Ювелир. Тень Серафима (СИ) - Корнева Наталья. Страница 35

Сильфы никогда не враждовали с лесными людьми, да и с другой нечистью, для этого они были слишком равнодушным народом. Но люди одинаково плохо относились ко всем нелюдям, а потому на обманутого мужчину и ни в чем не повинных младенцев смотрели косо и зло. Из общины не изгнали, но вступать в контакт с “нечистыми” было строго запрещено. Уже вскоре отца убили в пограничной стычке с вепрями, и юному Себастьяну стало совсем худо.

Ювелир грустно вздохнул, вспомнив родную сестру-близнеца. Альма родилась слабой и больной, совсем не приспособленной для жизни. Для общины она всегда была обузой и объектом насмешек, еще большим, чем сам Себастьян. Сосредоточенная на самой себе, Альма часами только перебирала цветные камешки или просто смотрела прямо перед собой бессмысленным расфокусированным взглядом. Сестра не могла самостоятельно есть, одеваться или выходить из дома, да и не хотела. Она не запоминала людей, события и почти никогда не говорила: за все эти годы Себастьян слышал от неё не больше десятка слов. Тем не менее, Альма не была слабоумной. Она жила в каком-то своем, особом мире, который никто кроме неё не видел. Себастьян подозревал, что сестра гораздо ближе к сильфам, чем к людям. Даже он сам никогда не понимал её.

Себастьяну внезапно подумалось, что когда он умрет, не заплачет ни одна живая душа. Даже единокровная сестра, жизнь которой полностью зависела от него, вряд ли вспомнит о ювелире. Уже больше десятка лет Альма жила в одном небольшом монастыре, куда он её устроил. Когда Себастьян навещал сестру, привозя нужные лекарства и средства на её содержание, Альма даже не всегда замечала, что он рядом, скользя взглядом как будто сквозь. Ювелиру трудно было признать, но этот темный зеленый взгляд становился ему всё более неприятен и временами даже пугал.

Прежде Себастьян искренне любил и жалел сестру. Именно ради неё когда-то давно он отважился изменить свою жизнь. Условия в общине стали совсем невыносимы, и Себастьян решил бежать в города, чтобы там попытаться найти себе применение. Навыки сильфа, упорство и ум легко позволили ему стать вором, а позднее - профессиональным высокооплачиваемым элитным вором. Ювелиром.

Но ради жизни Альмы, напоминавшей бессмысленное существование растения, за долгие годы им были убиты десятки людей, его собственная жизнь превратилась в мрачный кровавый кошмар. Конечно, Себастьян не имел морального права обвинять в этом сестру и возлагать какую-либо степень ответственности на неразумное, по сути, существо. За всё в ответе только он сам.

Но иногда ювелиру казалось, что он лжет, чудовищно лжет самому себе. Хранит в сердце образ Моник только затем, чтобы убедить самого себя, что он не такой уж подлец. Заботится об Альме лишь потому, чтобы иметь оправдание жить той жизнью, которую сам - сам! - выбрал. Где правда, где ложь? Как различить их в собственном сердце, особенно когда в нем царит кромешная темнота?..

Самое контрастное из всех возможных, сочетание черного и белого производило удивительно динамичное впечатление, как извечное чередование ночи и дня, тьмы и света, смерти и жизни. Мир в черных и белых красках казался таинственным и притягательным, хоть и немного жутким.

В сильном раздражении Себастьян стукнул кулаком по стене, стремясь избавиться от некстати нахлынувших воспоминаний. К его удивлению, камень под рукой подался, что-то со вздохом просыпалось между пальцев, оставив на стене небольшое ячеистое углубление. Это нечто новое… Приглядевшись внимательнее, ювелир обнаружил, что мир окончательно утратил сходство с реальностью, напоминая театр абсолютного абсурда. Мир был игрушечным, сплетенным из черного и белого бисера! Убеждаясь в этой шокирующей догадке, Себастьян еще раз ударил в углубление. Нити реальности разорвались, гладкие бусинки бытия заскользили под ногами, зашуршали, как внезапный ночной дождь.

Войдя во вкус, Себастьян со всех ног побежал по коридору, стремясь увидеть, что ждет его дальше. Знакомые стражи… Удар… второй. Кукольные тела упали, рассыпались блестящими алыми бусинами. Фонтаны бусин! Такое буйство цвета дико смотрелось на всеобщем черно-белом фоне. В тишине, почти первозданной, Себастьян оглушительно громко расхохотался нелепому контрасту, подспудно надеясь, что не сошел с ума. Это было бы совсем некстати.

