Если ты индиго - Турве Татьяна. Страница 25

— На меня можешь кричать, так и быть, а его обижать я не позволю! И не позволю обсуждать за глаза с твоими подружками.

От ее грозного заявления Марину разобрал нервный смех:

— Ой, напугала! Ну и что ж ты сделаешь?

— Будешь нас грузить — уйду к бабушке!

Прозвучало ужасно глупо, с театральным надрывом, это во-первых, и наивно до предела, типа второсортной любительской пьесы. Это во-вторых. Яна прикусила язык, но было уже поздно: слово не воробей, раз уж вырвалось… Точь-в-точь, как в народном анекдоте: "Злые вы, уйду я от вас!" Сейчас мама начнет над ней насмехаться, будто над сопливым ребенком — вряд ли, чтоб такой удачный случай пропустила! Жертва ведь сама по глупости подставилась…

"А вот это она зря! — вспыхнула от негодования Марина. — Знает же, паршивка, что у нас со свекровью-свекром вооруженный до зубов нейтралитет! Шантажирует… Ну что ж, напросилась!"

— Ты смотри, какая смелая! Куда ж ты уйдешь от своего компьютера, книжек с одежками? С собой-то всё не заберешь!

— Перебьюсь! — небрежно бросила Янка через плечо и, конечно же, направилась к двери, забыв про свой журнал. На выходе едва не столкнулась с отцом: переживает, значит, папочка, прибежал проверить!..

Володя с первой же секунды оценил ситуацию: стоят друг напротив друга, стенка на стенку:

— М-да-а, в воздухе чувствовалась напряженность… — он слегка подтолкнул дочку в спину, не давая ей сказать ни слова: — Пошли чай пить.

Они шли по длинному, узкому и оттого вечно темному коридору, Яне он всегда казался бесконечным. А вслед пулеметной очередью неслись беспорядочные мамины слова:

— Родила ее, вырастила, и вот вам благодарность!..

Владимир на ходу обнял Янку за плечи, как бы говоря: мужайся, дочка! Это добило Марину окончательно:

— Если б отец не плавал, где бы ты сейчас была! Конечно, так она умная, на всем готовом! Жила бы в общежитии!!!

В своем любимом пятнистом халате она смотрелась, как маленькая разъяренная пантера. Или нет, скорей тигрица, не зря же она родилась в год Тигра…

После чая с бабушкиным земляничным вареньем из припрятанной на зиму банки Янка немного отошла. Улыбаться, правда, всё равно не начала, хоть как Володя ни старался ее рассмешить, зато разгладилась упрямая и всем на свете недовольная складка между бровями. Не захотела ему рассказать, что там у них сегодня стряслось, развела партизанщину… Ну ничего, может, попозже оттает и выложит всё начистоту, как в детстве. Ах да, он ведь обещал, что воскресенье проведут вместе, вот незадача! Володя виновато почесал в затылке, с напряжением пытаясь сообразить, как бы выйти из этой некрасивой ситуации:

— Завтра погулять не получится, я буду занят.

Она помрачнела еще больше — упрямая складочка, казалось, вот-вот была готова опять объявиться на свет Божий.

— Может, посреди недели… Я постараюсь, — фальшивым голосом проговорил Владимир, внутренне сам от себя содрогаясь. Вот ведь положеньице: "Мужик сказал — мужик сделал!" Яна насуплено молчала, с пристальным вниманием изучая легкомысленные щекастые овощи на германской клеенке: — Обиделась на меня?

Дочка неопределенно дернула худеньким (даже под вязаным домашним свитером) плечом и скупо обронила:

— Не на тебя.

