Точка отсчета (СИ) - "rineli". Страница 100

Когда сидишь в абсолютной темноте без возможности контролировать течение времени, можно легко потерять себя и перестать ощущать окружающую действительность. Состояние неопределенности, когда ты ничего не можешь сделать, заставляет разум полостью концентрироваться на этой непрекращающейся агонии. Нет ни падающих капель, ни мерных шагов охранника, ни даже крошечного окошка с кусочком зарешеченного неба, по которому можно было бы определить, сколько прошло этого самого времени. Вечность, сжатая в минуту, или минута, растянутая в вечность… Боли было недостаточно, чтобы убить авари или чтобы позволить блаженно забыться в безумии, но от нее невозможно было убежать или спрятаться. Арнен знал, как причинять боль так, чтобы к ней невозможно было привыкнуть, но боль не была самой страшной его спутницей.

Всепожирающее одиночество.

Одиночество, шедшее за руку с навязчивым страхом, что о нем забыли.

Что за ним не придут никогда…

Что он навсегда останется один на один с самим собой в этой темноте, с агонией, которую усиливала не боль, а он сам. Страх навсегда остаться во власти этой одуряющей тишины, заглушаемой лишь криком его собственных мыслей и абсолютным отвращением к самому себе. Хотелось одновременно кричать, сделать себе еще больнее, расшибить себе голову о каменные стены камеры, лишь бы перестать… думать. Именно его собственные мысли дополняли этот ансамбль мучений, уничтожая его, изматывая и донося боль от разодранных мышц и сломанных костей вглубь сознания, в самое сердце. Нет ничего хуже душевной боли, поэтому Джен начал ловить себя на мысли, что он ждал визита Арнена. Мысли и реальность сплелись в клубок шипящих ядовитых змей. В какой-то момент захотелось закричать… ну, давай, чего же ты ждешь! Я тут, я не могу тебе сопротивляться и не могу убежать! Не это ли ты любишь: заставлять людей кричать и биться в истерии, хищно наблюдать за тем, как они ломаются и умоляют о смерти? Давай же, режь мою плоть, рви ее на куски, медленно отдирая от костей, выжигай на коже уродливые шрамы раскаленным металлом, да хоть на части распили… только дай, наконец, отвлечься от своих собственных мыслей…

Он предал всех… предал.

Он всегда думал, что ему все равно, но как же он ошибался… Воспоминания отдавались болью во всем теле, оголяя для самого себя самые безобразные стороны. Трусость, эгоизм, безразличие… Безумие. Отвратительные чувства, заставляющие съежиться, когда в сознании всплывал образ Дэнара, стоявшего перед ним на коленях и с ужасом ожидавшего смерти от его руки… О да, Джен помнил. Помнил все до мельчайших подробностей, словно сидел внутри своего слабого тела и наблюдал за происходящим… способный лишь наблюдать. До этого дня он и не подозревал, каким страшным могло быть бессилие. Он видел, как его руки бесстрастно лишали жизни людей, разрывали их тела на куски мощными заклинаниями, упиваясь своей безграничной силой и абсолютной властью над хрупкой человеческой жизнью. Больно! Пожалуйста, не надо больше, не надо… Но самым страшным было осознание того, что если бы не Роган, Джен ни за что бы не остановился. Он убил бы Дэнара, а потом и остальных воинов, а следом добрался и до лучников… лишил жизни беременного Кальна… Больно, как же больно было от одних только воспоминаний, страхов и предположений. Он всех предал, он причинил всем столько боли.

Боги, молю вас! Заберите свой дар Сознания! Позвольте… позвольте просто забыться… пожалуйста.

Внезапная мысль заставила его замереть.

А, может, он это заслужил?

