Молот Валькаров - Гамильтон Эдмонд Мур. Страница 2

Бэннинг перестал потеть. Теперь его бил озноб.

– Послушайте, – обратился он к девушке, – посмотрите, пожалуйста, эти имена в архиве. – Он нацарапал на бумажке имена. – В списке умерших. Джесс Бэннинг и Илэй Робертс Бэннинг. – Рядом с каждым именем он указал год рождения и год смерти.

Девушка взяла листок и, резко повернувшись, вышла. Она долго отсутствовала, а когда вернулась, то уже не казалась раздраженной. Она казалась очень рассерженной.

– Вы что, смеетесь? – спросила она. – Только время отнимаете! Ни об одном из этих людей нет сведений.

Девушка швырнула листок перед Бэннингом и отвернулась.

Дверца в барьере была тут же. Бэннинг толкнул ее и прошел внутрь.

– Посмотрите снова, – сказал он. – Пожалуйста... Они должны быть там.

– Вам сюда нельзя, – пятясь от него, сказала девушка. – Что вы делаете? Я же вам сказала, что там нет ...

Бэннинг схватил ее за руку.

– Тогда покажите мне книги. Я буду искать сам.

Девушка с криком вырвалась. Бэннинг не пытался удержать ее, и она выбежала в холл, вопя:

– Мистер Харкнесс! Мистер Харкнесс!

Бэннинг, стоявший в архиве, беспомощно глядел на высокие стеллажи, забитые тяжелыми книгами. Не понимая значения маркировки на них, он решил свалить все книги с полок и искать в них доказательства, которые должны быть там, доказательства, что он не безумец и не лжец. Но с чего начать?

Начать он не успел. Послышались тяжелые шаги , на его плечо легла рука. Рука принадлежала невозмутимому крупному мужчине, сжимавшему в зубах сигару. Вынув сигару изо рта, мужчина сказал:

– Эй, парень, ты что здесь вытворяешь?

Бэннинг сердито начал:

– Слушайте, кто бы вы не были ...

– Харкнесс, – прервал его невозмутимый мужчина. – Меня зовут Рой Харкнесс и я шериф округа. Вам лучше пройти со мной.

Несколько часов спустя Бэннинг сидел в оффисе шерифа и заканчивал рассказывать свою историю третий раз.

– Это заговор, – устало сказал он. – Не понимаю, почему, но вы все в нем участвуете.

Ни шериф, ни его помощник, ни репортер-фотограф из городской газеты не засмеялись открыто, но Бэннинг увидел, усмешки, которые они не слишком скрывали.

– Вы обвиняете, – сказал шериф, – всех жителей Гринвилля в том, что они собрались и умышленно фальцифицировали записи в архиве. Это серьезное обвинение. И какая же у нас была для этого причина?

Бэннинг вдруг почувствовал тошноту. Он знал, что находится в здравом рассудке, но тем не менее мир внезапно показался ему бессмысленным кошмаром.

– Не представляю причины. Почему? Почему вы все хотите лишить меня прошлого? – Он потряс головой. – Не знаю. Но я знаю, что этот старый мистер Уоллейс лгал. Может быть, за всем стоит именно он.

– Тут есть одна заковыка, – произнес шериф. – Дело в том, что я знаю старика всю свою жизнь. И я могу совершенно определенно сказать, что он владеет этим пустырем вот уже сорок два года, и что там никогда ни было сооружения крупнее куриной клетки.

– Выходит, вру я? Но зачем мне это?

Шериф пожал плечами.

– Может, вы разработали какой-то план для вымогательства. Может, вам зачем-то нужна известность. А может быть, вы просто тронутый.

Кипевший от ярости Бэннинг вскочил на ноги.

– Значит так – подтасовать все факты и объявить меня сумасшедшим! Ну что, посмотрим! – и он кинулся к двери.

Шериф подал знак, и фотограф получил прекрасную возможность запечатлеть, как помощник шерифа схватил Бэннинга и сноровисто затащил его сначала в тюремную пристройку, примыкавшую к оффису, а потом в камеру.

– Псих, – сказал репортер, глядя на Бэннинга через прутья решетки. – Ты и сам-то не смог придумать ничего правдоподобного, верно?

В каком-то оцепенении Бэннинг смотрел на людей по ту сторону решетки, не в состоянии поверить в случившееся.

– Обман, – хрипло сказал он.

