Книга Нового Солнца. Том 1 - Вулф Джин Родман. Страница 39

– Вот тут ты наверняка врешь!

На миг лицо Агии вспыхнуло, но гнев тут же сменил елеем философской иронии, источаемым, точно секрция, ее уязвленным самолюбием. Я был гораздо сильнее и, несмотря на всю свою бедность, богаче; и теперь говорила себе (казалось, я даже слышал шепот ее внутреннего голоса), что, проглатывая подобные оскорбления приобретает власть надо мной.

– Северьян, ты все время спорил со мной – в конце концов пришлось вытаскивать тебя оттуда. Сады всегда действуют на людей именно так, особенно на тех, кто больше подвержен внушению. Говорят, Автарх хотел, чтобы каждом саду, дабы подчеркнуть реальность пейзажа, всегда да кто-нибудь был, и потому его архимаг. Отец Инир, наложил на них заклятия. Но, если тебя так привлек этот другие сады вряд ли подействуют столь же сильно.

– Мне казалось, что мое место – там, – сказал я.

Что я встречу женщину… и что она вправду была там, хотя мы и не видели ее.

Мы подошли к еще одной двери. На этой значилось:

САД ДЖУНГЛЕЙ Агия молчала, и я сказал:

– Значит, другие сады не должны действовать так же сильно? Тогда давай зайдем сюда.

– Так мы никогда не доберемся до Сада Наслаждений!

Ее настойчивость порождала во мне страх перед тем, что я могу обнаружить в избранном ею саду или же принести туда с собою.

– Всего лишь на миг.

Тяжелая дверь Сада Джунглей распахнулась, и сад дохнул на нас густо насыщенным испарениями воздухом. Внутри было сумрачно и зелено. Вход заслоняли лианы, а в нескольких шагах от порога лежал поперек тропинки насквозь прогнивший ствол огромного дерева. На коре его каким-то чудом еще держалась маленькая табличка:

«Caesalpinia sappan».

– Настоящие джунгли на севере умирают по мере того, как остывает солнце, – сказала Агия. – Один мой знакомый говорил, что они умирают так уже многие века. А здесь джунгли сохраняются в том виде, какими они были в древности, когда солнце было еще молодым. Ну, идем – ты хотел взглянуть на них.

Я шагнул через порог. Дверь, захлопнувшись за нами, исчезла.

Глава 20

Зеркала Отца Инира

Я никогда в жизни не видел настоящих джунглей, которые, как сказала Агия, медленно умирали далеко на севере, однако эти, в саду, сразу же показались мне знакомыми. Даже сейчас, сидя за своим письменным столом в Обители Абсолюта, я будто бы слышу доносящие издалека крики того попугая с фуксиновой грудью и ярко-голубой спинкой, что при появлении нашем перелетел с ветки на ветку и неодобрительно покосился на нас окаймленным белыми перышками глазом. Но это, без сомнения, лишь оттого, что мысли мои обратились в прошлое, перенеся меня в тот зачарованный сад. За криком попугая последовал новый звук – точно новый глас из какого-то красного мира, еще не завоеванного мыслью. Я коснулся руки Агии.

– Что это?

– Смилодон. Но он далеко и всего-навсего пугает газелей, чтобы они бросились наутек и попали к нему в зубы. А от тебя с твоим мечом сам удерет быстрее, чем ты мог бы удрать от него.

Платье ее зацепилось за ветку и треснуло, выставив напоказ одну из грудей. Агия заметно помрачнела.

– Куда ведет эта тропинка? И как эта кошка может быть далеко от нас, когда все это – лишь зал в здании, которое мы видели с Адамнианской Лестницы?

– Я никогда не заходила в этот сад слишком глубоко. Это ведь тебе захотелось посмотреть его. Я взял ее за плечо.

– Отвечай на вопрос.

– Если эта тропинка – такая же, как и другие – то есть, как в прочих садах, то она описывает круг и в конце концов приведет нас обратно к выходу. Так что бояться нечего.

– Дверь исчезла, когда я закрыл ее.

– Трюк. Разве ты никогда не видел картин, на которых святые погружены в собственные мысли, когда ты с одной стороны, и таращатся на тебя, если встать с другой? Стоит нам описать круг и вернуться к двери, мы увидим ее.

На тропинку выползла змея. Она подняла головку, взглянула на нас сердоликовыми глазами-бусинами и скользнула в траву. Агия ахнула.

