В поисках Беловодья (Приключенческий роман, повесть и рассказы) - Белослюдов Алексей Николаевич. Страница 30

Сверля тишину, как тысячи буравчиков, начали перекликаться стрекозы, и вдруг неумолчным свистом их наполнился воздух. Шуршащие ящерицы выползли из щелей. Отвратительная фаланга убралась из-под ног Уйбы, мохнатым чудищем мелькнув по песку.

И вслед за другими хищниками выплыла на охоту болотная сова. За медленным и тяжким полетом ее долго и зорко следил киргиз.

Глава четвертая

НОЧНЫЕ РАЗГОВОРЫ

Уйба не ошибся. В лощине за темной каймою таволги отыскалась вода. Прозрачный родничок выбивал тонкую струйку из-под земли; она светлой нитью вилась по просторному руслу весенних потоков и исчезала в густой заросли камыша. Этой воды должна было хватить на всех путников и лошадей.

Обследовав место. Уйба вернулся к ожидавшему его отряду и объявил, что место для привала им найдено.

Усталый караван с большою охотою последовал за нам через серую полынную степь. Горький запах поднимали с остывших растений копыта лошадей; разливаясь в воздухе, плыл нежный аромат, напоминая о диком просторе и воле.

Провести арбу через заросли тала оказалось делом нелегким. Уйба к Тит должны были придти на помощь Тане. Усилиями усталого коня и людей повозку скатили в долину.

Беловодские выходцы остались позади. Кажется, впервые с момента присоединения их к каравану представилась возможность монашку обменяться мыслями наедине со своим епископом. Он поспешил воспользоваться случаем.

— Парень в самом деле на Беловодье пошел, — грубо проговорил он, — вот молодец, право!

— А провожать-то ведь нам его придется! — ответил Мелетий тихо. — Забыл?

— Эка важность, проводим!

Маленький урод захохотал. Мелетий оглянулся на него, призывая к осторожности, потом спросил:

— Что ты?

— Ничего!

— Придумал что-нибудь?

— Может быть…

Мелетий спокойно откликнулся на зов Уйбы, и оба, прервав разговор, спустились к роднику.

Место для ночлега было выбрано удачно. Густая стена таволги и шиповника ограждала путников от степи. Орошаемые родником долинные травы были сочны и свежи. Казалось, сюда не доходил зной. Не приходилось искать и пастбища для лошадей.

Арба была разгружена, кошмы разостланы. Костер запылал прежде, чем странники успели рассесться. Аромат кирпичного чая смешался с запахом полыни. Уйба, памятуя о законах гостеприимства, не жалел запасов. Ужин над родником напоминал недавнее пиршество в юрте Абудхаира.

Длиннорукий урод, ловко хватая лучшие куски каурдака, выл от восторга. Он дивился вместительности арбы и великой предусмотрительности Уйбы.

— Ай да киргизы! Вот молодец народ! — кричал он, разгрызая орешки баурсака каменными челюстями.

Глотая огненный напиток, Уйба заметил с упреком:

— Если ты хочешь похвалить народ мой или сказать ему приятное, то зачем называть его киргизами?

В голосе его звучала обида. Монашек подавился орешком.

— Подожди, — откашливаясь, пробормотал он, — да разве ты не киргиз?

— Мы не киргизы, мы из рода алчин, — поправил Уйба, — древний род хергис давно уже вымер. Нет его! Хергис был славный род, храбрый род. Хергисы наезжали на русские села и грабили их, а потом всех нас стали называть хергисами… Хергис это только род, а народ мой — казаки. Если ты пришел в степь, то тебе надо знать это. Я — казак.

Он произносил слово, деля его надвое, так что выходило «каз-ак», но оттенок этот не был замечен слушателями. Монашек воскликнул в изумлении:

— Казак? Так ты казак?

— Да, казак!

Он указал на Тита.

— А это кто, по-твоему?

— Русский!

Тит вмешался в спор.

— Уйба говорит правду, — сказал он, — киргизы называют себя казаками. Казак по-степному значит вольный человек. Кто ее знает? Может, и нас стали по ним звать! Ведь когда-то мы в самом деле были вольными людьми.

