Альма (СИ) - Бермешев Тимофей Владимирович. Страница 6

— А я тебе говорил, между прочим. Да что там теперь уже… Короче познакомилась она на конференции с неким Жаном Лакроа. Перец этот из какого-то их старинного аристократического рода. Весь из себя, благородство изо всех щелей, деньги уже в банк не помещаются, да и сам по себе ничего вроде. Андрюха говорит нормальный мужик. Русский даже немного знает.

— Какой такой еще Андрюха? — спросил я.

— Да знакомый мой, он же тоже туда полетел с группой, а ее как ты знаешь, со всего универа собирали. Так вот. Ну и закрутилось у них там чего-то с твоей Катей. Да и понятно, в принципе, с чего. Со стороны посмотри — так мечта любой девчонки: гибрид Аполлона с банкоматом. Андрюха это дело увидел, ну и как-то, когда мы вечером с ним по скайпу общались рассказал, что мол повезло одной девчонке тут, по ходу, устроила себе будущее без всякой науки. А тут и сама виновница разговора к нему в комнату заходит, чего-то спросить и видит мою харю в мониторе, кусочек разговора она все-таки успела услышать. Ну и началось… Начала нас слезно просить тебе ничего пока не рассказывать, потому, что сама еще не знает, как ей быть, а тебе, мол, больно делать не хочет. Своевременно, надо сказать, у нее это желание проснулось. Мда…

В общем, пообещали мы ей тебе ничего не рассказывать, ну… я пообещал, Андрюху-то ты же даже не знаешь. Вот… А потом спустя пару дней начала она мне разговоры заводить, про то, что ты ей на звонки, мол, отвечать не хочешь. А раз так, то это я тебе все рассказал и ты уже горькую сидишь вторую неделю пьешь, или вообще повесился давно. Она ж тебе первый раз-то позвонила, только когда тебя уже на обычный режим в палату перевели. Я ей как мог доказывал, что все нормуль, вроде успокоилась, потом пропала почти на неделю, и вот недавно опять начала на меня наседать, где ты мол, и почему молчишь.

— Ты точно про мою говоришь? — сказать, что я был в шоке, это ничего не сказать. Весь привычный мне мир рушился, дышать было тяжело, казалось, грудь сдавили мощные тиски, в глазах потемнело. Я с трудом заставил себя сделать вдох. Не могла она такого сделать. Ну не могла! Мы же не просто были столько лет вместе, мы были еще и лучшими друзьями! А это, порой, бывает намного дороже. Не было такого человека в моей жизни, которому бы я доверял также как ей, и в ее жизни я тоже был именно таким человеком. Сколько мы пережили вместе. Сколько нас связывало. Какое было взаимопонимание. Мы дополняли друг друга, понимали с полуслова, понимали вообще без слов. Миша, любивший красивые обороты речи, даже называл нас одной душой в двух телах. И вдруг такое… Просто немыслимо. Такого просто не могло быть…

— Точно, — Костя сочувственно посмотрел на меня, — Ты уж извини, я вообще в это дело лезть не хотел, сам понимаешь, но так уж получилось.

— Ты ей ничего про меня не говорил?

— Не хотел, пришлось, — он поморщился как от зубной боли.

— И?

— Завтра она прилетает…

Я промолчал. Говорить ни о чем не хотелось. Хотелось не чувствовать. Хотелось забыться. Не думать ни о чем. Но не получалось…

— Ладно, — Костя встал и хлопнул меня по плечу, — давай-ка я в магазин пока сгоняю лучше, пивка еще возьму с чипсами, а то чувствую, маловато сегодня нам его будет.

Вернулся он минут через двадцать, таща два больших мешка с покупками. Посмотрел на меня, сидящего в той же позе на диване, в которой он меня и запомнил, уходя, с тем же самым отсутствующим выражением на лице. Вздохнул. Плюхнулся рядом и откупорив бутылку «Абаканского» протянул мне.

— На, держи. Да бери, говорю тебе! — всучил-таки он мне пиво. — Понимаю, насколько я цинично веду себя сейчас, но иначе нельзя. Нельзя зацикливаться на одном, ты ж так в овощ превратишься, или сопьешься, если не хуже чего… Понимаю, сегодня напиться можно и даже нужно, но с завтрашнего дня, начинай новую жизнь. Знаю, это тяжело, но по-другому нельзя — будет только хуже, поверь мне.

— Костя хватит уже, — тихо проговорил я, — неужели я так похож на суицидального подростка?

