Альма (СИ) - Бермешев Тимофей Владимирович. Страница 41

Я потянулся на одеяле и отставив пустую кружку, закинул руки за голову. Хорошо. Мой маленький огонек в груди, он же мой внутренний резерв энергии, медленно переливался в теле, даря ощущение тепла и легкой эйфории. Так вот ты какой, комочек огня, позволяющий нам так легко менять себя и окружающий мир вокруг нас. Частичка чуда. Конечно, это была всего лишь форма его представления, как объяснила нам наша наставница. На самом деле, энергия равномерно разлита по всему астральному телу и видимой формы не имеет. Тот же образ, что всплывал в нашем сознании при обращении к ней, формировался исключительно на наших психологических ощущениях и стереотипах. Его можно было при желании изменить, но зачем? У меня это огненный шарик, у Антона радужный водоворот, у Алисы это вообще кошка, как бы дико это ни звучало. При расходе сил она постепенно уменьшается в размерах до котенка, а потом бледнеет и полностью исчезает. Думаю, дедушка Фрейд многое, что мог бы сказать по этому поводу… Как и по поводу всего остального, но это уже дело совершенно других специалистов.

— Я знаю, — согласился мой друг, размеренно поглощая наш ужин. В отличии от базы Альцмана, здесь не было никакого режима питания и сна. Захотел поесть — пришел на кухню и взял. Хочешь — тащи еду к себе, а нет, так и в столовой посидеть можно. Полная свобода. — С тех пор как я стал одаренным, для меня многое изменилось.

— Понятное дело, — усмехнулся я, — такие возможности.

— Да, это само собой, но дело не только в этом. Понимаешь, когда я только узнал об одаренных, попал в этот проект, как один из перспективных бойцов, то я буквально на некоторое время выпал из реальности. Сказать, что я был удивлен, это ничего не сказать. То что мне о вас… уже о нас рассказывали, казалось просто какой-то сказкой, фантастикой. А когда я увидел Владимира и Льета в бою, то они мне вообще стали казаться полубогами, — он усмехнулся, — а теперь я с вами. И возможно скоро стану таким же, как они. Это очень необычно, мягко говоря.

— А что за перспективные бойцы? — поинтересовался я, — Мне, казалось, что вас прислали просто на стажировку.

— И при этом показали одну из самых охраняемых тайн государства? — улыбнулся он.

— Ну… возможно вас готовили как группу охраны или взаимодействия с одаренными?

— Вот это же ближе к делу, — кивнул он, — Включи мозг, Дима. Весь проект по привлечению обычных людей, причем не для науки, а именно для обучения, носит сразу две цели. Первая и сама важная, это отбор. Наши ребята в НИИ, тестируют новую теорию, способную прогнозировать появление одаренных из обычного человека. Вопрос активации альмы ведь еще никто не отменял. Что там у них накручено я не знаю, но то что самых перспективных бойцов, подходящих к этой теории отправляют сюда на обучение — это факт. Причем обучение идет на пределе возможностей и в жестком контакте, благо дело теперь технологии медицины это позволяют. Настойки тоже играют здесь не последнюю роль.

— Стимуляторы? — поднял брови я.

— Нет, — отмахнулся он, — все экологически чистое и даже полезное, в отличии от аптечных препаратов, но тоже оказывает свое воздействие на альму. В итоге те бойцы, у которых она активируется, становятся одаренными, другие же просто заканчивают обучение и поступают в штат отдела Митрова, либо в особый отдел спецназа ГРУ.

— Охренеть, это тебе перед отправкой сказали?

— Да. Вызвали из роты несколько человек и предложили переобучение с повышением квалификации, а затем дальнейшей работой по особо важным заданиям. Без конкретики. Только в общих чертах. Хочешь — соглашайся, хочешь — нет, но все подробности только после твоего автографа на целой стопке подписок о неразглашении. Мы тогда поржали еще, спецназ переобучать, это надо же! Да и формулировка «особо важные задания», а мы тогда чем всю жизнь занимались, фигней всякой что ли? Но на размышления давали пару дней. Я прикинул все за и против и решил для себя, была не была — пойду. А чего мне терять? Ни семья, ни детей, а узнать что-то новое хочется, как бы нелепо это ни звучало для моей профессии. Как видишь, не прогадал.