— Уже легче! — Володя легонько шёлкнул ее по носу, малая нехотя улыбнулась, всем своим видом показывая: ладно уж, всё равно ведь не отстанет…

Ночью Володя долго не мог уснуть, всё смотрел в окно, усыпанное крупными огоньками ночных окон, пока они не начали одно за другим гаснуть. Затем расхаживал по комнате взад-вперед — в этом смысле повезло, что они с Мариной спят врозь, уже и не вспомнишь, сколько лет… Назвать это семьей язык не поворачивается, кого он пытается обмануть? Смертельно хотелось кофе, но для этого нужно было идти через всю квартиру на кухню и включать свет, рискуя всех перебудить. Ему стало от самого себя противно: рывком распахнул дверь (та вызывающе громко в сонной тишине скрипнула) и направился прямо на кухню, из какой-то бессмысленной бравады нарочно топая ногами: "Проснется Янка — посидим пополуночничаем! А проснется Марина…"

Эта ночь была, без сомнения, самым глубоким его "дауном" за все их семейные годы. Где-то он, Владимир, зазевался и свернул не туда, чтоб через двадцать лет попасть на эту кухню, пить горький до безвкусности кофе и ждать рассвета, как освобождения.

Когда же это случилась? Где, в каком месте он сделал первую ошибку?.. Ведь начиналось всё, как полная идиллия, когда они с Мариной только поженились и два года снимали квартиру. Деньги быстро закончились, но это их не особенно, как Володе казалось, огорчало: до глубокой полуночи вели откровенные беседы обо всем на свете или слушали его любимого Высоцкого на бобинах. (Это уже потом в самый разгар скандала жена заявила, что те его старые записи "не переваривает"!) Но вначале-то всё было по-другому, по-настоящему: он пел забавные студенческие песни, она смеялась… Уже почти под утро, засыпая на ходу, шли жарить картошку соломкой на старой раздолбанной плите, и Марина садилась ему на колени, чтоб удобней было есть с одной сковородки…

Через два года родился Ярик, они переселились в общежитие и с деньгами стало совсем туго. Помыкавшись туда-сюда, он решил уйти в дальний рейс, в первый раз за эти семейные годы. (Хоть как ни муторно на душе становилось от мысли, что оставляет годовалого сынишку, свою радость и гордость. Всё стерпел, никому виду не подал.)

С этого, пожалуй, и началось, переломный момент: когда он впервые вернулся домой, Марина бросилась ему на шею, как Володя все эти месяцы себе и представлял, едва ли не дни считал. Зато на следующий раз эмоций было намного меньше, а там еще меньше, и еще, вниз по убывающей… Может, потому что они по-прежнему жили в тесном малосемейном общежитии, а Марина страстно мечтала о собственной квартире. Потом в перспективе замаячила Янка, стало еще тесней, и через пару-тройку лет, урезая себя во всем, они купили-таки эту квартиру со всеми удобствами. Уютный "спальный" район, седьмой этаж, солнечная сторона, лоджия здоровенная, хоть конем гуляй. Но нужно было срочно менять мебель, он снова ушел в плавание…

И вот через много лет однажды вернулся и почувствовал себя совершенно там чужим. Бродил среди хрусталя и персидских ковров дурак дураком и не знал, куда приткнуться — за полгода она даже мебель по-другому переставила! Жена разговаривала по телефону с очередной своей подругой и хладнокровно его не замечала, словно этажерку в гостиной: стоит себе и стоит!.. К счастью, вскорости прибежала со школы Янка, завизжала при виде отца от восторга и стало повеселей — они сразу ушли гулять на весь день, прихватив по дороге Ярика. Вот это, пожалуй, и была самая главная его ошибка, что не остался и не поговорил откровенно с женой. Наивно думал, что всё наладится само собой — нужно только время, отвыкли ведь друг от друга.

А может, всё началось значительно раньше, когда Марина в первый раз повысила на него в раздражении голос, а он промолчал, не придал этому значения? Или когда начал кричать в ответ, завелся от какого-то ничего не значащего пустяка, а дети стояли и смотрели на них перепуганными глазами?..

Перебивая его воспоминания, из коридора раздались немного шаркающие и не совсем уверенные шаги — Янка! (Марина даже ходит по-другому.) Дочка с размаху зацепилась плечом о дверной косяк и еле удержала равновесие — как видно, не до конца еще проснулась. Глаза наполовину закрыты, щурятся на свет, и пижама привозная размера на два больше, чистый тебе Пьеро! На щеке неровный след от подушки, заспанную мордашку обрамляют две туго заплетенные на ночь золотистые косички (с ними ей дашь от силы лет двенадцать, не больше). Так вот, значит, откуда берутся по утрам эти волнистые, на манер барашка, волосы — первая и пока что неискушенная женская хитрость. То ли еще будет…