– Никакого обмана, сынок, – отозвался шериф. – Вы явились сюда и наделали шума, вы обвинили многих людей в заговоре против вас – хорошо, тогда вам придется остаться здесь, пока мы не проверим, кто вы такой. – Он повернулся к помощнику. – Телеграфируйте этому нью-йоркскому издателю, у которого, по его словам, он работает. Дайте общее описание – рост шесть футов, волосы черные, ну, и так далее, как всегда в таких случаях.

Он вышел, а за ним и остальные. Бэннинг остался один, в камере.

Он сел и сжал голову руками. Яркий солнечный свет лился скозь зарешеченное окно, но Бэннингу все вокруг казалось мрачнее, чем в самую темную полночь.

Если бы только у него не появилась мысль посетить родной город ...

Но она появилась. И вот перед ним стоит вопрос: «Кто же лжет, кто же сошел с ума?». И он не может ответить.

Когда стемнело, ему принесли ужин. Бэннинг спросил, нет ли возможности освободиться под залог, но не получил определенного ответа. Шериф не приходил. Бэннинг спросил об адвокате, и ему ответили, чтобы он не беспокоился. Он снова сел и продолжал ждать. И беспокоиться.

Не имея других занятий, он перебирал в памяти годы своей жизни, начиная с самых первых воспоминаний. Они никуда не делись. Конечно, были и провалы, и смутные, неопределенные воспоминания – но они есть у каждого. Кто запомнит все будничные дни своей жизни, в корторые ничего не случалось! Его зовут Нейл Бэннинг, и он провел большую часть жизни в Гринвилле, в доме, о котором теперь говорят, что он никогда не существовал.

Утром появился Харкнесс.

– Я получил ответ из Нью-Йорка,– сказал он, – здесь с вами все ясно.

Он внимательно рассматривал Бэннинга через решетку.

– Знаете, вы выглядите вполне приличным молодым человеком. Почему бы вам не рассказать, что все-таки это значит?

– Если бы я сам знал... – хмуро отозвался Бэннинг.

Харкнесс вздохнул. – Правда Пита, вы не можете придумать ничего правдоподобного. Боюсь, что нам придется задержать вас до психиатрической экспертизы.

– ДО ЧЕГО?

– Послушайте, я перерыл весь город и весь городской архив. Здесь никогда не жили никакие Бэннинги. Не было и Греггов. А единственные Льюисы, которых я смог найти, живут на ферме в двадцати милях от города и никогда не слыхали о вас. – Шериф развел руками. – Что же я должен думать?

Бэннинг повернулся к нему спиной.

– Вы лжете, – сказал он. – Убирайтесь.

– О'кей, – Харкнесс сунул что-то сквозь прутья. – В любом случае это должно заинтересовать вас. – И он вышел в коридор.

Прошло некоторое время, прежде чем Бэннинг решился поднять брошенное Харкнессом. Это была местная газета за вчерашний день, вечерний выпуск. Там видное место занимал веселенький рассказ о чокнутом нью-йоркце, обвиняющем маленький небрасский городок в краже его прошлого. История была так забавна, что Бэннинг начал думать, что скоро ему действительно понадбится психиатор, а может быть, и смирительная рубашка.

Перед самым заходом солнца к камере подошел шериф и сказал:

– К вам посетитель.

Бэннинг вскочил на ноги. Кто-то его вспомнил, и докажет, что все, им рассказанное – правда!

Но человека, вошедшего в коридор, он не знал.

Это был смуглый мужчина средних лет. Одежда плохо сидела на нем и казалось, что он чувствует себя в ней неловко. Мужчина шагнул через порог коридора, двигаясь удивительно легко для владельца такого большого тела. Его очень темные галаза напоряженно всматривались в Бэннинга.

Хмурое, почти прямоугольное лицо мужчины не меняло своего выражения, но тем не менее что-то неуловимое менялось во всей его массивной фигуре по мере того, как он изучал Бэннинга. У него был вид угрюмого человека, ожидавшего чего-то долгие годы, а теперь, наконец, увидевшего то, что он так долго ждал.

– Валькар, – тихо сказал он, скорее не Бэннингу, а себе. Его голос звучал резко, словно медная труба. – Кайл Валькар. Минуло много времени, но я нашел тебя.

Бэннинг удивленно смотрел на незнакомца.

– Как вы назвали меня? И кто вы? Я никогда раньше не встречал ВАС.

– Не встречал меня? Но ты меня знаешь. Я – Рольф. А ты – Валькар. И горькие годы миновали.