Он усмехнулся. Уйба, выслушав хозяина, спросил с любопытством:

— Разве и ты не слыхал никогда, откуда пошло наше название?

Тит покачал головою.

— Так я расскажу тебе, отчего мы — казаки, почему земля наша называется Казахстан. — заявил киргиз. — Я это знаю с тех пор, как родился.

— Расскажи, — предложил Тит, — это будет у нас, как в юрте, братья, разговор у очага… — пояснил он с улыбкой и вновь обратился к киргизу: — Рассказывай же, Уйба. Мы будем слушать!

Уйба понурил голову. Тит вытянул усталые ноги и закрыл глаза. Таня с оживлением стала глядеть на рассказчика: она любила анекдоты Уйбы, его разукрашенную речь. Монашек придвинулся к епископу, нагло шепчась с ним, но тот отодвинулся от него с раздражением. Тогда, выждав полной тишины, Уйба, тихонько раскачиваясь из стороны в сторону, начал рассказ. Он произносил слова нараспев и покачивался в такт ритмической размеренности своей речи. Она была более похожа на пение.

— Давно-давно тому назад, — пел он, — жил и правил кочевыми народами могучий и храбрый Аблай-хан. Был он господином степей от Урала до Алтая, от Барыбы до Кара-Кумов, и не было счастливее, могучее и богаче его человека на всей земле!

Уйба примолк на минуту и покачал головою. Он оглядел всех с усмешкой, призывая и слушателей посмеяться над неразумным человеком.

— Но ведь богатому хочется быть богаче, счастливому — счастливее! — сказал он и с грустью стал петь дальше: — Тогда задумал Аблай-хан стать господином всех степей, какие создал Аллах на земле. Он разослал слуг во все стороны света узнать, есть ли еще степные царства и много ли нужно войска, чтобы ими овладеть.

Уйба покачал головою. Он жалел ханских слуг, принужденных выполнять приказания неразумного владыки.

— Вот начали возвращаться слуги, — продолжал он, — и все свидетельствовали они, что ни на севере, ни на востоке, ни на западе — нигде не нашли они другого владыки степи, кроме него! Только о южных пустынях никто не мог ничего сказать: до конца их никому не удалось дойти. Они непроходимы, покрыты сыпучими песками, безводны и мертвы…

Рассказчик вновь усмехнулся.

— Но вселился шайтан в Аблай-хана и не давал он ему покоя ни днем, ни ночью, требуя, чтобы послал он войска в пустыни, завоевал их и оставил там стражу и крепости на новых границах… О, шайтан, шайтан!

Уйба опустил голову, покоряясь могуществу зла.

— И вот призвал Аблай-хан своего полководца, славного Колчи-Кадыра, и повелел ему взять лучшие полки и отправиться в поход на южные степи и привести к повиновению всех государей, какие встретятся ему за пределами Кара-Кумов… Был Колчи-Кадыр верный слуга! Он не стал отказываться, а взял пять лучших полков и двинулся с ними в пески Кара-Кумов…

Нельзя было не вздохнуть над участью храбреца. Уйба прервал пение, чтобы дать слушателям время сделать это. Но уродливый монашек грубо нарушил жалостливую тишину.

— Всякому свое Беловодье на роду написано! — пробормотал он.

Никто, впрочем, не прибавил ни слова, не шевельнулся. Как эхо отдавалась у каждого в сердце киргизская сказка, и слушали ее с зажатым дыханием.

— Кто не знает страшных пустынь, прозванных Кара-Кумами? — продолжал рассказчик. — Кара-Кумы значит по-русски — черные пески! И черная смерть бродила в полках Колчи-Кадыра, и гибли воины его. один за другим в мертвой пустыне от голода и жажды… Но вел остатки их вперед Колчи-Кадыр, повинуясь повелению хана. Роптали воины, но он не хотел слушать их! И вот однажды был покинут на произвол судьбы храбрый Колчи-Кадыр, оставлен в страшных песках славный полководец… Он умирал от жажды и молил небеса избавить его от мук и позора!

Уйба живо чувствовал участь героя. Таня увидела слезы на его глазах. Но жалобный напев уступил место бодрому, когда вмешались небеса в судьбу верного слуги Аблай-хана. Уйба продолжал строго: