

Он стал много молчать, тревожно и нестерпимо, пугая подчиненных долгими немыми взглядами в ответ на доклады и отчеты, прежде чем отдать приказ или хотя бы отпустить. Улыбки его стали так холодны и небрежны, что напоминали скорее плевки в лицо. Его стали бояться - и это вместо того, чтобы приходить в экстаз от дивной, чарующей красоты! Подумать только!.. Они дергались от его взглядов, как от пощечин. Поверхностные и грубые люди! Кристофер почти ненавидел их за это, хоть и знал, что калек нельзя обвинять в их увечьях.

И всё же он обвинял, обвинял без жалости и пощады. Пока только в собственной душе, но раздражение, пусть не озвучивая своей истинной причины, всё равно выплескивалось наружу, и раз за разом всё сильнее. Всё чаще в Ледуме стали поговаривать, будто он жесток, будто премьер становится похож на своего страшного лорда. Но не сами ли они виновны в этом? Глупцы. Разве власть может быть больше красоты? Разве что-то в мире может быть больше красоты?!

Чуть подрагивающими руками премьер извлек из ящика стола небольшую коробочку и, поколебавшись немного, открыл крышку. Тусклый свет ламп ломал и коверкал изящный профиль аристократа. Безжалостный электрический свет, делающий прозрачно-синий взгляд почти черным. Внутри его секрета оказался небольшой стеклянный цилиндр с металлическим конусом, на который была насажена игла.

Медицинский шприц для инъекций.

Кристофе тяжело вздохнул. Черт побери, пора признаться хотя бы самому себе - он не справился с этой зависимостью. Вообще ни с одной своей зависимостью. Он не владеет даже самим собой, своими собственными желаниями и страстями, что уж говорить о чем-то большем!

Он наркоман.

Не так давно официальная медицина Ледума, скрепя сердце, признала само существование наркомании - психической и физической зависимости от наркотических веществ, алкоголя и табака. И уж совершенно не так давно она была признана не просто модной пагубной привычной, но болезнью, приводящей к постепенной деградации личности. Способа лечения до сих пор не изобрели, хотя недуг и приобретал в Ледуме массовых размах. Искать лекарство было бы равносильно тому, чтобы признать болезнью сам образ жизни города, который кичился самой своей порочностью. Об пороках не рекомендовалось говорит вслух, а тем более бороться.

Однако, в экспериментальных лабораториях всё же велись разработки, и первые исследователи-энтузиасты решили попробовать вышибить клин клином. Им удалось получить из опийного мака вещество более сильное, чем сам опиум! Оно являлось не только сильнодействующим болеутоляющим, но и должно было, по задумке экспериментаторов, быстро подавить зависимости от всех более слабых веществ и привести к их полному излечению. Для достижения максимального результата, вещество рекомендовалось вводить внутривенно каждый день в одно и то же время и ни в коем случае не превышать дозу.