Книга Нового Солнца. Том 2 - Вулф Джин Родман. Страница 11

Оба моих дяди отрицательно покачали головами.

«В таком случае выслушайте мою волю. Призываю в свидетели Всемогущего, а также слуг Его. Когда я умру, пусть все, что я имею, перейдет во владение Анскару и Гундульфу. Если один из них умрет, то собственность перейдет оставшемуся в живых. Когда умрут они оба, все отойдет к Хальварду, а если умрет Хальвард, собственность следует разделить между его сыновьями. Вы, четверо, если не согласны с моей последней волей – высказывайтесь, не таясь».

Никто не возражал. Так и порешили.

Прошел год. Из-за туманной пелены явился корабль Эребуса, сея панику на острове, на якорь у берега встали два судна, приплывшие за шкурами, бивнями моржей и соленой рыбой. Мой дед умер, сестра моя Фауста родила девочку. Во время путины мои дядья отправлялись на промысел с другими рыбаками.

Когда на юге только наступает весна, еще не время сеять, потому что по ночам часто бывают заморозки. Но когда мужчины видят, что световой день начинает быстро прибывать, они отправляются выслеживать тюленей. Их лежбища находятся на скалах, далеко от берега, там, где висит густой туман, да и день еще слишком короток. Часто случается, что гибнут не тюлени, а люди.

Вот так и сгинул мой дядя Анскар, ибо дядя Гундульф вернулся в лодке без брата.

Но да будет вам известно, что, куда бы ни отправлялись наши люди в море – за тюленями, или за рыбой, или с иной целью, – они накрепко привязывают себя к лодке. Веревку сплетают из кожи моржа, и она достаточно длинная, чтобы охотник мог легко перемещаться в лодке, но не длиннее. Вода в море очень холодная и скоро губит человека, упавшего за борт, но наши люди одеваются в одежду из тюленьей шкуры, и когда рыбак оказывается в воде, его напарник вытягивает его обратно на борт за веревку и таким образом спасает ему жизнь.

Послушайте, какую историю рассказал мой дядя Гундульф. Они ушли далеко в море в поисках еще не разведанного лежбища тюленей. Тут Анскар заметил огромного тюленя, плывшего в воде. Он бросил гарпун, и, когда тюлень нырнул, петля гарпунного троса захлестнула Анскару ногу, а тюлень потащил дядю в море. Гундульф попытался вытянуть его из воды, ибо он был очень сильным мужчиной. Гундульф тащил Анскара в лодку, а тюлень – в море. Гарпунный трос, привязанный к основанию мачты, дергался из стороны в сторону, и лодка в конце концов опрокинулась. Гундульфа спасло только то, что он перебирал веревку руками и так добрался до лодки, а гарпунный трос перерезал ножом. Когда же лодка встала килем вниз, он попытался вытянуть Анскара, но страховочная веревка оборвалась. Гундульф показал перетертый конец веревки. Так погиб мой дядя Анскар.

Женщины в моих краях умирают на земле, а мужчины гибнут в море, поэтому мы называем ваши могилы «женскими лодками». Когда один из наших мужчин умирает так, как погиб дядя Анскар, мы выделываем шкуру морского зверя, раскрашиваем ее и вывешиваем в доме, где собираются мужчины племени, чтобы поговорить о делах. Шкура висит до тех пор, пока люди помнят, в честь кого она здесь повешена. Вот такую шкуру приготовили для Анскара, и художники приступили к своей работе.

Однажды ясным утром, когда мы с отцом готовили пахотные орудия перед новой посевной – я хорошо запомнил этот момент! – дети, посланные собирать птичьи яйца, прибежали в деревню. «Там на гальке лежит тюлень, – кричали они, – он в южной бухте!» Ни для кого не секрет, что тюлень никогда не приплывет туда, где живут люди. Но случается, что тюлень умирает в море или гибнет от ран. Мы с отцом так и подумали, вот и побежали вместе с другими жителями деревни на берег: ведь тюлень становится собственностью того, кто первым пронзит его своим орудием.

Я оказался шустрее всех и добежал первым с вилами в руках. Бросать вилы неудобно, но мне в спину дышали другие юноши, поэтому я еще за сотню шагов до тюленя метнул свое орудие. Вилы достигли цели и вонзились зубьями прямо в спину животного. А после этого случилось такое, что мне, надеюсь, никогда больше не предстоит увидеть. Под весом длинного черенка животное стало переворачиваться до тех пор, пока вилы не уперлись в землю.