— Порой похож, если честно, — ответил он, — ты ж у нас замороченный какой-то вечно, с обостренным чувством справедливости, проще на все смотреть не умеешь, вот я и переживаю. Короче так, завтра я за тобой после работы заеду, и поедем на тачке кататься, знаю я там одно местечко хорошее, погонять можно отлично. И только посмей мне нажраться, за ногу тебя вытащу из квартиры в любом состоянии. Понял?

Я молча кивнул.

— Ну, вот. Тебе сейчас развеяться нужно, новые впечатления, новые краски, а киснуть нельзя, бессмысленно это.

Он продолжал еще что-то говорить, рассказывать, тормошить меня, но я его уже не слышал. Молча кивал на какие-то реплики, вроде бы угадывая момент, а вроде и нет. Мне было все равно. Мысли были только о ней. Образы, воспоминания проносились чередой, вспоминались те моменты, которые память, казалось бы, уже давно стерла, или отправила храниться на дальнюю полку. Сейчас же они представали передо мной как никогда ярко. Постепенно они становились все хаотичнее и бессвязнее, эмоции ушли на задний план, оставив после себя чудовищную пустоту и безразличие. Тот момент, когда сон все-таки сморил меня, я пропустил…

Проснулся уже ночью, лежа на своей кровати, и заботливо укрытый одеялом. Костя громко храпел, развалившись на диване. Пиво, выпитое вечером, настоятельно требовало выхода, и откладывать визит в туалет уже не было никаких сил. Кряхтя и пошатываясь, я добрался-таки до своей цели и довольный пошел на кухню, попить водички. Кухня встретила меня ледяной прохладой. Форточка, которую мы открыли еще вчера днем, была нами благополучно забыта и охладила кухню практически до состояния уличной температуры. Стуча зубами, я добрался до окна и прекратил заморозку собственной квартиры, однако попить водички мне было не суждено — чайник нехило промерз за это время, и вода в нем, напоминала скорее жидкий азот, чем привычную мне жидкость. Тяжело вздохнув, и собираясь отправиться досыпать, так как есть, я заметил какое-то движение в углу на стиральной машине. Решив выгнать, обнаглевшего кота в его привычное место обитания я повернулся к ней и обомлел. На стиралке сидел какой-то гном. По-другому его назвать было нельзя. Маленький мужичок, лет пятидесяти, с длинной русой бородой и круглым животиком. Одет он был в простецкие штаны, белую рубашку, подпоясанную аккуратным пояском и черные сапожки. Но это было еще не все. Совершенно не обращая на меня никакого внимания, он сматывал в большой клубок плесень из угла. Ту самую, которую я хотел убрать еще вчера вечером. Плесень, вопреки всему, не рвалась, не мялась, а тянулась длинными нитками и спокойно наматывалась на клубок. Все это я успел увидеть и осмыслить буквально за пару секунд до того как с визгом выскочить из кухни.

— Чего орешь? — сонно спросил с дивана, разбуженный Костя, — поспать дай.

— Кость, по ходу я того, — тихо проговорил я. Меня трясло от резкого выброса адреналина, и мысли о том, что я, вопреки всем заключениям врачей, все-таки съехал с катушек.

— Что того? — проворчал мой друг, садясь и пытаясь отыскать тапочки. Все же полы в доме были холодные, и тонкий линолеум, постеленный мною еще осенью после переезда, не мог утеплить холодный бетон. — «Белку» что ли словил, раз орешь как резаный?

В комнате повисла напряженная тишина…

— Да лааадно, — расплылся он в улыбке, увидев мое растерянное лицо, — серьезно, что ли?!

Я кивнул. Костя завалился на диван и начал дико ржать. Таким счастливым я его не видел уже очень давно.

— Да хватит уже, — начал сердиться я, — «скорую» же надо вызывать, наверное, а то крыша поедет окончательно, и что делать потом?

Костя уже рыдал на диване, тщетно пытаясь что-то сказать, в перерывах между приступами безудержного хохота. Мне же оставалось только молча смотреть на него и пытаться привести свои разбежавшиеся мысли в порядок.

— Ой, мля, — далеко не сразу, но он все же сумел с собой справиться, и принял горизонтальное положение, — сколько живу ни разу никто из знакомых «белку» не ловил. Хотя пили так, что там не то что белка, там все лесные жители явиться должны были. А тут ты, трезвенник наш, и сподобился… Что хоть привиделось-то?