– Ну, кто из нас боится? Разве змея не удрала от тебя быстрее, чем ты могла бы удрать от нее? А теперь отвечай на вопрос о смилодоне. Он в самом деле далеко? И, если да, как это может быть?

– Не знаю. По-твоему, здесь на все вопросы существует ответ? Ты сам мог бы ответить на любой вопрос о том месте, откуда пришел?

Я вспомнил громаду Цитадели и обычаи нашей гильдии, зародившиеся тысячи лет тому назад.

– Нет. Там, откуда я пришел, многие обязанности и обычаи совершенно непонятны, хотя в наш век, век упадка, они совсем вышли из употребления. Есть там башни, куда никто никогда не ходит, есть забытые залы и коридоры, в которые никто не знает входа…

– Так отчего же ты не можешь понять, что здесь – точно так же? Мог ли ты разглядеть все здание целиком с верхней площадки Адамнианской Лестницы?

– Нет, – согласился я. – Что-то заслоняли пилоны и шпили, да еще угол набережной…

– Но мог ли ты хотя бы оценить его величину? Я пожал плечами.

– Стекло… Границ силуэта здания было почти не различить.

– Тогда зачем задавать такие вопросы? А если уж задаешь, неужели не понимаешь, что я вовсе не обязательно знаю ответ? Рев смилодона звучал так, точно зверь очень далеко. Возможно, его вообще нет здесь. А может быть, расстояние измеряется не пространством, но временем.

– Глядя на Сады с лестницы, я видел многогранный купол. А теперь, если поглядеть вверх, в просветах меж листьев и лиан видно лишь небо.

– Грани купола очень велики. И края их вполне могут быть укрыты за этими самыми лианами и листьями.

Мы миновали крохотный ручеек, в русле которого нежилась какая-то рептилия с угрожающего вида клыками и шипастой спиной. Опасаясь, как бы она не кинулась к нашим ногам, я вынул из ножен «Терминус Эст».

– Хорошо, – сказал я. – Деревья здесь в самом деле растут густо и заслоняют обзор. Но взгляни на прогалину, по которой течет этот ручей. Вверх по течению, куда хватает взгляда, нет ничего, кроме джунглей. А с другой стороны, вдалеке, поблескивает вода, точно ручей впадает в озеро.

– Я ведь предупреждала, что залы – чем дальше от входа, тем обширнее, и это может сбить с толку. Еще говорят, что стены здесь – из зеркального стекла, и зеркала, отражаясь друг в друге, создают впечатление бескрайних просторов.

– Когда-то я знавал женщину, встречавшуюся с Отцом Иниром, и она рассказывала историю о нем. Хочешь послушать?

– Ну, расскажи, если есть желание.

Я и в самом деле хотел послушать эту историю еще раз, и потому рассказал ее самому себе, прислушиваясь к ней каким-то укромным уголком сознания и слыша все столь же отчетливо, как и в первый раз, когда руки Теклы, холодные и белые, словно лилии, сорванные с могил в проливной дождь, покоились в моих ладонях.

«Мне, Северьян, было тогда тринадцать лет, и была у меня подруга по имени Домнина – очень милая девочка, выглядевшая лет на пять младше своего возраста. Возможно, поэтому она и стала жертвой его каприза.

Конечно же, ты ничего не знаешь об Обители Абсолюта. Так вот, в одном из залов ее, называемом Залом Смысла, имеются два зеркала, каждое – три-четыре эля в ширину, а высотою – от пола до потолка. Меж ними нет ничего, кроме нескольких дюжин шагов мраморного пола. Другими словами, всякий, идущий по Залу Смысла, видит в них бесчисленное множество собственных отражений. Каждое из зеркал отражает то, что отражается в другом.

Естественно, место это весьма привлекательно для маленьких, нарядно одетых девочек. Однажды вечером мы с Домниной играли там, вертясь перед зеркалами так и сяк, любуясь своими новыми платьями. У нас были два канделябра; каждый – по левую сторону от одного из зеркал.

Мы были так заняты игрой, что не заметили Отца Инира, пока он не подошел совсем близко. Ты, наверное, понимаешь: в другое время мы, едва завидев его, убежали и спрятались бы, хотя он был вряд ли выше нас ростом.

На нем были переливчатые ризы, казалось, выкрашенные туманом.