Картонная пуля - Духнов Александр. Страница 24

— Ты разве лицом работаешь? — попытался я его приободрить. — Ты же головой работаешь! А голова — это гораздо больше, чем лицо.

Терехин не счел нужным отвечать, только бросил такой взгляд — как камень, которым будущий еврейский царь пришил Голиафа. А может, мне так показалось. Что там разберешь — лицо в сплошных гематомах. Просто у меня чувство вины сильно развито. Спору нет, Терехин меня сдал, но ведь сначала я втянул его в чудовищные разборки. А еще кажется, у Достоевского есть такой диалог: — За что ты его так ненавидишь? Разве он сделал тебе что-то плохое? — Он-то не сделал. Зато я сделал. Поэтому и ненавижу.

Так или иначе, я счел за лучшее заткнуться и молчал все время, пока они с Кристиной в ванной комнате занимались оказанием первой помощи — промывали глаз перекисью и красили губы зеленкой.

После реставрации Терехин приободрился, и с артикуляцией как будто наладилось. Пряча от меня глаза, он вернулся к зеркалу и объяснил:

— Завтра в Москву лететь. В Думе с людьми встречаться, а с таким лицом в самолет не пустят, не то что в Думу.

— Не преувеличивай. Они там, депутаты, тоже друг друга по мордам хлещут на всю страну и за волосы таскают.

— Ну, не до такой же степени. И потом для них это часть спектакля. Отрежиссировано. Работает на популярность… Слушай, ты меня, того, извини… Я ведь не хотел… Сам знаешь, как это бывает. Рукояткой по глазу и ствол в лоб… Я пытался тебе намекнуть… Интонациями…

— Ага… Интонациями… Как все произошло?

— Возле подъезда. Только припарковался, рядом джипер остановился. То ли они меня вели, то ли возле дома дожидались. Вышли трое или четверо. Вроде, их четверо было, но четвертого не могу вспомнить. Я и сообразить ничего не успел. Пистолет в бок, так и привел их к себе. Главное, полный двор народу. Дворник рядом копался. И не крикнуть, и не дернуться… Я раньше думал, они хоть какие-то меры предосторожности предпринимают. Ночью там или рано утром. А им все по барабану. А что такого — пустили пулю в бок, сели и уехали, дворник, что ли, за ними погонится с лопатой?

— Кто они-то?

— Кто-кто?.. Вы… Бандиты… Два замка сменил — что толку? Что еще рассказывать?.. Сразу про тебя спросили. Где тебя искать. Я сказал, что не знаю… Потом пришлось звонить… Все, собственно.

История, рассказанная имиджмейкером, поразила меня в солнечное сплетенье. Все должно было быть совсем не так.

— Точно подошли на улице? — переспросил я.

— Почему бы нет?

— То есть морды не прятали? Без масок были?

— Я ж говорю, все так по-семейному произошло. Подъехали друзья на двух машинах. Зашли в подъезд. Во дворе вообще никто ничего не понял, не заметил…

— И можешь их узнать?

— Двоих-то точно.

— Как выглядели?

— Обыкновенно. Один небольшой. Голос у него такой несильный.

— Как это?

— Высоковатый.

— Колоратурное сопрано?

— Нет, конечно. Разве что в том смысле, что калорий ему в детстве не хватило. А другой — высокий. В смысле роста. Модный такой. С тонкими чертами. Не бритый — трехдневная щетина. Описать сложно, а увижу — узнаю.

— А не было такого — здоровый, похож на тиранозавра, с повязкой на носу?

— С повязкой, вроде, не было. У этого, колоратурного, лицо в ссадинах. А с повязкой не заметил.

— Который в ссадинах — не блондин?

— Может, и блондин. Они в шапках были. Их же не учили в детстве, что в помещении шапки надо снимать.

Все неправильно! С самого начала я предположил, что бригада ударников киллерского труда охотится в моем лице за случайным свидетелем преступления, А они не особо и маскируются. Засветились перед Терехиным. Если, конечно, имиджмейкер не ломает комедию, наподобие нардепов, у которых все отрежиссировано. Выплеснул перед телекамерой стакан воды на кудрявого оппонента, и рейтинг потолстел на сто очков.

— Извини, а с тобой-то как все обошлось? — спросил Терехин.

