Грязь на наших ботинках - Шустерман Нил. Страница 2

Внутренняя биосфера — биоцилиндр, если уж на то пошло, — М-Бика насчитывала полмили в ширину и чуть больше двух с половиной в длину. Если всю эту землю распластать на плоскости, говаривали старики, она окажется размером ровнёхонько с Центральный парк. Что такое Центральный парк, уже никто не помнил. Когда Таннер был маленьким, он думал, что если бежать достаточно быстро, можно преодолеть центробежную силу и выплыть в середину барабана… но со временем понял, что некоторые силы слишком могущественны, чтобы с ними спорить.

Дугу пахотных земель пунктиром размечали усадьбы — на самом деле типовые инкубаторские домики, спроектированные так, чтобы выглядеть очаровательно старомодными… чему несколько мешал тот факт, что все они были из нержавеющей стали.

Главная дорога извивалась вдоль всей окружности барабана единой волнистой петлёй, словно кусающая собственный хвост змея. Ферма Босолеев находилась в четверти оборота от таннеровской, прямо у дороги. Правда, чтобы добраться туда, нужно было миновать зону отдыха, а там, уж как пить дать, поработать мишенью для одноклассников. Конечно, там торчали все обычные активисты во главе с Оушеном Клингсмитом и его ближайшими клевретами. И, конечно, все они охотно бросили баскетбол ради нового развлечения.

Оушен занимал самую верхушку местной пищевой цепи. Блистательный представитель человеческой породы, чьё будущее заранее было высечено на скрижалях истории новой колонии, — ещё бы, при таком-то семействе. Мама юного Клингсмита заседала в городском совете, а отец ведал распределением водных ресурсов. Каким бы ни оказался новый мир, жизнь Оушена в нём будет усыпана розами (разумеется, без шипов), можете не сомневаться.

— Ты ещё больший придурок, чем я думал, — поделился Оушен, увидав Таннерову сумку. — Таскать жратву Босолеям! Да Моренин дедуля даже приземления не переживёт! Зачем тратить на него хорошую еду?

Оушен, подобно всем чистоплюям, придерживался философии элитизма. Проще говоря, считал, что выживут лучшие из лучших. Кто не всплыл на поверхность, достоин утонуть, полагали они.

— Знаешь что, — сказал Оушен, перекидывая мяч одному из своих, — забудь про Босолеев. Я тебе продам немного воды за эти овощи.

Таннер слишком хорошо знал Оушена. Он возьмёт овощи, обоссыт ему ботинки и скажет: «Вот тебе вода!»

— Спасибо, не надо. — Таннер стал протискиваться сквозь толпу нехорошо ухмыляющихся друзей Оушена.

— Эй, Бёрджесс, — сказал один из них, — если не моешься, так хотя бы сходи домой, надень радиационный скафандр — только избавь нас от твоей вони!

Таннер припустил почти бегом, стараясь не обращать внимания на их хохот.

Входная дверь оказалась не заперта. Мистера Босолея Таннер нашёл на полу — тот плакал и звал на помощь. Шок, но видимых повреждений нет. Таннер кое-как загрузил старика в кресло.

— Завалился по дороге в ванную, — объяснил тот. — На кой чёрт тебе ноги, если им больше нельзя доверять?

— А где Морена?

— На базаре. Нашла кой-чего в сарае, решила, что можно продать. Я ей говорил, за такое барахло она ничего не выручит, но она и слушать не стала. Господи боже, что это так воняет? Это ты, малыш?

— Извиняюсь. — Таннер живо опустил руки.

— Хватай скорее кувшин с водой и оботрись ради всего святого!

— Да у вас едва на питьё хватает, — напомнил ему Таннер. — Немного вони я переживу.

— Ты-то да, а я — нет!

— Ну, не так уж плохо он пахнет, — внезапно донеслось сзади.

Он обернулся к Морене. Ей стукнуло столько же, сколько и ему, — четырнадцать. Как и Таннер, она лишилась обоих родителей. И её тоже не любили лучшие из лучших.

— Ну, удалось что-нибудь продать? — спросил старик, и Морена покачала головой. — Это всё моё поколение виновато. Когда твои родители были детьми, мы столько времени потратили, пытаясь научить их выживанию… а вот состраданию научить забыли.

