Фаворит Его Высочества (СИ) - "Лиэлли". Страница 35

— Сожалею, — бросил я сухо. Признаю, с моей стороны это было несколько жестоко, но Анри не обратил на мою реплику ни малейшего внимания, продолжая как ни в чем не бывало:

— К тому же я считаю, что ты подходишь на роль его супруга. И в случае чего сможешь защитить.

— В случае чего? Хочешь сказать, что собираешься его оставить? — не удержался я от вопроса.

Он бросил на меня ироничный взгляд.

— Нет, не дождешься. Я лишь вчера его обрел снова. И буду рядом до тех пор, пока он желает этого. Но у меня много врагов. Может так случиться, что меня убьют. И тогда ты будешь единственным человеком, который сможет его защитить.

Я понимающе кивнул, вдруг осознав, насколько же сильно этот пират любил Франца. Он всю жизнь положил к его ногам. Всю жизнь был рядом, охранял, берег, защищал, пускай и исподтишка. Не удивлюсь, если узнаю, что он и в личную гвардию короля пошел ради Франца…

— Мы сможем вместе ужиться? — спокойно и прямо спросил Анри, глядя на меня внимательным изучающим взглядом.

Я невесело усмехнулся.

— А у меня есть иной выбор?

— Нет.

Нас объединяло то, что мы оба были без ума от Франца. Я не мог с уверенностью утверждать в тот момент, что люблю его, но был близок к этому, как никогда. Потому что впервые в жизни не хотел отступаться от своих прав на человека, тогда как в любой другой ситуации предпочел бы уйти, не желая впутываться в бессмысленные и глупые распри. Элементарная лень и нежелание тратить свое время на интриги королевского двора. У меня тоже было много фаворитов там, в Испании, но когда я узнавал, что мне изменили, то не устраивал никаких скандалов и не пытался мстить. Не считал это выше своего достоинства, вовсе нет. Мне было просто лень. Если человек ушел от меня, от принца, от того, что я согласен был ему давать, значит, для него этого было недостаточно. А я не мог дать больше. Все. Наши пути разошлись. Я не огорчался и не бесился. И при следующей встрече обращал на этого человека внимания не более, чем на всех остальных своих знакомых. Но сейчас не желал отступаться. Ни за что. Я хотел Франца и знал, что моя страсть к нему не остынет ни сейчас, ни позже. И желал бы иметь его своим супругом.

И поэтому был согласен мириться и с Анри, и с его чертовыми близнецами, к которым он, сам того не осознавая, относился больше как курица-наседка, как родная мать, чем как любовник и влюбленный. Они были лишь юными щенками, зеленью. Я не считал их серьезной конкуренцией и не испытывал к ним никакого интереса. Они просто были в жизни Франца.

А вот с Анри я должен был подружиться. Я понял это сразу. Мы поняли это одновременно. И он первый протянул мне руку, глядя в глаза внимательно и вопросительно.

Я протянул руку в ответ и крепко пожал его ладонь. Он улыбнулся уголком губ, отпустив мою руку, и в этот момент на палубе показался Франц. Он потянулся, улыбнулся, кажется, пребывая в отличном настроении и хорошо выспавшись. Но, увидев весь этот сброд, здорово испугался и попятился обратно к каюте. Мы с Анри улыбнулись.

— Разве я разрешал прерывать работу? — рявкнул капитан пиратского судна.

И все поспешно отвернулись от маленького принца.

Силестин.

Франц ушел еще час назад, за окном смеркалось. Наступила ночь, и я метался по комнате, как раненый зверь. Ален сидел на подоконнике открытого окна и спокойно читал книгу. Наконец ему надоело мое мельтешение, и он со вздохом оторвался от какого-то приключенческого романа.

— Может быть, хватит? — устало спросил он.

— Что хватит?

— Маяться. Сел бы да почитал, прогулялся, поспал, поел… Мечешься, как тигр в клетке.

Я фыркнул и тут же разразился тирадой, какой сам от себя не ожидал:

— Ну как ты можешь оставаться таким спокойным?! Он где-то там, с этим пиратом… Я ему не доверяю, будь он хоть трижды Черным Котом!

— Перестань! — настал черед брата выразительно фыркнуть. — Ты просто ревнуешь.

— Что?!

— Ты ревнуешь, признайся.

