Клинком и словом (СИ) - Фрайт Александр. Страница 21

– Берест его пропустил! Ты-то о чужих приказах чего печешься? – нетерпеливо зарычал Махота и потряс Меву за плечо. – Дело, говорю, срочное.

– А ты мне не указ. Сам свои дела уладить попробуй, – недовольно заворчал тот и пнул Гаркуна ногой под столом. – Это все я знаю. Сам, что хотел сказать?

– Вышел я, значит, – стражник опасливо покосился на Махоту, – до ветра. Темно еще было. А в слободке огонек блеснул. У Шепетухи. Тут не спутаешь. В этом проулке от возничих ворот одно ее крыльцо просматривается. У остальных хат только самый край окошка увидишь. Верховой от нее отъехал и на Герсику повернул, а следом второй. Я пробежался через лесок до торгового тракта. Как раз за спиной спутника этого гостя и выскочил к канаве. Шагов десять до них было. И мешок видел. Человека туда спрятать, как камень в колодец бросить.

– Мне почему не сказал?

– А вдруг и в самом деле нечисть?

– А сам чего не спросил?

– Боязно, – буркнул Гаркун. – Не один он был, да и меч у него.

Воины нервно захохотали.

– Эх!

Махота размахнулся, чтобы отвесить по оплеухе каждому, но стиснул зубы и швырнул на стол свой кошель.

– Два десятка серебряных. Не какие-то резаны – куны полновесные, что у султана чеканят!

– Да что ж тебе так припекло? – Мева недоуменно поднял одну бровь и повернулся. – Ведь за медяк удавиться готов.

– Верхового догнать надо, – старший Южной башни скривился, заметив испуг в глазах разговорчивого Гаркуна. – Да не этого. Пришлый тут один девку Бахаря увез, а мне никак отлучаться нельзя.

– Ага, – старший караула понимающе осклабился. – Девка тебе – кошель, лошадь и пришлый нам. Двадцать серебряных, говоришь?

– Не веришь – пересчитай! – обозлился Махота.

– Зачем тебе меченая?

– Жениться на ней хочу.

– Вот те на, – ухмыльнулся Мева, выпрямился огромным телом и подмигнул: – А я слышал, что от этой невесты у тебя одна рвота. Как целовать-то ее станешь?

– Не твое дело.

– Пришлый этот откуда? – спросил Гаркун, поднимаясь следом за старшим.

– У него и спросишь, как через час догонишь.

Гаркун передернулся и скользнул в дверь, а Махота схватил его кувшин и осушил до дна одним длинным глотком. Отдуваясь, вышел во двор, долго смотрел в спины удаляющихся воинов, рванувших лошадей с места в галоп. Мрачнел лицом с каждым ударом копыта: не кошель с серебряными жалко было – о себе самом сожалел, что не сможет своими руками этого молодца прикончить, да и Лагоду где-нибудь поглубже прикопать. Затем повернул голову, прислонил ладонь ко лбу, разглядывая открывшиеся ворота обители Мураша. Сначала монахи вывели несколько оседланных лошадей. Потом вышел и брат Пяст, вокруг которого толпились балахонники. Тут же крутились и монастырские стражники. Он уже начал почесывать затылок, соображая, следует ли ему немедленно вернуться в Южную башню и отправить проследить за хольдом отца Тримира парочку воинов, которые не станут задавать лишних вопросов. Однако тут же и передумал. Как бы ему не хотелось узнать подноготную странного гостя от него самого, но лучше уж у старой ворожеи эти сведения выбить вместе с зубами. Не тот человек первый хольд тайного сыска, чтобы безнаказанно тащиться у него за спиной. Заметит – завтра же в канаве с перерезанным горлом окажешься. Вздохнул и поплелся к главным воротам Стохода, волоча ноги по грязи. Пора уже доложить корту о возвращении.

Хрупкая на вид светловолосая девчушка в мужском облачении, отвернув голову назад, что-то говорила смеющемуся, подставляющему ветру пряди длинных волос, молодому воину. Она первая и заметила преследователя. Вскрикнула испуганно.

– Стража!

– Так, – протянул Стожар.

– Стой!

Мева еще издалека, до поворота, по стуку подков на лошадиных копытах понял, что перед ними те, за кем мчались уже десяток верст, и расслабленно отпустил поводья, когда верховой обнял девку и придержали лошадь.