«Чуть позже тебе все доложат в подробностях», — хотел я огрызнуться, но вместо этого почти вежливо вкратце пересказал, как мне удалось уйти живым с улицы Сургутской.

Все это время девушка Кристина, без пальто переставшая напоминать сноп злаков, слушала наши пересказы, молча переводя взгляд с одного на другого. Сашины реплики отзывались в ее глазах болью, а моя непонятная персона вызывала откровенную неприязнь, особенно после того, как Терехин походя причислил меня к партии криминальных элементов.

— Слушай, — сказал я. — Тебе не кажется, что здесь опасно оставаться? Вернуться же могут.

Вопрос был задан с целью проверки, правда, довольно нелепой.

— Кажется, — с готовностью согласился имиджмейкер. — А что делать? Сегодня-то я найду, где переночевать. Допустим, завтра все же улечу. Ну, пять дней, ну, неделя… А мне работать надо. Я не могу, как ты, жить на нелегальном положении.

— Ого! — возмутился я. — А мне, значит, ужасно приятно прятаться!.. Ладно, не будем спорить, кому приятней… Ты обещал подумать и назвать человека, который приделал уши к телефону…

— Обещал, — неохотно согласился Терехин. — Подумать-то я подумал, а вот назвать… Если бы я сам точно знал… Ну, может быть… Слышат про такого — Яблокова?

— Это, если я правильно понял, кто-то из начальства, чуть ли не заместитель губернатора?

— Верно. И весьма приближенный.

Никогда особо не интересовался, но думаю, что у губернатора много заместителей. Но ни одного никогда не знал ни по имени, ни по фамилии — страшно далеки они от народа… Кроме Яблокова…

Я пощелкал пальцами:

— Как его?..

— Василий Андреевич.

Правильно. Можно сказать, что Василия Андреевича я знаю за то, что он близок к народу. Примерно год назад по телевизору показывали интервью. Почесывая наманиюоренным ногтем длинный пористый нос, Василий Андреевич с удовольствием рассказывал, что в районе Льнихи у него недостроенная (вот этими самыми руками) дача, а жена ужасно любит копаться в земле — выращивает морковку. «Это, говорит, не только для душевного равновесия полезно, но и для семейного бюджета». Точно не помню, как он тогда выразился, но смысл заложил именно такой: морковка, выращенная на собственной грядке, помогает ему выживать в условиях развалившейся экономики, короче, чуть ли не от голода спасает, чем сильно приближает его к простому трудовому народу… А глаза светились неподдельной гордостью…

Пассаж про корнеплоды выглядел чертовски забавно, но не могу сказать, что я лопнул от смеха. За три недели до этого пришлось схоронить одного своего знакомого, мелкого жулика по фамилии Кашталобов, впрочем, человека довольно приятного в общений. А еще недели за три он рассказывал историю неких продовольственных закупок для детских домов Новосибирской области, в которых ему не дали принять участие.

По поручению областной администрации торговые операции на территории дружественного Казахстана осуществляла фирма «Евдокия и К⁰». Они там закупили море алычового компота и целый Эверест сгнивших сухофруктов, сэкономив для себя лично порядка пятисот тысяч всенародных долларов. По этому поводу будто бы даже слабенько возмутилась наша прокуратура — слегка дернулась и успокоилась. В конце концов, стоит ли раздувать скандал из-за пятисот тысяч? Тем более, что в Казахстане теперь все говорят исключительно по-казахски, и концов не найдешь, да и бумаги в порядке. Правда, килограмм сухофруктов получился едва ли не дороже килограмма красной икры, а следствием употребления компота являлся непременный понос, но это уже детали.

Пытаясь получить выгодный подряд на закупку витаминов для сирот, мой приятный мелкий жулик участвовал в конкурсе, но мог ли он опередить «Евдокию»? Нет, не мог, потому что «Евдокией» на тот момент руководил некий Зиновий, известный новосибирский авторитет и по совместительству… племянник Яблокова.

Коммерческий успех конкурента развил в моем знакомом жулике нехорошее чувство зависти. «Нет, ты, конечно, укради, — возмущался он. — Но это же дети, нельзя же так беззастенчиво!» Уж не знаю, какая сумма навара соответствовала уровню совести Кашталобова. И теперь не узнаю никогда. Может, при удачном раскладе он сэкономил бы еще больше…