— Вовсе нет! Я беспокоюсь! И не доверяю этому испанскому франту. Кто знает, какие намерения он имеет по отношению к нашему Француа…

— Господи Боже, Лес, ты что, всерьез думаешь, что он его где-нибудь там изнасилует, похитит и увезет в Испанию? На кой черт, подумай сам? Франц сам к нему ходил уже.

Я поджал губы и застыл посреди комнаты, скрестив руки на груди. А Ален, не обращая внимания на мою напряженную позу, продолжал неторопливо и спокойно рассуждать, приводя свои неотразимые и неоспоримые разумные доводы, чем несказанно раздражал меня:

— Франц уже обещан ему в супруги, так что у Филиппа нет никакого резона причинять ему какой-либо вред. Наоборот, это весомый повод для него беречь нашего принца как зеницу ока.

— Ну хорошо, но Анри…

— Анри тоже не причинит ему вреда, — твердо пресек мои возражения брат.

— Да почему ты так в этом уверен?!

— Потому что он его любит, — просто ответил Ален.

— Откуда тебе это знать наверняка?!

Ален закатил глаза и вздохнул, начиная объяснять мне таким тоном, словно учил малолетнее дитя:

— Вот ты его любишь?

— Конечно! Почему ты спрашиваешь?

— Даже если бы ты вдруг узнал, что Франц тебя предал, ты бы все равно его любил? — продолжал задавать свои странные вопросы брат.

Я на этот раз поколебался с ответом и всерьез задумался. Если бы Франц меня предал… Я бы, наверное, сошел с ума. Но не смог бы его разлюбить, мне было бы очень горько и обидно, и я бы скорее уж сам бросился с моста, но не сумел бы выгнать его из своего сердца.

Прочитав на моем лице все сомнения, Ален вскинул бровь и хмыкнул.

— Вот видишь. То же самое и с Анри. Теперь понимаешь?

Я медленно кивнул и вздохнул.

— Он все еще любит его… Ты прав. Так ты считаешь, что с ними он в безопасности?

— Об этом даже не стоит вопрос. Ищи причину своего дурного настроения в себе, Лес, — ответил Ален и уткнулся в свою проклятую книгу.

Я обескураженно уставился на брата. И что он хотел этим сказать? Что я ревную? Ни черта подобного, я вовсе не…

Мысли мои прервались и перескочили на другое. Когда сегодня утром Франц покинул мои объятия после ночи любви и вернулся ближе к полудню, пропахший запахом другого… Я действительно готов был сойти с ума, хотя уже давно, с тех пор, как узнал, что Франц выходит замуж за испанского инфанта, пытался смириться с этим фактом. Я понимал, что Франц вынужден будет смириться с обстоятельствами и выйти за другого, оставив нас с Аленом. Я знал, что он любит нас так же горячо, как и мы его. Но с мыслью о том, что он выйдет замуж добровольно, я смириться так легко уже не мог… Это казалось мне… нет, не предательством! Но было так обидно… Я не желал признаваться себе, что если бы Франц неохотно, с тоскою и нежеланием шел в объятия своего будущего супруга, мне было бы гораздо легче. Я смотрел на реакцию брата на появление Франца, но Ален оставался спокоен, как удав. Неужели у него нет ни капли самолюбия?!

Когда мы остались одни вновь, Ален спокойно произнес, будто бы отвечал на только что заданный вопрос:

— А ты желал бы, чтобы Франц был несчастлив в своем супружестве?

И я устыдился своей ревности и своих мыслей. Я должен поддерживать его… Ему и так нелегко! И ведь он в самом деле не хотел выходить замуж за Филиппа! И сейчас, когда он обнаружил к нему свою симпатию и согласился по собственному желанию выйти за испанского принца, я должен был бы радоваться его решению!

Но увы, я не мог… Хоть убейте, но я не мог этому радоваться. Черная ревность грызла мое сердце и душу, заточая меня в собственные оковы недостойного подозрения и неприязни. Я хотел поцеловать Франца и не смог к нему притронуться. Меня не покидали мысли о том, что несколько часов назад его губы целовал другой мужчина. Вы спросите, почему я не ревновал к собственному брату? Потому что Ален был частью меня. Я считал его своим продолжением, своим вторым я.

А Филипп был нам совершенно чужим человеком. И вот сейчас я грыз себя за то, что не могу простить Францу его желание увидеться с Анри. Я сидел на кровати и гадал, где он, что он делает, помирился ли с этим пиратом… И понимал, что больше уже никогда не смогу относиться к нему так же, как прежде.