Деляга (СИ) - Полищук Вадим Васильевич "Полищук Вадим". Страница 21
После полудня вышли к деревеньке. Сначала в деревню вошла разведка из первой роты. Минут десять спустя на окраине появился один из красноармейцев, приглашающе махнул рукой и колонна втянулась на деревенскую улицу. Деревня оказалось пустой. Ни людей, ни животных, даже кошки и собаки пропали.
— Привал, — объявил ротный.
Все моментально разбежались по домам, надеясь, что в помещении будет хоть немного теплее. Пошарив по кладовкам и подполу быстро убедились, что продовольствия в домах нет. Или хозяева все унесли с собой, либо очень хорошо спрятано. Где-то через час в деревню въехали сани, красиво украшенные резьбой. В батальоне таких точно не было, значит, пожаловал кто-то из полкового начальства. Прибывший командир накрутил ротных, те сержантов, сержанты…
— Выходи, строиться!
Ну и по матушке, чтобы шевелились быстрее, так как покидать уже пригретые местечки никто не спешил.
Два дня батальон преследовал фрицев, практически не встречая сопротивления, и потерял всего двоих ранеными в небольшой перестрелке. Вова ни одного фрица так и не увидел. К исходу второго дня прошли полностью сожженную деревню. Только обугленные печи чернели по обе стороны дороги. И никого из людей, только несколько вездесущих ворон. Дело шло к тому, что ночевать придется в лесу, но тут вмешалась судьба в лице передового дозора. Оттуда прибежал красноармеец и доложил.
— Немцы впереди!
— Много?
— Не. Там две небольшие высотки у дороги, на них и сидят. Ночью видать уйдут.
В батальон отправили связного, и бойцы занялись заготовкой еловых лап, на которых планировали провести ночь. Связной вернулся неожиданно быстро.
— Приказано утром атаковать и взять высотки. Об исполнении доложить не позднее десяти часов.
Остальные ротные восприняли приказ спокойно, а Грановский засуетился.
— Ночью надо атаковать. Если ночью фрицы не уйдут, то днем без артподготовки народу много положим. А так есть шанс застать их врасплох.
Товарищи командиры коллегу не поддержали и он решил действовать на собственный страх и риск.
— Подъем!
Недовольные красноармейцы поднимались со своих лежанок, разминая затекшие ноги. Известие о ночной атаке энтузиазма ни у кого не вызвало, но все согласились, что лучше ночью, чем днем по чистому полю и по колено в снегу.
Где-то через километр рота вышла на опушку леса. Никак не удавалось разглядеть, где эти чертовы высотки находятся, но тут помогли сами фрицы. Пш-ш-ш-ш, ушла в небо осветительная ракета. Одна есть. Пш-ш-ш-ш, обозначили себя немцы на второй. Видимо, таким образом демонстрировали, что не спят.
— Атакуем ближнюю, — решил ротный. — У кого маскхалаты есть – надеть, у кого нет – остаются на исходной. Фрицев там немного, справимся.
Десяток человек, вместе с ротным, поползло вперед. Порадовавшись, что маскхалат ему не достался, Вова со своим коробом пристроился к пулеметчикам. Тупорылый хобот станкача смотрел в темноту зимней ночи. Пш-ш-ш-ш. Все замерли. Заметили или нет? Пш-ш-ш-ш со второй высотки и опять тишина, пронесло.
Стрельба вспыхнула внезапно. Бухнула винтовка, зачастил ППШ ротного, бабахнули гранатные разрывы.
— Вперед!
Оставшиеся рванули к высотке, повинуясь команде Акимова. Три Процента подождал, пока пулеметчики разберут свой агрегат и дальше пошел вместе с ними. На атакованной высотке между тем все затихло, зато пулемет с другой бил не переставая, ракеты взлетали одна за другой. Чтобы не попасть случайно под огонь Акимов взял левее, укрывшись за уже взятой высотой. Когда они добрались до немецкой траншеи, здесь уже вовсю хозяйничали захватившие ее бойцы, все трофеи достались им.
Похоже, немцы уходить никуда не собирались. Кроме траншеи здесь имелся еще и наспех построенный, но вполне приличный блиндаж и пулеметное гнездо с укрепленным бревнами бруствером. Немцев здесь оказалось семеро, Вова даже удивился, как это они всемером ухитрились проделать такой объем земляных работ. И все они бессовестно дрыхли, выставив только одного наблюдателя, утомились за день. Приближение красноармейцев наблюдатель проспал, но в последний момент все-таки успел выстрелить, убив одного из атакующих, но тут же был срезан очередью ротного. Остальные фрицы спросонья ломанулись в траншею, где их и закидали гранатами, никто не ушел.
