Отравленные корни (СИ) - Грей Дайре. Страница 5

Я киваю, чувствуя, как отпускает напряжение. Анджей - единственный, за кого я сейчас переживаю.

- Мне дадут с ним увидеться?

Лекарь поджимает губы и качает головой.

- До суда нет. Потом возможно.

Мне хочется смеяться. Потом? После заседания меня казнят, и ни о каком свидании не может быть и речи. На мой насмешливый взгляд Илей отвечает спокойным и уверенным. Он почему-то тоже верит в то, что меня оставят в живых. Серьезно? Может быть, я и совершила благое дело, отправив к Абсолюту одного из князей Тьмы, но пару десятков убитых невинных душ его смерть не смоет.

Больше мы не разговариваем. Целитель зовет охрану, которая отводит меня в камеру.

Глава 4

Я знаю, что сплю... Общение с истинным светлым вымотало организм, и после возвращения и обеда я все же не выдержала. Отсутствие нормального отдыха на протяжении двух суток сказалось тем, что я почти не заметила, как уснула. И теперь снова переживаю памятный день... Мой сон - воспоминание о позавчерашнем утре.

Я варю кофе, и насыщенный аромат крепкого напитка щекочет ноздри. Несмотря на все усовершенствования магии, готовить многие предпочитают вручную, и варка кофе давно стала частью моего привычного утреннего ритуала. Смолоть зерна, добавить две ложки в турку, налить горячей воды и поставить на огонь. Подождать, пока поднимется пена, снять, поставить снова, подождать, снять, поставить, подождать, снять. Перелить кофе в небольшую чашечку из тончайшего белого фарфора. Как только стенки начинают нагреваться, с внешней стороны проступает узор - изречение на одном из исчезнувших языков. «Самое важное - то, что невидимо».

Аромат распространяется по всей квартире, и пока я заклинанием чищу турку, на кухню заходит муж.

- Доброе утро, - его голос с ленивыми нотками недавно проснувшегося кота, вызывает во мне глухое раздражение, которое я привычно прячу за улыбкой:

- Доброе утро.

Он берет чашечку, которая в его руках выглядит игрушкой, и делает первый глоток:

- Великолепно. С каждым днем у тебя получается все лучше.

Я все еще улыбаюсь, прибираюсь на кухне с помощью бытовой магии, начинаю готовить завтрак себе и гоню прочь все посторонние мысли, которые сейчас могут помешать. А князь неторопливо потягивает свой излюбленный напиток.

Мы заканчиваем одновременно. Он ставит чашечку на стол, а я сервирую себе два бутерброда, сок, травяной чай и салат из фруктов. Муж собирается уходить, но я останавливаю его:

- Ивар, - я подхожу ближе, мягко покачивая бедрами, - вечером вернешься как обычно? Я хотела побыть с тобой и Анджеем.

Мои пальцы пробегают по его груди и ложатся на плечи. Я заглядываю в карие глаза насыщенного орехового оттенка. Не переигрываю, всего лишь пытаюсь выбить себе поблажку как хорошая жена.

- Нам есть, чем заняться вдвоем и с тобой, и с ним, - он тут же хмурится, а на его лице отражается выражение безмерной усталости от объяснения прописных истин. - Я не хочу, чтобы ты нам мешала.

Дети отдельно, женщины отдельно. И смешивать два удовольствия мой супруг не любит. Я опускаю взгляд, признавая свое поражение, но тут же поднимаю снова и привстаю на носках, приближая свои губы к его.

- Тогда пока ты будешь занят с ним, я подготовлюсь к чему-то более приятному. Ведь в нашей спальне я вам мешать не буду? - мурлыкаю, пародируя его интонации и зная, как мужу это нравится. Ему вообще легко понравится, если проявлять полную покорность и согласие с его желаниями.

- Ай-ай-ай, как нехорошо предлагать мне подкуп, Афия, - его руки ложатся на талию, притягивая меня ближе, спускаются вниз, не отказывая себе в удовольствии огладить ткань моего короткого шелкового халатика.

- А разве у меня есть другой выход? - спрашиваю вполне серьезно, глядя на него из-под ресниц. - Ты же знаешь, что ради сына я пойду на все.

Он любит слышать это признание от меня, не знаю почему, но любит. Иронично лишь то, что я не лгу ни единым словом, но истинный смысл, который мы вкладываем в одни и те же слова, полностью противоположен.

- Знаю, - он наклоняется и коротко целует меня, но прежде, чем успевает отстраниться, я чуть прикусываю его нижнюю губу и целую в ответ, намекая на жаркое продолжение вечером. - Я подумаю.

