Искра - Суржевская Марина "Эфф Ир". Страница 3
Из всего имущества у нас остались лишь носильные вещи да старый медальон, который с рождения висел у меня на шее. И пока я в растерянности решала, что делать дальше, ко мне подошел местный торговец — зажиточный купец, которого в деревне все за глаза звали Грош. И, блестя глубоко посаженными глазками, предложил мне выход — идти в услужение в его дом. Днями прислуживать его супруге и многочисленным детям, а ночами… То, что я должна буду делать ночами, заставило меня нестись от торговца со всех ног, не оглядываясь и не слушая его злобные выкрики.
Вздохнув, я вернулась к работе, раздумывая, хватит ли денег, чтобы купить продуктов на ужин. Может, все же попросить у Кори монет? Хоть пару медяков. Хозяйка обернулась, словно подслушав мысли своей работницы, и окинула меня недовольным взглядом. Я отвернулась. Просить у Кори в долг бесполезно, это очевидно…
Рабочий день все тянулся и тянулся, хилый огонек лампы дрожал, отбрасывая на пяльцы неровный свет и кривые тени: Кори жадничала и не хотела тратиться на магическую лампу. Предпочитала коптить масло. Спина снова затекла, и я потерла поясницу, выпрямляясь. К счастью, и этот нескончаемый день закончился.
— До завтра, девушки, — попрощалась Кори и даже улыбнулась некоторым. Конечно, я в их число не входила.
Ринка догнала меня уже на улице, придержала за локоть.
— Ух, холодно как! — воскликнула она, прищурившись. — А ты чего без плаща? Одеваться надо, осень ведь! — Ринка рассмеялась, словно сказала что-то веселое, а я промолчала. Все же Ринка — единственная из работниц — относилась ко мне хорошо, улыбалась при встрече и болтала в перерывах, так что ссориться с ней не хотелось. Единственный недостаток курносой и жизнерадостной Ринки был в полном отсутствии у нее такта. И еще она была не слишком умна и, похоже, искренне полагала, что я хожу в дождливую погоду, накинув лишь платок, исключительно по глупости и невниманию. А не оттого, что у меня нет теплой одежды. И так же бесхитростно предложила:
— Пойдем в кофейню посидим?
— Прости, Рин, я не могу, — выдавила я извиняющуюся улыбку. — Может, в другой раз?
— Ну, как хочешь.
Ринка чуть скривилась, а я подумала, что скоро и эта швея перестанет со мной разговаривать. Какой толк дружить с той, кто никогда не поддерживает компанию, не ходит в кофейню на чашечку ароматного напитка и ничего о себе не рассказывает? Никакого.
Ринка махнула рукой и побежала догонять других девушек, а я свернула в темный проулок. Здесь дома стояли плотно друг к другу, так, что между облезлых стен с облупившейся штукатуркой оставался узкий извилистый проход, теряющийся в темноте. Идти по нему я каждый раз боялась, но другого пути все равно не было. Замерла у этого темного коридора, торопливо вытащила из кармана осколок зеркала и зажала его в ладони. Прислушалась, настороженно всматриваясь во тьму. Но проход затаился и молчал, не выдавая себя ни звуком чужого дыхания, ни шорохом враждебных шагов.
Я тихо пошла вперед, сжимая свой осколок и готовясь в любой момент ударить. Но этим вечером все обошлась, и со вздохом облегчения я скользнула в темную дверь черного хода, взлетела по лесенке под крышу дома.
— Лея! — завопила Незабудка, кидаясь мне навстречу и радостно вереща.
— Как ты, милая? — Я потрепала малышку по макушке. — Не кашляла сегодня?
— Нисколечко! — Незабудка вытаращила глазенки, показывая, что говорит истинную правду, и я рассмеялась. Девочка же тотчас сунула нос в мою сумку, пытаясь определить, что принесла на ужин сестра.
— Не торопись, — удержала ее. — Сначала руки мыть, помнишь?
— Так они чистые! — заявила Незабудка, вытаскивая из холстины хлеб, который я купила по дороге, и сразу вгрызаясь зубами в румяный бок. — Вкусно!
Я с улыбкой пригладила непослушные кудри девочки и пошла к окну. За створкой в мешке висели оставшиеся продукты, которые я придирчиво осмотрела. Три яйца, пара картофелин, немного молока. Со свежим хлебом получится вполне достойный ужин, а утром накормлю сестру кашей, в мешочке как раз есть немного крупы. А сама перехвачу что-нибудь по дороге на работу. Или подожду до вечера, ничего страшного со мной не случится. Я ведь уже взрослая, вполне могу обойтись без еды. Какое-то время. А вот Незабудке нужно питаться, и по возможности сытно.
Снова погладила сестру по голове, хоть та и не любила подобных нежностей. Отошла к маленькому очагу, согревающему скудное жилище, и повесила котелок. Воды в ведре почти не осталось, значит, придется принести снизу. Но лучше сделать это ночью, чтобы не попадать на глаза хозяйке, а тем более постояльцам.
— Чем ты сегодня занималась? — спросила я, срезая кожуру с картошки. Стружка получалась тоненькой-тоненькой, почти прозрачной, но даже ее я не собиралась выбрасывать, решив, что кожуру вполне можно пустить на суп.
— Я играла! — важно объявила малышка и широко улыбнулась, показав щербатый рот.
— Играла с куклой? — уточнила я. Сшитая из лоскутков и затасканная до неприличия кукла Пуся была любимой подружкой девочки.
— Не-а. — Незабудка сверкнула зелеными глазищами. — Я ходила в Замок!
Картошка выпала из моих рук и покатилась по темным скрипучим доскам. Я метнулась к сестре и, присев перед девочкой, сжала ей плечи.
— Как ходила? Как ты прошла? Я же говорила, чтобы ты не смела, чтобы никогда… Сиера! Как ты могла?! Ты ведь обещала!
Незабудка скривила от испуга рот, и глаза наполнились слезами. Она точно знала, что когда я называю ее по имени, а не привычным ласковым прозвищем, это значит, что я по-настоящему рассердилась. Когда малышка была младенцем, ее глазенки были ярко-голубыми, словно цветы незабудки. Со временем глазки Сиеры поменяли цвет на зеленый, но прозвище так и осталось.
Сестра захлюпала носом, надеясь, что одного этого достаточно, чтобы разжалобить меня и я перестала ругаться. И обычно это срабатывало. Но только не в этот раз. Я побелела, и мои пальцы на плечах девочки сжались, почти оставляя синяки, до боли. Так что Незабудка все-таки расплакалась уже по-настоящему — от страха и непонимания.
— Но мне было грустно… — завыла она. — Я жду-жду, а ты все не приходишь! Я просто посидела там немного и ушла, вот и все! Совсем капельку! Мне больно!!!
Я рывком убрала руки и закусила губу. Незабудка ревела, уткнувшись в коленки и размазывая по покрасневшему личику слезы.
— Туда нельзя ходить, Сиера! — Я сердито отвернулась, не желая поддаваться жалости. И страху. Вскочила, оглядываясь. — Как ты прошла? Отвечай сейчас же!
Я заметалась по крохотной комнатушке, почти задевая головой низкие наклонные балки. Половицы жалобно заскрипели от моих тревожных шагов, и я постаралась ступать тише, опасаясь, что потревожу толстого господина, который снимал комнату под мансардой. Но паника уже сжимала горло, страх клокотал внутри, обжигая нутро и не давая успокоиться.
— Как ты прошла, говори! — хрипло выдохнула я.
Незабудка сопела и отворачивалась, и я торопливо осмотрела девочку, проверила кармашки и даже заглянула в ботинки со сбитыми носами. Но ничего не нашла. Тогда принялась методично обшаривать каморку, не поленившись поднять и ощупать тюфяк, набитый соломой, лоскутный коврик на полу и провести рукой по каждой из балок. Я прекрасно знаю, как искусно моя маленькая сестрица может прятать. Ложка обнаружилась в глиняном горшке, и я, вытащив ее, обернулась к девочке.
— Где ты ее взяла?
— Нашла. — Незабудка снова приготовилась заплакать.
— Не ври мне! — Вопль получился громче, чем это позволено безмолвным полукровкам с чердака, и я сжала виски, пытаясь успокоиться. Оловянная ложка весело поблескивала, отражая желтый свет очага. — Светлая Искра, помоги мне! — пробормотала я, приседая перед девочкой. — Незабудка, послушай, я ведь говорила, что тебе нельзя этого делать, помнишь? — Я старалась не кричать, хотя страх сдавливал горло и заставлял сердце испуганно колотиться в груди: мне уже казалось, что на лестнице стучат подкованные сапоги тех, кто придет за нами. — Посмотри на меня. — Я тронула заплаканное личико сестренки и со вздохом вытерла ей слезы платком. — Милая, это не игра, это очень опасно!