Ювелир. Тень Серафима (СИ) - Корнева Наталья. Страница 93

Две другие стены комнаты занимали зеркала, сейчас закрытые плотной материей.

Глава службы ювелиров потянул витой шнур, и занавеси плавно раздвинулись, открыв взгляду высокое, от пола до потолка зеркало. Границы немедленно раздвинулись, и комната превратилась в огромное пространство, заполненное рыбами. Зеркала были исключительным явлением во дворце и в государственных учреждениях Ледума - лорд Эдвард отчего-то недолюбливал их. А вот Кристофер, наоборот, любил. Молодой мужчина придирчиво всмотрелся в своё отражение, изучив тон кожи, разрез губ и глаз, прихотливо уложенные извивы волос. Он был красив, по-настоящему красив, и знал это. Более того, он был убежден, что никто в мире не сумеет соперничать с ним, а потому он всегда будет влюблен лишь в самого себя. Эгоистичная любовь эта сопровождала аристократа с момента самоосознания и с каждым годом только росла, по мере того, как к дару природы, красоте, прибавлялись разнообразные таланты, а также гибкий, неординарный ум эстета.

Каково же было изумление Кристофера, когда в один из дней он вдруг обнаружил, что ошибался. Сердце, подобное льду, оказалось бессильно перед твердостью алмаза - тот безжалостно смял и раскрошил его, не посмотрев на красоту, наполнив холодную душу непокоем. Правителю Ледума и без того принадлежали многие сердца, теперь же он с легкостью, сам не подозревая о том, овладел всеми мыслями и желаниями молодого аристократа. Чувство это представлялось сродни религиозному фанатизму, обожанию преданного раба, боготворящего возлюбленного господина. Это была смесь восхищения и преклонения. Никогда не надеялся Кристофер на что-то иное, кроме возможности в полной мере проявить свои способности, служа на благо родного города и своего лорда. Идеал, который избрал и принял самовлюбленный юноша, обязан был быть недостижимо высоким. Никогда не проявляя даже тени эмоций, он быстро приобрел расположение правителя, которого откровенно тошнило от угодливости и раболепия окружающих. Несмотря на деспотизм, лорд Эдвард высоко ценил в людях чувство собственного достоинства.

Однако близость правителя, вместо удовлетворения, принесла неожиданные страдания. Теперь, когда идол его был рядом, с него несколько слетела позолота, и осколки разбитого сердца тяжело заворочались в груди, настойчиво требуя большего. Сокровище, прежде казавшееся недоступным, теперь находилось на расстоянии вытянутой руки. Однако лорд Эдвард оказался жесток. Терпеть его придирки и перепады настроения было непросто для человека, столь высоко ценящего самого себя. Возможно, Кристофер не сумел бы переломить свою гордость, если бы правитель не был столь неоднозначен. Грубость его порой была куртуазна до изыска, а мучения столь изощренны, что доставляли болезненное, ненормальное наслаждение.

Поняв, что лорд сводит его с ума, Кристофер всерьез испугался. От опасных чувств он решил сбежать в мир ночных увеселений и наркотических снов, однако они не смогли разорвать многолетний плен. Заменить один наркотик другим не удалось, сделалось только хуже.

Иногда Кристоферу казалось, что правителю известна его тайна, так явно тот вызывал его на откровенность, играя, как кошка с мышью. Но глава ювелиров не поддавался на провокации, зная, что люди, занимающие высокие государственные посты, не могли преступать определенных границ, а те, кто имел кратковременные интрижки с лордом, немедленно переходили в разряд людей для удовольствий и быстро катились вниз по наклонной, до самого дна. В случае ошибки этот демон погубит его.

Так и случилось.

Даже его яркая, сияющая красота не смогла ослепить лорда! С момента дарования ленты премьера правитель откровенно пренебрегал им, даже не считая нужным смягчать свою немилость. На Кристофера обрушилась лавина новых обязанностей, заставляя с утра до поздней ночи сидеть над важными государственными бумагами, не поднимая головы. А лорд лишь присылал записки с краткими указаниями и требовал отчетов в письменной форме.