Я увидел лицо своего дяди Анскара: оно сохранилось в холодной и соленой воде моря. В его бороде запутались темные зеленые водоросли, а страховочная веревка из шкуры моржа была перерезана всего в нескольких пядях от тела.

Дядя Гундульф не видел трупа, потому что отправился по делам на большой остров. Мой отец поднял Анскара, а я помогал ему. Вместе мы перенесли тело в дом Гундульфа и положили конец страховочной веревки ему на грудь, чтобы это сразу бросилось в глаза Гундульфу, когда тот вернется. Затем мы двое и еще несколько островитян сели ждать приезда преступника.

Он закричал, когда увидел тело своего брата. Этот крик отличался от крика женщин, скорее то был рев большого тюленя, когда он отгоняет других самцов от своего гарема. Гундульф выбежал из дома в ночную тьму. Мы выставили охрану у лодок и стали прочесывать остров. Духи крайнего юга светили всю ночь, и мы знали, что вместе с нами Гундульфа разыскивает Анскар. Перед рассветом свечение стало особенно ярким, и мы нашли Гундульфа в скалах у Рэдбодс Энд».

Хальвард замолчал. Безмолвие снизошло на всю больничную палату. Оказывается, не только наша маленькая компания внимательно слушала рассказ Хальварда. Наконец Мелито спросил:

– Вы убили его?

– Нет. В старые времена – да, убили бы, и это было неправильно. Теперь же за убийство мстит закон материка – так лучше. Мы связали ему руки и ноги и положили в его доме. Я сторожил Гундульфа, пока старшие готовили лодки. Он рассказал мне, что полюбил одну женщину на большом острове. Я сам никогда не видел эту женщину, но он сказал, что зовут ее Неннок. Она была красива и моложе его, но ни один мужчина не взял бы ее себе потому, что она родила ребенка от человека, умершего прошлой зимой. Тогда, в лодке, Гундульф сказал Анскару, что собирается привезти Неннок домой, но Анскар назвал его клятвопреступником. Дядя Гундульф был очень силен. Он схватил Анскара и выбросил его за борт. Потом намотал страховочный трос себе на руки и перекусил так, как это делают с ниткой женщины, когда заканчивают шить.

Он также рассказал, что стоял, держась за мачту, и глядел на своего брата, барахтавшегося в ледяной воде. Он видел, как сверкнуло лезвие, но подумал только, что Анскар либо угрожает ему, либо собирается метнуть в него нож.

Хальвард снова умолк. Сообразив, что он не собирается продолжать, я спросил:

– Не понимаю. Так что же все-таки сделал Анскар? Губы Хальварда тронула слабая улыбка, едва заметная под его светлыми усами. В это мгновение мне показалось, будто я увидел ледяные острова юга, голубые и страшно холодные.

– Он перерезал страховочный трос, тот трос, который Гундульф уже оторвал. Поэтому люди, обнаружившие его тело, не сомневались, что Анскар был убит. Понимаешь?

Да, теперь я все понял и несколько минут хранил молчание.

– Вот как, – буркнул Мелито Фойле, – прекрасная долина перешла во владения отца Хальварда. Посредством этой истории он дал понять, что хотя и не владеет собственностью, но может получить ее в наследство. Кроме того, теперь нам известно, что он происходит из семьи убийцы.

– Мелито считает меня гораздо умнее, чем я есть на самом деле, – ответил Хальвард. – У меня и в мыслях подобного не было. Сейчас вопрос не во владении землей, шкурами или золотом, а в умении рассказывать истории. А я знаю много разных историй и рассказал лучшую из всех. Это верно, я могу унаследовать собственность своей семьи после смерти отца. Но мои незамужние сестры тоже получат свою долю в приданое, и только то, что останется, будет разделено между мною и моим братом. Все это не имеет никакого значения, потому что я не повезу Фойлу на юг, где жизнь так тяжела. С тех пор как я взял в руки копье, мне довелось повидать много других, гораздо более пригодных для жизни мест.

– Я думаю, твой дядя Гундульф очень сильно любил Неннок, – предположила Фойла.

– Да, он это сказал, когда лежал связанным, – подтвердил Хальвард. – Но все жители юга любят своих женщин. Ведь именно ради них они выходят зимой на поединок с морем, бурей и ледяными туманами. Говорят, что, когда мужчина толкает свою лодку по гальке к воде, днище лодки скребется о камни и будто твердит такие слова: «Моя жена, мои дети… моя жена, мои дети…»