Лунный ветер - Сафонова Евгения. Страница 85

— Скажем так, — медленно произнесла я. — Решение в целом не противоречит обычному праву.

— А именно?

Я сглотнула, чувствуя, как горло снова сжимает болезненной судорогой. Подняла глаза, встретив пристальный взгляд Гэбриэла, в котором мерцали призраки отражённых свечей.

Когда всё закончилось, я не вернулась в Грейфилд. Пусть даже на этом настаивали и Гэбриэл, и родители. Грейфилд был домом Ребекки Лочестер, которая умерла той ночью, — а дом миссис Чейнз был здесь, в Энигмейле. Там, где ничего не напоминало ей о детстве, которого больше нет. Там, где можно было бродить из комнаты в комнату, в мыслях беседуя с призраком мальчика, которого она так и не сумела спасти.

В проклятом доме, откуда после трагедии сбежали почти все прежние слуги, но откуда — по крайней мере, до окончания судебного процесса о том, кому отныне принадлежит этот дом, — не могли выгнать единственного человека, который теперь носил фамилию Чейнз.

На допросе маги узнали, чем руководствовался граф, избрав для убийства первую же ночь. Как выяснилось, Гэбриэлу и здесь удалось в точности угадать ход его мыслей. Полнолуние граф отверг, дабы не возбуждать ненужных подозрений. Естественно, лорд Чейнз не собирался позволить страже обнаружить моё тело в Энигмейле: возник бы справедливый вопрос, как бист вилах пробился сквозь пять ступеней магической защиты. Соответственно, меня должны были обнаружить в полях рядом с домом. Поскольку бист вилахи охотятся исключительно по ночам, да и установить время смерти для простой стражи нынче не составляло труда, графу требовалось найти предлог, под которым замужнюю даму могло под покровом ночи понести в поля — на встречу с голодной нечистью. Побег к любовнику предполагал наличие любовника, а втягивать в это дело посторонних лорд Чейнз не рискнул. В итоге он решил внедрить Тому ложные воспоминания о том, что исполнение супружеских обязанностей оказалось для меня слишком большим потрясением: я, рыдая, выскочила из постели и в отчаянии выбежала из дома, а растерявшийся муж не решился меня останавливать.

С одной стороны, легенда была довольно сомнительной. С другой… учитывая, что всем прекрасно был известен мой характер и привычка убегать в поля, когда меня одолевало душевное смятение, — скорее всего, это действительно никого бы не удивило. О том, что на теле могут найти следы пыток, граф не беспокоился. Магу нетрудно оставить на трупе лишь те следы, что требовались ему; а учитывая, что в хэйлской страже магов не водилось, обнаружить следы колдовского вмешательства было бы некому.

Граф, как и его сын, не стал дожидаться суда. Вскоре после допроса он повесился в камере. Я не знала, какая из трёх причин больше подтолкнула его к этому: предательство и самоубийство Тома, нежелание подвергаться унижению и позору или утрата дара. Лекари извлекли из тела лорда Чейнза пули и исцелили его раны, но его магическая печать не могла восстановиться уже никогда.

Я всё же склонялась к мысли, что первая. Или просто хотела на это надеяться.

Как бы там ни было, после смерти графа я осталась единственной представительницей рода Чейнз. Завещание лорда Чейнза не предусматривало подобных обстоятельств, и с тем, что теперь делать с его наследием, разбирались долго.

Впрочем, теперь наконец разобрались.

— Если коротко, я не имею права на титул вдовствующей графини Кэрноу. Однако титул и майорат графа Кэрноу перейдут к моему сыну. Старшему из тех, что родятся у меня в законном браке, — переведя взгляд на отца, сухо произнесла я. — Я не могу распоряжаться ни землями, ни капиталом, которые он должен унаследовать, но обязана присматривать за ними до совершеннолетия законного владельца. Кроме того, я получаю в своё распоряжение проценты с этого капитала и годовую ренту и отныне имею право на титул учтивости. Всё это, включая титул, сохраняется за мной и в том случае, если я снова выйду замуж, утратив фамилию Чейнз. — Я горько усмехнулась своим мыслям. — Учитывая содержание первых пунктов, я в каком-то смысле обязана это сделать.

Папа расширил глаза — и, видя недоверие в его лице, я передала ему письмо, чтобы он мог прочесть полный текст сам.

— То есть… по сути дела… всё имущество и земли Чейнзов всё равно теперь твои? — ошеломлённо уточнил мистер Хэтчер.

— Можно сказать и так.

— И отныне ты леди Чейнз?

Я кивнула. Окончательно подтвердив — для самой себя в первую очередь, — что унаследовала имущество того, кто хотел меня убить, и друга, который был моим мужем несколько часов. А потом погиб, оставив меня вдовой, ради меня добровольно отказавшись от шансов на спасение.

От осознания этого становилось так горько, что хотелось кричать. И кусать подушку, чтобы никто не услышал этих криков, так часто звучавших в темноте с той ночи, когда в сердце надломом поселилась боль, и чтобы не будить Гэбриэла, так часто ночевавшего в соседней спальне. Но он всё рано просыпался, невесть каким образом слыша мой плач, и приходил, чтобы я могла выплакаться и уснуть в его объятиях.

Когда утром я открывала глаза, его уже не было рядом.

— Боюсь представить, как отнесётся к этой новости твоя матушка. Она-то уже выплакала все глаза при мысли, что дочь лишилась долгожданного титула, который был у неё в руках, — пробормотал отец, пробегая глазами по ровным чернильным строчкам. — Как бы от восторга с ней не приключился удар… а вы что думаете, Гэбриэл?

Тот задумчиво качнул кистью, заставив янтарную жидкость лизнуть прозрачные стенки бокала. Пригубив бренди, отставил его на стол рядом с креслом; откинувшись на спинку, соединил кончики сухих изящных пальцев, отстранённо глядя на пламя.

После всей этой истории отец души не чаял в спасителе любимой дочери. А ещё всячески привечал его ежедневные визиты в Энигмейл: в отличие от матушки, не устававшей шипеть, что порядочной вдове не пристало с первого же дня траура привечать другого мужчину, да ещё так часто позволять ему ночевать с собой под одной крышей. Я знала, что об этом шепчется вся округа, но мне было всё равно. Рэйчел гостила в Энигмейле всё лето, помогая мне легче пережить то, что на меня обрушилось; однако в действительности я могла вынести всё, что теперь мне приходилось нести, только благодаря Гэбриэлу.

Особенно учитывая, что на самом деле в его визитах не было ничего предосудительного.

С тех пор, как я овдовела, объятия — всё, что он себе позволял. Ласковые, абсолютно целомудренные. И поцелуи — по-отечески нежные, в лоб и волосы. Пускай мне, выжженной и опустошённой той ночью, самой не хотелось большего, — я не хотела думать, что Гэбриэл так и не простил мне чужой постели. Что после того, как я была с Томом, я опротивела ему как женщина. И, быть может, как человек тоже.

Ведь кто знает, сколько правды было в его словах, сказанных во время нашего последнего танца.

Я не спрашивала, так ли это. Слишком боялась услышать «да». И хотя отец, кажется, считал нашу помолвку вопросом решённым и всей душой нас благословил, за минувшее лето мы с Гэбриэлом ни разу не заговаривали об этом. Ни о помолвке, ни о будущем, ни о том, какие отношения нас теперь связывают. Впрочем, овдовев, снова отправиться к алтарю я в любом случае могла лишь через год…

Во всяком случае, я искренне надеялась, что он молчит только потому, что спешить нам некуда.

— Учитывая все обстоятельства, — отвечая на вопрос отца, наконец устало проговорил Гэбриэл, — полагаю, это наименьшая возможная компенсация, которую наша дорогая Ребекка могла получить от графа за всё пережитое по его милости.

Отец с мистером Хэтчером важно закивали в знак полной солидарности. А я, зарыв пальцы в пушистый мех Лорда, успевшего устроить морду у меня на коленях, смотрела, как волк блаженно щурится.

— Мистер Хэтчер, — тихо произнесла я, — я хотела бы помочь семьям тех стражников, которые погибли, спасая меня. Это самое малое, что я могу для них сделать… отдать им часть кровавых денег, которые я получу. Как и вам, тоже пострадавшему из-за меня.

Бывший начальник хэйлской стражи мигом помрачнел.