Кристофер допускал, что обдумывание политической ситуации и подготовка к войне отнимала много времени и сил. Однако и того, и другого по-прежнему хватало на странные отлучки из дворца и разномастных дворцовых шлюшек! Кристофер страдальчески скривился, одновременно упиваясь благородным выражением трагизма, исказившим тонкие черты лица. Горькое, больное чувство - ревность. Как долго сможет он еще скрывать его? Как долго сможет он выносить его, разрушающее, ранящее изнутри? Кажется, это был предел.

Как смертный дошел до того, что посмел предъявлять права на своё божество? Как решился на столь дерзкий мятеж?

Кристофер нахмурил брови. Лорд Эдвард сам вынудил его - слишком долгое время маг развлекался, вытягивая из него все жилы, сознательно причиняя боль, приближая и отталкивая. Правитель был несправедлив к своему верному поклоннику, он перегнул палку. Лорд оттолкнул самого преданного своего слугу.

Сейчас, нацепив на главу ювелиров черную ленту, правитель буквально узурпировал свои права на него, лишив возможности снять напряжение всем известным способом. Чтобы забыться оставались только наркотики и крепкий алкоголь. Однако плоть, привычная к тому, чтобы ей дарили блаженство, протестовала против этого. Плоть не желала убивать себя токсичными веществами - она жаждала таинств, горячих прикосновений и неги.

Двойник смотрел на него глазами, полными слёз, полными укора разбитой неразделенной любви. Двойник был прекрасен. Поддавшись минутному порыву, Кристофер приблизил лицо к стеклу, и зеркало затуманилось от жара его неровного дыхания. Эти губы были совершенны, их линии напоминали чувственные лепестки цветов, изломанных порывом холодного ветра. Конечно, двойник не заслуживал этих мук. Прежде он был единственным, кто царил безраздельно в истерзанном, томящемся сердце аристократа. Почему же всё изменилось? Почему он предал его?

Кристофер коснулся губами отражения, желая утешить и его, и себя, безнадежно желая вернуться в прошлое. Но чуда не произошло: маг дернулся назад, будто обжегшись о твердую поверхность стекла. Грубая материя оскорбила мучительно тонкие чувства. На миг Кристоферу показалось, что второе я с мстительным удовлетворением следит за его страданиями, считая их заслуженной карой за предательство. Раздраженно задернув занавеси, Кристофер отвернулся от зеркала и тихо побрел прочь. По щекам его текли слёзы, вызванные болью этого холодного, одинокого поцелуя.

Глава 17

Прошло еще около трех часов битвы, когда горизонт за спиной лорда Эдварда заалел, словно свежий шрам, налившийся темной кровью, и из-за него показались передовые дирижабли Ледума. Рассвет был не за горами: первые отблески его уже покрыли волосы правителя блестящей красной краской. Чудом выжившие, до смерти перепуганные жители Ламиума прятались в домах и сооружениях, а уцелевшие защитники с трудом удерживали последние не взятые рубежи. Лавина оборотней прокатилась по городу, сметая всё на своем пути, оставляя кровавые потеки на карте. Противостоять такой массе и ярости было сложно. Лорд Эдвард с интересом наблюдал за передвижениями объединенной армии нелюдей, изучая их общую стратегию и тактику, непритязательные, но весьма эффективные. Особо укрепленные районы пока держались. Значительная часть магов и солдат сконцентрировалась в окрестностях центра города, где имелось множество оборонительных конструкций, и незыблемым символом старого режима возвышался последний оплот обреченных - дворец лорда Доминика.

Правитель окинул взглядом стремительно приближавшуюся процессию кораблей. Знамена горделиво развевались на быстром ходу, на черной парусине клеймом серебрились и пламенели знаменитые гербы Ледума. В светлеющем небе очертания дирижаблей казались тенями огромных хищных птиц, темных предвестников беды. Лорд Эдвард невольно залюбовался их грацией и мощью. Бенедикт отлично справился с первой частью своего задания: боевой отряд возглавлял его личный “Демон”, самый современный и лучший корабль флота. Правитель с легкостью определил скорость движения объекта и все нужные для перемещения координаты. Алмазы помогали магу видеть корабль насквозь и в различных проекциях. Конечно, “Демон”, как и прочие дирижабли Ледума, обладал абсолютной магической герметичностью и был защищен от вторжения. Однако лорд Эдвард прекрасно знал эту защиту, а потому без труда преодолел её. Он вошел, открыв дверь ключом, хотя мог бы, при необходимости, выбить её ногой.