Ивар отпускает меня, почти отмахивается и уходит. Через минуту хлопает входная дверь.

Я стою еще несколько секунд, закрыв глаза и впитывая тишину утра, а потом иду в спальню к зеркалу. Старинное, в широкой бронзовой раме оно производит подавляющее впечатление. А из зеркальной глади на меня смотрит собственное отражение - молодая женщина среднего роста в черной сорочке и халатике, украшенном золотистым кружевом. Ее лицо - маска с ярко-алыми губами, темными глазами под идеально ровными дугами бровей, упрямым подбородком, вздернутым аккуратным носом и жестко вылепленными точеными скулами. Темные волосы в изящном беспорядке спадают на плечи, говоря о том, что она совсем недавно встала с постели. Той самой, что расположена за спиной и стоит боком к зеркалу.

Хороша. Ничего не скажешь. Труды трех приглашенных мастеров по коррекции внешности не прошли даром. Специалисты свою работу знали и сделали просто изумительно, подогнав меня настоящую под каноны мужа. Я беру с туалетного столика салфетку и тщательно провожу по губам, стирая помаду. И тут воспоминание заканчивается, уступая место сну.

- Моя дорогая жена-убийца, - он выступает из-за моего плеча, отражаясь в зеркале таким же, каким был в то утро. Высокий, подтянутый, сухощавый, почти тощий брюнет с длинными волнистыми волосами и тонкими усами над полными, чувственными губами. Он по-женски изящен и умеет одеваться, демонстрируя вкус и себя самого. Его сложно назвать красивым или мужественным, но он обладает тем самым томным обаянием, которое оказывает на женщин почти гипнотическое действие. - Расскажешь мне, где был яд? Или же я сам угадаю?

- Угадай, - холодно отвечаю я, уже не пряча свое истинное отношение.

- Кофе? - Ивар склоняется над моим плечом и шепчет на ухо.- Конечно кофе, ты догадалась.

- Думал, совсем дура?

На самом деле у зелья было три составляющих. Одну я действительно добавила в кофе, вторая входила в новую помаду, которую я изготовила сама, а третья... Третью я использовала вечером.

- Отчего же? Ты всегда была умной, Афия. Так скажи, чего ради ты меня убила? - Он смотрит в зеркало, и наши взгляды скрещиваются, как остро отточенные клинки. - Неужели думаешь, что твой наставник сдержит слово? Что клятва, данная предательнице, чего-то стоит?

- Смотря, чем клясться, - отрезаю я.

- А что получишь лично ты? Казнь? Мы с тобой оба знаем, что даже если Совет тебя помилует, князья постараются отправить тебя следом за мной. Ведь хорошая жена должна везде следовать за мужем.

- Я уже получила, что хотела. Ты сдох, - по моим губам расползается на редкость неприятная и даже устрашающая улыбка, которую зеркало радостно дублирует.

- А как же наш сын?

- Наш? Он никогда не был нашим, Ивар. Ты отобрал его у меня, оставив лишь пару часов в день, чтобы я смогла видеть его. Ты хотел, чтобы я делала все ради него, и я сделала. Дала ему шанс на нормальную жизнь. Вдали от тебя. И от меня тоже...

Таким, как я и мой муж лучше вообще не заводить детей. Слишком страшно представить, какими они вырастут.

- Думаешь, они ему позволят? Ребенку истинного темного? С предрасположенностью к Тьме? Эти светлые моралисты позволят ему жить нормальной жизнью?

- Виттор поклялся, а его влияние еще кое-что значит. У Анджея будет нормальная жизнь, шанс стать нейтральным магом.

Я смотрю в зеркало, выдерживая его прожигающий взгляд. После всего сделанного, меня очень трудно смутить. Даже призраку.

- Обыденной серостью? - с отвращением шипит он, сверкая глазами, которые стремительно утрачивают свой цвет. - Такого будущего ты ему желаешь?!

- Ты стал чересчур нервным для мертвеца, Ивар. Охладись. Напомнить тебе, чем закончился тот день?

Я отворачиваюсь от зеркала и иду в гостиную. Теперь на мне значительно более откровенный костюм, состоящий из нижнего белья алого цвета и чего-то смутно-невесомого сверху. Волосы причесаны, на губах помада в тон костюма, на шее - ошейник-колье с крупными рубинами в обрамлении бриллиантовой крошки. Тонкие шпильки звонко цокают по дубовому паркету.