Жизнь, какая она есть (СИ) - Шошина Юлия. Страница 8

–Да нет, что ты. Такая канитель. Телевизионщики до сих пор на лужайке, они помнут все цветы и клумбы, – мама проговорила все это на одном дыхании. – Папе бы не понравилось…

–Как он… – я не смогла произнести слово «умер». Холодок пробежался по моей спине, и я поежилась.

Мама вздохнула и отложила в сторону полотенце, все это время сжимавшее в руках. Она села на стул напротив меня, и я вновь увидела слезы в ее глазах.

–Мы не хотели тебе говорить. Неделю назад у него случился приступ… сердечный…

Я непроизвольно ахнула и прижала руки ко рту. Папу увезли в больницу, а мне даже не позвонили?!

–Вчера его должны были выписать… – кристально-чистая слеза выкатилась из ее глаза, – … но у него снова…. И врачи не смогли ничего сделать.

Мама уронила голову и залилась слезами. Я смотрела на нее и чувствовала, как горечь поднимается к горлу. Они ведь даже не сказали мне…

Я хотела кричать, закатить скандал, рвать и метать, но вместо этого я лишь молча сжала мамину руку. Слезы не шли: я не понимала, что со мной не так.

Папы больше нет. Он не обнимет меня крепко, не поцелует в лоб и не спросит, как мои дела. Он не выйдет на крыльцо и не помашет мне рукой, когда я уезжаю от них. Не скажет больше заумных фраз.

Ничего мне больше не скажет. И я виновата в этом. Я оставила их на три года, три гребаных года я не видела их из-за своего страха вернуться, а теперь я не увижу папу больше никогда.

Но даже прокрутив в голове все это, я не смогла вызвать слезы. Они не шли.

Тишину, нарушаемую лишь всхлипами мамы, разрезал противный звук телефона. Мама, спохватившись, подскочила и побежала отвечать. Я осталась сидеть за стойкой, совершенно разбитая и уничтоженная. Морально мне было очень тяжело и неспокойно.

С улицы слышался гомон людей, и я, соскользнув со стула, подошла к окну и приоткрыла штору. Они не уменьшались: более того, такое ощущение, что люди, как мотыльки, слетались сюда, словно на свет.

Так продолжалось до самой глубокой ночи, и я сидела у окна до тех пор, пока последний, самый назойливый журналист, не унес ноги с нашей лужайки.

В доме стояла полная тишина. Мама ушла спать давным-давно, и я уже дважды заходила к ней в комнату и проверяла, как она спит. Все детство она делала это для меня, а теперь пора было отплатить той же монетой.

И сейчас, спустившись вниз, я стащила с вешалки старую отцовскую куртку и вышла под дождь. Села на мокрые качели и уперлась ногами в размокшую лужайку. Дунул ветер, и я поежилась. Погода совершенно испортилась.

Темное небо нависало надо мной, все видя. Я подняла голову и позволила крупным каплям падать на мое измученное тяжелым днем лицо. Как так получилось, что я – такая гордящаяся своей семьей – потеряла главного человека из нее? Как? Почему все должно было случиться именно так?

Сжав руками цепи, я качнулась назад и прикрыла глаза. Сразу же вспомнилось детство, и то, как папа впервые качал меня на них. Грудь сковало спазмом, и я глубоко вздохнула. Папа, папочка...!

Так хочется сейчас открыть глаза, повернуть голову и увидеть его, сидящего на веранде в своем твидовом пиджаке и читающего какую-нибудь научную книгу. Увидеть, как он поднимет голову и посмотрит на меня ласковым взглядом, подмигнет и вновь углубится в чтение.

Хочется, но слишком многого.

Я смотрела перед собой, а дождь все капал и капал, заливаясь за шиворот куртки, намочив мои и без того мокрые ноги. Около крыльца образовались неровные лужи, и я подумала, как завтра мама будет расстроена, увидев, что ее идеально постриженный газон помят грязными ногами журналистов. Им лишь бы набрать побольше противных слухов и вестей, опошлить все. Я не сомневалась: завтра во всех газетах на первой полосе будет красоваться моя фотография, и фотография моего папы. Весь мир будет оповещен: умер известный писатель-фантаст.

Засунув руки в карманы, я вдруг нащупала внутри них какую-то пачку. Нахмурившись, вытащила. Это были его сигареты, а внутрь как обычно засунута зажигалка. Вытащив одну из сигарет, я подожгла ее кончик и увидела, как он ярко загорелся. Втянув горьковатый дым, я сдержала кашель и выдохнула его. Как он курил их – они же такие жесткие! Но я снова втянула дым. Может, и глупо, но так мне казалось, что он где-то поблизости, и пускает этот дым, окружая меня им, обволакивая.

Дождь потушил сигарету довольно быстро, а новую закуривать я не стала. Послышался шум шин подъезжающей машины. Я вскочила с качели и пошагала к крыльцу. Снова какой-нибудь жаждущий славы журналист решил попытать счастья и заснять нас? Злоба душила меня. Как они могут?!

Машина остановилась напротив нашего дома, и тут я с запозданием подумала, что даже не обратила внимания на то, что должно было меня привлечь сразу же, как только я приехала. Я была настолько поглощена горем, что совершенно забыла о доме напротив нашего. Спазм схватил мое горло, и на мгновение я подумала спрятаться на веранде и никогда больше не выходить. Открылась дверь, и из салона показалась широкая спина. Нет, только не это.

Громкий хлопок раздался на всю улицу – человек со злостью захлопнул дверь и, поправив на плече что-то, похожее на сумку, направился к крыльцу. От хлопка зажегся свет придорожного фонаря, и фигура, вышедшая из машины, осветилась им.

И тут я забыла, как дышать.

-Юля, доброе утро! – я спускался с лестницы и увидел ее в дверях. Мама открыла быстрее меня, и я немного разочаровался, что первым, кого она увидела сегодня, был не я.

-Здравствуйте, теть Нин, – ее лучистая улыбка осветила все вокруг, и я невольно улыбнулся, зная, что меня она еще не заметила.

С моего ракурса было видно, как на солнце мерцают ее медные волосы. Молочно-белая кожа будто светится изнутри, и я не видел ничего красивее, чем ее губы ото сна. Мягкие и полные, они манили меня целовать их и никогда не переставать.

Я наконец спустился, и мама, услышав мою поступь, отошла в сторону, напоследок подмигнув котенку.

-Привет, – я послал ей широкую улыбку и притянул своей лапищей в дом, обнимая.

-Привет, – шепнула она мне в шею и запечатлела короткий и целомудренный поцелуй в ямку плеча. – Ты хорошо спал?

Вопрос с подвохом. Я спал очень хорошо, особенно после того, как выбрался из ее комнаты в половине четвертого и прошмыгнул к себе в спальню.

-Я отлично спал, – наклонился к ее уху, – благодаря тебе.

-Я знала, – с улыбкой ответила она и посмотрела мне в глаза. – Чем займемся?

-У меня масса идей, – я поиграл бровями.

-С твоей мамой они все невыполнимы, увы, – притворно расстроилась она. – Но думаю, мы можем помочь ей на кухне.

-Фу, серьезно? – я вскинул брови. – Ты пришла ко мне, а не помогать маме.

-У твоего отца сегодня день рождения, перестань быть эгоистом, Руслан! – пожурила меня она и нахмурилась. – Уверена, что ей нужна наша помощь! У вас как всегда будет огромный банкет.

Я вздохнул и позволил этой замечательной девушке увести меня.

8.

Я не знаю, как мне удалось уснуть. Но сейчас, сквозь сон, я услышала до жути знакомый голос. Резко сев на диване, я открыла глаза. Звук шел с кухни, и я в панике спустила ноги с кровати, думая, что мне показалось.

Ледяной паркетный пол тут же заморозил мои ступни, но я упрямо шла вперед, на раздающиеся на кухне всхлипы.

Осталось два шага. Два шага, которые доведут меня до встречи с человеком из прошлого, таким далеким и будто бы чужим.

Не колеблясь ни секунды, я шагнула и выглянула из-за косяка.

У барной стойки стояла мама, а ее обнимала женщина ее возраста, почти не изменившаяся за эти три года. Ее лицо было красным от слез, а плечи мелко подрагивали. Руки, покрытые морщинами, перебирали тоненький кружевной платочек, похожий на те, которые она всегда мне дарила.

–…Инна, ми-милая, мы приехали как-как только услышали! – всхлипывала тетя Нина, а я смотрела на нее и видела так много. Так много.