– А ну, слезай с лошади! – рыкнул старший возничих ворот.

– Ты бы туда, где падальщики кружатся, ехал. Путникам на дороге спокойнее было бы, – произнес чужак.

Старший возничих ворот опешил от такой наглости, а Стожар одним легким движением соскользнул на землю, положил ладонь на бедро Лагоды, задержал руку и ободряюще улыбнулся ее испуганному лицу. Мева ухмыльнулся. Неторопливо покинул седло, потянулся огромным телом, широко расставив ноги, будто дуб посреди леса встал – не выкорчевать. Он был выше пришлого воина на полголовы и раза в полтора шире в плечах. Поставь этого парнишку вместе с девкой за его спиной, как на лавке сидеть будет, так никто и не разглядит. Высморкался в рукав, показав полное пренебрежение. Сказывают, что и среди тощих бывают знатные воины, да хоть Береста с паромной переправы через Скриву возьми. Но Мева, который два года назад без единой царапины выстоял против ляхов Болеслава при осаде Полоты – не за каменной стеной прятался, а с деревянного заборола не слезал! – был уверен в своей силе. И еще никому из живых не удавалось поколебать эту уверенность. А мертвые? На то они и мертвые, раз уронили свои головы перед ним.

Навий воин с интересом посмотрел на огромные кулаки стражника, на тяжелый шипастый кистень за поясом, на толстые пальцы, поросшие пучками рыжеватого волоса, и на кривой нож с резной костяной рукоятью. Лагода охнула, прикусив пальцы – похожее на это лезвие и вогнал упырь Махота ей под ребра. А Стожар нахмурился, сделал пару шагов ближе, стоял, покачиваясь с носка на пятку, большие пальцы обеих рук за ремень всунул рядом с латными рукавицами и молчал. Слова не сказал Меве, а как в самое нутро тому плюнул.

Стражник пригнулся, встряхнулся, как цепной пес, только что сорвавшийся с привязи и перемахнувший забор перед одиноким путником. Выбирал место, куда широкое лезвие вонзит. Как бы не был хитер и коварен незнакомый противник, но и с клинком в руках он ему не соперник. Подбадривая себя чем-то средним между рычаньем и уханьем, он направился к Стожару, неподвижно ставшему посреди дороги и загородившему девку на лошади. Тот разве что слегка развернулся боком, и не сдвинулся с места даже тогда, когда Мева все-таки размахнулся и нанес удар. Молодец не дрогнул, отклонился чуть в сторону с презрительной усмешкой. Стражник несколько мгновений недоуменно смотрел на собственные руки, которые едва не упустили меч от удара о землю, после чего зарычал и ударил еще раз. И снова тот отклонился и позволил концу широкого лезвия черкнуть по песку за пядь от своих сапог. И тогда Мева взбеленился, крутнул мечом, попробовал подсечь противнику ноги, тут же кольнул в грудь и в шею. Не достал, а тот даже приблизился, заставив отступить на шаг. Стражник был ошеломлен такой неуязвимостью, но пройдя многие сечи, знал, что умелого, даже с одним ножом противника так просто, наскоком, не возьмешь. Сколько костей таких самонадеянных лежит по лесам да болотам? Однако он и представить не мог, каково это – не управиться с безоружным. Решил прикончить сразу. Завертел тяжелым лезвием перед собой, быстрее, быстрее. И нанес стремительный удар: меч выплюнул из сверкающего железного круга смертоносное жало. Во всю мочь, всем огромным телом, во всю силу рук. И еще. И еще. И снова. Тоненько заскулила Лагода, крепко зажмурив глаза, когда ее суженый исчез, пропал в неистовом вихре сокрушительных ударов, каждый из которых был способен рассечь их лошадь вдоль хребта. А как открыла вновь, то увидела только чудовищный оскал на мокром от пота лице старшего возничих ворот, спутанную бороду и могучее плечо, двигавшееся в ритме стремительных ударов. А Меве руку уже сводила судорога, едкий пот заливал, слепил глаза, все труднее стало махать тяжелеющим мечом, все медленнее выпады. Силы он был неимоверной, а вот мастерству ратному и выносливости звериной для долгой сечи не довелось обучиться – всегда на единственный удар, что никакой доспех не останавливал, уповал. Противника он так и не срубил, точно туман резал, лишившись разума. Вспомнил через злобу, что подмога, рядом, только кликни. Заорал: