Жизнь, какая она есть (СИ) - Шошина Юлия. Страница 23

И в этот момент я поняла – как же быстротечна и непредсказуема жизнь. В одну минуту тебе семь, ты держишь за руку своих родителей и беззубо улыбаешься в камеру, зная, что перед тобой – огромный мир возможностей, еще не поставленных целей, ошибок и радостей. В другую минуту тебе восемнадцать, ты рыдаешь на подъездной дорожке и сбегаешь из родного дома далеко, лишь бы не чувствовать боль потери. В другую минуту тебе двадцать один. И у тебя больше нет родителя. Нет того человека, который помнит твою первую разбитую коленку, который помнит твое первое вранье. Помнит, как ты первый раз пошла, и помнит, как первый раз влюбилась. Он все это помнит. А ты помнишь? Подумай, сколько боли пришлось вынести родителям? Сколько бессонных ночей они провели?

Именно в эту минуту ты начинаешь ценить все, что имеешь. Все, что делало тебя счастливой, дарило радость, огорчало и раздражало.

Ты ценишь все.

Каждый. Гребаный. Момент.

Потому что это жизнь. Ты либо принимаешь ее такой, какая она есть – со всеми камнями, которые валятся на тебя, и которые ты обходишь, либо ты погрязаешь под огромной горой валунов и больше никогда не поднимаешься.

Жить, чтобы подняться – нет, это не мой девиз. Жить и идти вперед? Тоже, маловероятно. Я не знаю, что может описать жизнь. Наверняка, многие люди задаются этим вопросом. Но сейчас я не готова дать на него ответ.

Знаю, наверное, лишь одно:

В эту минуту мне двадцать один, и я ценю все, что имею.

26.

Никита пристегнул мне ремень безопасности и поправил плед на моих коленях.

–Ты как, малышка? – беспокойные голубые глаза глядели на меня.

–Все будет в порядке, – я кивнула, но видела его плохо – из-за пролитых слез мои глаза опухли. – Ты сам-то как? Все нормально?

Ник отмахнулся:

–Если мне суждено умереть в полете, то так оно тому и быть.

Я подняла на него глаза и осуждающе посмотрела. Ну, по крайней мере, мне показалось, что осуждающе. Но Никита засмеялся и, чуть приобняв меня, сказал:

–Больше не делай такое лицо, хорошо, милая? Иначе, боюсь, по ночам я буду представлять не тебя голой, а именно эту мордочку.

Я усмехнулась. Объявили о взлете, и Ник немного вздрогнул. Бедняга.

Я сжала его руку и поднесла к губам наши переплетенные пальцы.

–Больше жизни, – сказал он, когда я коснулась легким поцелуем наших рук.

Подарив ему мимолетную улыбку, я отвернулась к окну. В голове был полный сумбур.

Я понимала, что сейчас мы возвращаемся в нашу привычную жизнь, где знакомо все: каждый уголок Москвы, каждый сантиметр квартиры, все запахи и чувства. Но почему-то я была уверена – ничего не будет так, как прежде.

Ведь существуют такие события, которые в корне меняют нашу жизнь. Ты не думаешь поначалу, как сильно они могут повлиять на тебя, ты даже не берешь в голову возможность того, что что-то произойдет. Но лишь сейчас, стоя на краю, ты оглядываешься назад, на самого себя, и понимаешь, что тот человек больше не кажется тебе знакомым.

Изменяется все. Глупцы те, кто говорят, что люди никогда не изменятся. Изменяется все! Жизнь слишком коротка. И никогда не стоит тратить ее на сожаления и перемотки к уже нереальному – прошлому.

Наши решения делают нас людьми. Наши поступки, наш выбор, наши желания – все это составляет большую часть характера человека, и если изменить одну переменную – как известно, поменяется и весь ход решения уравнения. Бояться перемен не нужно. Их нужно ждать, как любимого друга, стремиться к ним, как к полярной звезде и радоваться, когда они происходят. Плохие, хорошие – кто знает? В любом случае, все, что происходит с нами – последствия нашего выбора, наших решений. И если перемены произошли не к лучшему, все стало так плохо и непонятно – оглядись вокруг. Ты все еще жив, свободен и в своем уме. Возможно, в будущем они принесут большую радость, чем ты мог представить. А если даже и нет – что ж, это опыт, а как известно, опыт лучше всего накапливать с годами.

Я всегда боялась перемен. Я любила жить в замкнутом мирке, где все уверено и непоколебимо, где нет никаких изменений и ничто не пошатнется. А теперь? Теперь изменилось все. Сверглось, рухнуло, накрыло с головой. И что мне остается? Принять. Принять и идти вперед. Жить.

Никто не говорил, что будет просто. На то она и жизнь. Такая, какая есть. И я принимаю ее всю.

27.

В аэропорту нас встретила целая гвардия журналистов. От удивления я даже притормозила на выходе, но Никита, похоже, знавший о том, что так будет, ловко подтолкнул меня к себе и обнял за плечо.

–Не обращай внимания, просто иди. Витя уже ждет нас, – шепнул мне в ухо он, и я кивнула.

Смысла прятать опухшие глаза за стеклами очков не было. Да и весь мой внешний вид оставлял желать лучшего. Джинсы висят из-за переживаний, рукава кофты слегка растянулись, а волосы торчат кучерявым облачком из-за влажности. Но я – Юлия Лаврова, а она не сдается и не прогибается от трудностей.

Выпрямив спину и подняв голову, я встретилась глазами с Никитой – он улыбнулся мне и сказал:

–Вперед?

Мы синхронно шагнули, и тут же на нас полетел целый шквал голосов, криков, вспышек и звуков затворов:

–Юлия! Юлия! Как вы объясните просочившееся в интернет фото! Юлия! Кто был тот молодой человек?!

–Никита, Никита, пару слов…! Прокомментируйте поведение вашей невесты!

–Состоится ли свадьба? Вы все еще вместе!?

Сжав зубы до скрипа, я протискивалась через всех. Охрана аэропорта пыталась ослабить натиск, но акул было слишком много, и люди попросту не справлялись. Я абстрагировалась от всех – голоса стали белым шумом, а все вокруг расплылось. В какой-то момент рука Никиты спала с моего плеча, и я резко развернулась, чтобы найти его. И тут я увидела, как Никита бьет кулаком в челюсть стоявшему напротив него журналисту. Остальные, словно настоящие акулы, кинулись на них со вспышками, крича еще громче, словно бы Никита и тот журналист – гладиаторы на арене.

Я ринулась к Никите, хватая его за руку. Он резво развернулся – в глазах горел бешеный огонь, челюсти сжаты, зол как бык.

–Малыш! Посмотри на меня! – я схватила его обе руки, потянув на себя. – Он не стоит этого! Малыш!

В глазах Никиты начало проясняться. Он нервно облизнул губы и кинулся вперед, я побежала за ним.

Наконец, показались двери, и мы выскочили в них, наслаждаясь глотком свежего воздуха.

Никита молча тащил меня к мерседесу на обочине. Меня потрясывало мелкой дрожью, я не понимала, что только что произошло, и как с этим справиться.

Нырнув в машину, мы оба притихли. Никита смотрел в окно, а я – на Никиту.

–Что он сказал тебе..? – услышала я свой тихий, словно из вакуума, голос.

–Забудь, – сквозь зубы прошипел Никита, и я подивилась злости, возникшей в его голосе.

Поджав губы, я отвернулась к другому окну. Мимо пролетали мокрые улицы Москвы, горящие огни которых расплывались от скорости.

Дома мы были через полчаса. Поднялись в квартиру безмолвно, не смотря друг на друга. Я понимала – тот журналист сказал что-то страшное, ведь из-за ерунды, что кричали другие, Ник не стал бы так злиться.

Первым делом Никита отправился в ванную. Я слышала, как захлопнулась дверь и включилась вода. Вздохнув, я пошагала в спальню и принялась разбирать свою сумку. Письмо папы – в шкатулку. Вещи – в шкаф. Несколько фото, которые мне удалось свистнуть у мамы – на уголок зеркала. Затем, посмотрев на свое отражение, я вновь вздохнула. Кто этот человек? Где его сила и власть? Где все мужество?

В этот момент я поняла – я не позволю никому нарушить мое счастье. Да, сейчас все это зыбко. Но я ни перед чем не остановлюсь, чтобы оно вновь оказалось железобетонной крепостью.

Скинув с себя всю одежду, я пошла в ванную. Никита не слышал, как я вошла – сквозь прозрачное стекло душевой я видела его сгорбленную спину, он устало запустил руку в волосы и, повернувшись, увидел меня.