— Это просто ужас, как они с вами обращаются, — ввернул Таннер. — Вы же последний из тех, самых первых колонистов! Они обязаны вас уважать!

Мистер Босолей помолчал, устремив взгляд на свои морщинистые руки.

— Не всё всегда получается, как мы рассчитывали, — сказал он, наконец. — А уж прожить так долго я точно не собирался.

— Я рада, что ты всё-таки это сделал, деда. — Морена принесла одеяло и закутала старика. — Спасибо за еду, Таннер. Я пойду что-нибудь нам приготовлю.

После ужина, когда солнечный свет начал меркнуть, они сидели на стальном крылечке и пробовали себе представить, каким он будет, новый мир, до которого оставался всего какой-то месяц. Только вот как представить мир, который загибается вниз, если твой собственный всю жизнь загибался вверх? Учителя в школе показывали фотографии Земли, но совсем чуть-чуть, и многого там всё равно не разглядишь.

— Ты думаешь, они должны были дать нам больше? — сказала Морена. — Больше картинок, больше музыки, больше искусства?

— Может, они хотели, чтобы мы создавали своё собственное искусство, — высказал догадку Таннер.

— Или, может, — встрял старый мистер Босолей, — они просто не считали всё это важным.

Голос его был печален. В нём звучало сожаление, разгадать которое у Таннера не получилось.

— Почему не считали? — спросил Таннер.

— И правда, почему?

Старик надолго замолчал, но мальчик знал, что он ещё не закончил.

— С нами полетела горсточка изначальных Строителей, — сказал он, наконец. — Вы об этом знали?

— Нет, — Морена придвинулась к нему поближе.

Так она оказалась поближе ещё и к Таннеру. Тот подумал, что можно, наверное, обнять её рукой за плечи, но решил не рисковать.

— Те, кто присоединился к миссии, были все как один старше меня — достаточно стары, чтобы понимать одну простую вещь: до Примордия они не доживут. Все остальные за несколько лет обзавелись семьями, но только не они. Никто из Строителей так никогда и не завёл детей. Мне это всегда казалось странным.

А Таннеру казалось, что они вот-вот подберутся к чему-то важному. Это важное, вполне возможно, годами прыгало где-то на периферии сознания, размахивая руками, но они никогда не обращали на него внимания, никогда не говорили о нём. Вот до этого самого момента.

— Знаете, что ещё странно? — продолжал мистер Босолей. — Дефицит воды. М-Бик — закрытая система, здесь всё перерабатывается. Мы похожи на бутылку. Из закрытой бутылки вода никуда не девается.

— Может, есть течь? — предположила Морена.

— Ну да! — подхватил Таннер. — За эти годы в нас несколько раз попадали метеоры…

Старик покачал головой.

— Да ну, это просто царапины.

Он перешёл на шёпот.

— Сейчас большинство колонистов компьютерами не интересуются, но в моё время люди знали, как ими пользоваться — я был тот ещё дока в этом деле и до сих пор не всё забыл. Несколько недель назад я кой-чего проверил. Система утверждает, что никакой утечки воды в М-Бике нет… но если сравнить количество воды, которое нам доступно сейчас, и то, с которым мы вылетали, окажется, что где-то одной пятой не хватает. Это миллионы галлонов. Внимание, вопрос: где эта вода?

У Таннера в голове что-то щёлкнуло.

— Клингсмиты! Об заклад бьюсь, они её прячут! Они же отвечают за распределение воды!

Мистер Босолей поджал губы и как следует обдумал его слова.

— Может быть, — сказал он. — А может быть, и нет. Возможно, у Строителей были на эту воду какие-то более важные планы.

— Что может быть важнее, чем вода для питья и полива земли? — Таннер попробовал загрузить эту мысль себе в голову, но, подобно вившейся через поля дороге, она укусила себя за хвост. Что же до мистера Босолея, он откинулся на спинку кресла и больше ничего не сказал.

Неделю спустя всё народонаселение собралось на городской площади на Ритуал Ветра. За все шестьдесят семь лет пути подобное случалось лишь дважды. Первый раз — когда М-Бик покинул земную орбиту и на переднем его конце распустился гигантский парус, тут же наполнившийся солнечным ветром и разогнавший посудину до скорости почти в четверть световой. Сегодня он развернётся снова — на этот раз в хвостовой части, ловя фотоны их нового солнца и замедляя корабль, будто исполинский тормозной парашют.