— Это точно, — согласился я, — и много таких как ты счастливчиков?

— Я второй.

— Это, за какое время?

— За все время, Дима, за все. Первым был Игнат, он сейчас у нас в отделе работает, может, знаешь его уже?

— Крепкий такой, моего роста, со светлыми короткими волосами почти под ноль?

— Похож, — кивнул он, — значит знаешь.

— Он меня до Митрова подвозил, и до базы первый раз тоже.

— Ну, так вот, он первый самый был. Почти семь лет назад. Это мне все Духобор рассказал, пока я тут сидел на обследовании. Адьцман тогда до потолка прыгал от радости. Правда недолго. Из трех десятков стажировщиков всего один положительный результат, это скорее исключение из правил, чем само правило. Но наш гений науки был непреклонен и решил продолжать. Как видишь, это был мой счастливый билет.

— Он же тебя выпотрошит теперь, — покачал головой я, представляя, на что способен этот фанат знаний, — ни за что не отстанет, пока закономерность не выявит.

— И пусть, — спокойно махнул рукой Антон, — оно того стоит. Если с помощью меня мир станет чуточку лучше, или пусть даже пара ребят, которые этого заслуживают, получат такое, то я с радостью все это вытерплю. Тем более знаешь что?

— Что?

— Я наконец-то смогу помочь родителям. Мама у меня в больнице сейчас. Не хочу говорить почему, но дело серьезное. А теперь, благодаря тому, что я узнал, она сможет жить дальше. Сможет снова меня увидеть. Ведь кто же мог знать, что у нас в городе работают одаренные врачи? Пусть пока только в трех городах страны, пусть их пока еще очень мало, но они уже есть! А потом и я смогу лечить. Это же просто сказка!

— Да, но только не совсем, — покачал головой я, — из нас готовят универсалов. Людей, которые с равной долей могли бы заниматься и наукой, и целительством и быть отличными бойцами на рубежах Родины, но вот в этом-то и есть самый тяжелый выбор.

— Извини, не понял, — покачал головой он, — что в этом плохого?

— То, что как ты сможешь спокойно заниматься наукой, зная, что где-то погибают люди, люди, которых ты мог бы спасти, пойдя в медики? Да, конечно, ты не сможешь спасти всех, даже если станешь лечить и глотать настойки непрерывно, прерываясь только на еду и сон, но все же…

— Я думал над этим. Знаю, это тяжелый выбор, но кто-то ведь должен заниматься и другими делами, верно? И они ведь не менее важные, чем все остальные. Если мы все уйдем в лекари, то кто же будет развивать наше общество дальше? Любители? Да, раньше они двигали мир, но время одинокого ученого давно прошло, настало время команды, время лабораторий и огромных коллективов ученых. А кто будет их всех защищать, кто будет кормить, растить хлеб? Я понимаю, что ты ответишь, скажи, мол, это тому, кто сейчас уходит за кромку, ожидая помощи, но это будет правдой лишь отчасти. Другая ее сторона в том, что мы еще только в начале этого пути, и от нас зависит, к чему и как скоро мы придем. Думаю, со временем все будет совсем по-другому.

— То, что по-другому — с этим уже трудно поспорить, — грустно усмехнулся я, — вопрос только в какую сторону. Человек та еще тварь. Все, что можно приспособить для уничтожения себе подобных идет в первую очередь именно на это, а уже потом на все остальное.

— Хм… почему люди, говоря фразу «ничего человеческое нам не чуждо», или «в жизни надо попробовать все», всегда подразумевают под этим какую-нибудь гадость, а не занятие музыкой, к примеру, или прыжок с парашютом? Давай лучше не будем говорить о том, какое же общество будет построено на всех этих знаниях. Тирания, демократия, или Царство Небесное на земле. Может, будет всеобщее счастье и гармония, а может война, разруха и нищета. Кто знает? Пусть об этом у аналитиков голова болит, а мы поживем — увидим. Если доживем, конечно.

— Как оптимистично.

— А у тебя есть другое предложение? — улыбнулся он мне, — Давай-ка лучше спать, чувствую, завтра у нас тяжелый день будет, а тебя тут на депрессушную философию потянуло.