Заслужил страдать в одиночестве и этой провонявшей безысходностью камере? Почему-то именно в этот момент в агонирующем сознании появился образ, о котором он так боялся вспоминать. Джен замер, и невидящим взглядом уставился куда-то вперед, словно мог различить в темноте едва заметную фигуру призрака прошлого… изящную фигуру воина, сумевшего совместить себе нежную хрупкость и упрямую воинственность. Эйрик… ни перед кем я не виноват так, как перед тобой. Эйрик, мой прекрасный Эйрик… Светлый и незапятнанный образ, ангел, показавший, что такое любовь и каково это, когда желание человеческого тепла и близости были сильнее желания есть, дышать, спать… Когда всегда хотелось прикасаться к тебе, пусть хотя бы едва, лишь кончиками пальцев, но прикасаться и чувствовать благодарную дрожь в ответ, знать, что я тебе небезразличен. О, Эйрик, его несбыточная мечта, его идеальная Галатея, цель всей его жизни, пути к которой просто не существовало, и никогда уже не будет существовать. Ты стоишь так близко, но в то же время так далеко… Я чувствую твой брезгливый взгляд. Ты меня ненавидишь, ты меня презираешь и ты… прав в своем отношении к такому как я.

Джен смотрел и чувствовал, как сжалось сердце в груди, как больно перехватили горло подступившие слезы… ни перед кем я не виноват так, как перед тобой. В абсолютной тишине свой хриплый, едва различимый шепот казался криком.

- Прости меня, пожалуйста, прости… - просил он, отчаянно, безнадежно… искренне. – Умоляю, прости… не уходи.

Не оставляй меня наедине со своим безумием. Я готов перед всеми Богами поклясться, что если бы я мог, то весь мир был бы у твоих ног, что я бы соткал тебе из звезд корону и добровольно служил тебе, назвав единственным господином своего сердца. Я бы сказал, что желал лишь одного – всю жизнь быть рядом. Прости меня за все, что я не дал тебе и, умоляю… не ненавидь меня. Прошу, не надо. Ты был и навсегда остаешься для меня всем. Или… или лучше ненавидь, я признаю, что заслужил все это, ведь своим поступком я причинил тебе куда больше боли и разрушил то, к чему никогда не имел право прикасаться - я разрушил доверие единственного человека на земле, который был для меня домом. Да… тогда пусть будет больно. Достаточно, чтобы смыть вину и принести долгожданное искупление, способное освободить меня из этой темницы собственного страдания. Спасибо тебе за все то, что ты мне дал. За твою доброту, улыбку и задорные ямочки на щеках, за твои открытые чувства, которые так легко читались в твоем взгляде. За жар твоего тела и за ту боль, что дарили твои нежные тонкие пальчики, которые так жадно, так отчаянно цеплялись за мои плечи. За страсть, за покой, за беспокойство… спасибо тебе за все.

Он был готов к страданиям, смирился... И все же, Джен не смог сдержать дрожи, когда услышал скрип открывающейся двери.

Как бы он не старался подготовить себя к предстоящему, он все-равно испытывал безумный, почти животный страх, и каждый шаг, гулким эхо отдававшийся в каменных стенах камеры, был словно ударом плети по оголенным нервам. Смерти он не боялся, уже мечтал о ней, молил, надеялся. Джен был готов к ней настолько, насколько мог быть готовым к ней человек, потерявший все, что было ему хоть немного ценным. Он боялся другого - абсолютно ясного и четкого осознания того, что умереть ему никто не даст. О, да! Арнен был искушен в этом умении. И тело авари напоминало о тех днях, когда этот бессердечный колдун оттачивал свое мастерство. Каждый новый шаг, гулко раздающийся в тишине влажных стен темницы, вспышкой нового воспоминания отражался в сознании испуганного и разбитого альфы. Почему он шел так медленно? Или это тоже было частью плана главного противника Империи и личного кошмара Джена? В перерывах между шагами, маг слышал, как бьется его сердце, стучит в висках кровь от мысли, что Арнен ни за что не облегчит его муки, не убьет своего авари сразу. Он будет терзать не только предательски выносливое тело, но и воспаленный разум, доводя до края безумия и отрезвляя его, до тех пор, пока самому колдуну не надоест эта игра.