Стены продолжали осыпаться, содрогаясь волнами. Шелестящие бусины заполонили весь коридор, доходя уже до колена сильфа. Идти дальше нельзя - впереди нет ничего, совсем ничего. Сон сохранился только вокруг, в непосредственной близости от ювелира, но и здесь продолжал исчезать.

- Постой! - раздался в его сознании знакомый встревоженный голос. - Не разрушай сон. Ты должен посмотреть в лицо прошлому.

- София? - Себастьян почувствовал внезапное раздражение, как если бы кто-то подглядел за ним в его собственной душе. Весьма неприятное ощущение. Было бы неплохо, чтобы твои сокровенные мысли и переживания всегда оставались при тебе. Как хорошо, что это только сон. Не правда ли?

- Ты хотел увидеть, что стало с Моник, чтобы никогда больше не возвращаться к этому, - настойчиво продолжил голос. - Ты сможешь.

Ювелир насторожился. Никогда прежде в его снах не было последовательной логичной связи друг с другом. Робкая догадка кольнула сердце, но разум по-прежнему отказывался верить в неё. Это попросту невозможно. Проклятье! Это ведь невозможно, да?

- Ты ведь не плод моего воображения? - тяжело произнес Себастьян, даже не надеясь на иной ответ. Определенно, это был риторический вопрос. - Ты здесь, в моем сне.

Голос долго, непозволительно долго молчал. Шелест бусин прекратился. Приглядевшись, ювелир заметил, что они застыли в пространстве, там, где их застало это страшное мгновенье: в полете или в паденье, смотря как посмотреть. Время будто остановилось. Как там это обычно называют - момент истины? Кажется, именно так.

- Ты ведь давно это понял, Серафим, - наконец, виновато отозвалась София, поняв, что отпираться бессмысленно. - По крайней мере, твоё подсознание. Посмотри, что оно сотворило с тканью сна, пытаясь выдворить чужака. Это просто невероятно.

- Вот, значит, каковы твои таланты, Искаженная, - яростно прошептал ювелир, судорожно сжав пальцы в кулаки. - Да как ты только посмела!..

- Да, Себастьян, - со вздохом призналась девушка, неожиданно назвав его по имени. - Таковы таланты, данные мне от рождения. Я могу проникать в разум людей в то время, пока они спят. Я могу делать их свободными в их снах или же направлять сновидения в нужное русло. Я могу мешать сны и явь, путать или подбрасывать мысли, вывести душу на чистый свет - или бросить в темных лабиринтах подсознания. Обычно люди не замечают ничего необычного… но только не ты. Ты не такой, как все. Видимо, природа сильфа сделала тебя более чутким в этих вопросах. Понимаю твой гнев, но я всего лишь хотела помочь. Прости.

- Кажется, я упустил момент, когда просил тебя о помощи, - холодно заметил Себастьян, изо всех сил пытаясь взять себя в руки и успокоиться. Хваленое самообладание упрямо отказывалось возвращаться: метущиеся внутри чувства рвались наружу, как пчелы из встревоженного улья.

- Ты не просил, - быстро согласилась София. - Но ты не из тех, кто просит. Я вижу, ты застрял в прошлом: сон без конца повторяется и говорит о запертых в душе чувствах, которым ты не даешь выхода. Это неправильно. Ты должен простить себя, подарить себе шанс на новую жизнь, жизнь без суда над самим собой. Ты ведь это заслужил, Себастьян. Разве есть люди, чье прошлое безупречно?

- Я оставляю за собой право решать, что правильно, а что нет, - жестко возразил ювелир, чувствуя, как гнев опаляет его изнутри, как лесной пожар - стволы вековых деревьев. - В настоящем для меня нет места.

- Не тревожь память Моник, Себастьян. Не держи возлюбленную здесь, на границе между мирами, позволь ей спокойно уйти. Ты питаешь своими воспоминаниями туманную плоть призраков. Мертвые должны жить в прошлом, но не живые. Ради вашей прежней любви, оставь её в покое! Дай себе шанс… - Она помолчала, черпая уверенности для следующей непростой фразы. - Дай нам шанс.