Трупы выкинули из траншеи и набились в нее сами, ждали немецкой контратаки, но ее так и не последовало, даже интенсивность стрельбы стала спадать. К полуночи немцы на своей высотке угомонились, и ротный разрешил всем отдыхать. Вова вместе со всеми ломанулся отогреться в немецкий блиндаж, но был остановлен Грановским.
— Лопухов, останься наблюдателем. Через час растолкаешь кого-нибудь, тебя сменят.
— Есть, — буркнул Вова и поплелся на пост.
С одной стороны, не хочется торчать на ветру и морозе, когда все будут дрыхнуть в блиндаже. С другой, лучше сразу отмаяться свой час, чем выползать наружу посреди ночи, тем более, что теснота в блиндаже страшенная – друг на друге небось лежат. Решив, что положительных моментов все-таки больше, чем отрицательных, Три Процента выбрал место для наблюдения, положил на бруствер винтовку и приготовился ждать положенный час. Немцы рыли свои окопы без расчета на то, что оборону в них придется держать красноармейцам. Поэтому обзор на запад и северо-запад был ограничен. Однако дареному окопу в бруствер не смотрят, Вова затаился и навострил уши.
Ему вдруг показалось, что грунт под ним движется. Вверх-вниз, вверх-вниз. Что за черт? В мистику он не верил и решил разобраться в природной аномалии. Опустившись на колени, Лопухов начал ощупывать дно окопа. Нет, не показалось, Вова стоял на раненом фрице, буквально затоптанном в снег. Восьмой, стало быть. Немец дышал, вот и показалось, что грунт колышется. Немец – это ранец, а ранец – это такое место, в котором можно найти много интересного. Поиски результата не принесли, ни ранца, ни оружия рядом не было, видимо, его уже успели обобрать. Разочаровавшись в находке, Лопухов стянул с бруствера винтовку, передернул затвор, направил ствол туда, где, по его мнению, у немца была грудь, и нажал на спуск. Последствия необдуманного поступка проявились через несколько секунд.
— К бою!
Первым из блиндажа выскочил младший лейтенант Грановский со своим ППШ, за ним повалили остальные, щелкая затворами винтовок. Разобравшись, что произошло, лейтенант от души приложил Вову матом.
— Да чтобы не мучился, — пытался оправдаться Лопухов.
— Сердобольный ты мой, это делается тихо, штыком, чтобы не мешать отдыху своих боевых товарищей. Понял?
— Понял.
— А для лучшего усвоения, стоять будешь два часа.
— Есть, два часа.
Часов все равно не было и время он будет определять, как говорится, на глаз.
Народ убрался обратно в блиндаж. Вова плюнул вслед лейтенанту. "А кто штык от крови оттирать будет? Да и противно оно, штыком. А так бахнул, и все". Лопухов вспомнил мерзкий скрип выходящего из тела штыка и поежился. Странно, еще три месяца назад Вова шарахался от трупов как от чумы, а сейчас стоит буквально на покойнике, и ничего, нормально стоит, даже мурашки по спине не бегают, привык, однако. И стоять ему так еще целых два часа. Три Процента, в сердцах, обозвал Грановского пархатым жидом, добавил вслед еще пару матерных эпитетов и малость успокоился. Правда, в национальности ротного он не был уверен, но кто еще может выставить красноармейца Лопухова на лишний час, да еще при таком морозе? Только настоящий жид.
Минут через десять Вове надоело пялиться в темноту. Да и подмерз он уже основательно, поэтому решил прогуляться по траншее. Снег скрипел под ногами. Двадцать шагов туда, двадцать… Тьфу, ты! Накидали тут всякой хрени! Хрусь, хрусь. Тишина, хорошо, еще бы мороз чуть поменьше. Вова вернулся на место. А чего, действительно, немцы притихли? Вова вдруг понял, что уже несколько минут со стороны немцев не прозвучало ни одного выстрела, ни одной ракеты не повисло над нейтралкой. Ему почудилось, что решившие отбить свою траншею фрицы, сейчас ползут в снегу, подбираются ближе, чтобы одним броском достигнуть окопа и…. Три Процента высунулся их траншеи до рези в глазах вглядываясь в темноту. Однако рассмотреть что-либо не удавалось. Тут уж скорее уши помогут. На таком морозе по снегу бесшумно не подобраться. Лопухов напряг слух. Нет ничего.