Алеша – путь к мечте (СИ) - "Ка Lip". Страница 33

Все трое сейчас лежали в кровати Гавра. Серж трахал англичанку, которая со стонами выгибалась от его толчков в ней, а Гавр трахал Сержа в его тугую задницу. Это заводило, разврат, который происходил во всей его порочности, и от этого еще больше было ощущения сладости от происходящего.

Англичанка застонала и обмякла. Серж стал наваливаться на нее, а Гавр, чувствуя его спазмы мышц на своем члене в его заднице, кончил от вида этих двоих и ощущения секса, в котором он был.

Затем наступила нирвана, в которой они трое, лежа на кровати, курили и смотрели в потолок над собой. Вот эту сладостную нирвану и прервал настойчивый звонок в дверь.

Это было странно, так как время было позднее, да и в подъезд с кодом могли зайти только те, кто знал этот код. Из этого Гавр сделал вывод, что, наверное, соседи внизу или сбоку, в очередной раз слыша слишком громкие стоны или скрипы его кровати, опять пришли намекнуть ему о тишине и порядке в их благопристойном доме.

Гавр нехотя встал и, надев брюки и рубашку, пошел открывать дверь.

На пороге стоял Николай Евгеньевич, друг отца, и еще трое незнакомых ему мужчин. Гавр растерялся, но сохранил на лице невозмутимый вид. Поздоровавшись, пригласил их войти.

— Ты один? — спросил Николай Евгеньевич, слыша смех и голоса из спальни. — Разговор есть серьезный.

Гавр понимающе кивнул и, проводив гостей в большую гостиную, зашел в спальню. Там, голосом, не терпящим возражений, попросил лежащих на кровати голых любовников одеться и уйти. Это заявление тех особо не смутило. Видно, они были настроены на продолжении вечера. Продолжая шумно разговаривать, они оделись, захватили бутылку шампанского и, выйдя в прихожую, где, не стесняясь находящихся в гостиной мужчин, по очереди поцеловали Гавра в губы и ушли.

Гавр так же, не испытывая смущения, со спокойным лицом вернулся в гостиную и, закурив, повернулся к другу отца, показывая тем самым, что он весь во внимании. Тот помолчал, разглядывая стоящего перед собой парня. Он помнил его еще мальчонкой, когда тот бегал по его даче в Подмосковье. Уже тогда маленький Гаврилка был всегда с разбитыми коленками, бегая везде, и постоянно создавал всем проблемы своим живым характером. Теперь перед ним стоял двадцатипятилетний юноша, высокий, с хорошей спортивной фигурой. Было видно, что он за собой тщательно следит. Его каштановые волосы сейчас были спутаны и не причесаны. Они спадали ему на глаза темно-оливкового цвета. Даже в таком виде, в коем они застали Гавра, он был хорош, в нем чувствовалось мужское начало, сила, властность, характер. Нет, его лицо не было красивым Оно было правильным, мужским, и с возрастом он станет тем самым типом мужчин, от вида которых женщины сходят с ума, чувствуя в них ту мужскую силу и ауру власти, которая должна быть в настоящем представителе мужского пола.

"Весь в отца", — подумал Николай Евгеньевич, затем погрустнел и наконец произнес то, зачем он прилетел сюда из Москвы сегодня поздно ночью.

— Твой отец убит. На прошлой неделе. Его уже похоронили. Его застрелили. Присядь… я сейчас расскажу все более подробно.

Николай Евгеньевич оценил, как держится Гавр, он, конечно, увидел в его глазах боль, но на лице отсталость то же спокойное выражение.

"Хорошо держится, практически идеально. Он достоин своего отца".

Леонид Евгеньевич налил ему воды из стоящего на столе графина, тот задумчиво отпил и произнес голосом, в котором не было эмоций.

— Рассказывайте. Я жду.

Разговор им предстоял долгий. Николай Евгеньевич представил Гавру мужчин, прилетевших с ним. Один из них был юристом, его звали Эдуард, а двое других работали на покойного Сарычева в его бизнесе. После этого он рассказал, что происходило в Москве в последнее время в делах его отца. О захвате его матери в заложники, и потом холоднокровном убийстве Владимира Леонидовича. И чего, тем самым, добился этот бандит, убившей его отца, и как теперь обстоят дела с их бизнесом.

Выслушав рассказ, Гавр долго молчал, на его лице по-прежнему не было эмоций, все их он держал глубоко внутри себя.

— Я немедленно возвращаюсь в Россию. Вы не имели права скрывать от меня смерть отца. Я должен был быть на его похоронах.

— Прости. Это было мое решение. Но я поклялся твоему отцу… это было еще давно. Так вот, я поклялся, что если с ним что-либо случится, я сделаю все, чтобы сохранить жизнь тебе. Я поклялся, что буду помогать и заботиться о тебе, как о своем сыне, — Николай Евгеньевич помолчал, потом продолжил. — Если ты туда приедешь, тебя убьют. Наследник Сарычева не нужен им в живых. Пока ты здесь, и пока ты не лезешь во все это, тебя не тронут. Ты им не интересен. Но как только ты, вернувшись, заявишь свои права на бизнес своего отца, тебе просто отстрелят голову. Поверь мне, там не Англия… сейчас там ад, беспредел. Выслушай меня, как бы это тяжело не было. Они пощадил твою мать только потому, что она, получив долю в бизнесе покойного мужа, является гарантом, что этот бизнес не потопят сверху, так как Сарычева все уважали, и никто не оставит вдову без денег. Так что твоя мать, как и ты, обеспечена долей, которую вам выделили. Пока довольствуйся этим. Тем более, здесь, в Европе, у твоего отца есть три отделения его банка. Ты их возглавишь и, находясь здесь, будешь управлять этим бизнесом. Сейчас нужно переждать. Там, в Росси, и идет резня. Ты еще не знаешь главного. На бизнес твоего отца покушался не только этот бандит, но и "чехи", чечены. Но Назар, тот, кто убил твоего отца, забрал его быстрее, теперь чечены выйду на него. Вот пусть они и перебьют друг друга. А ты будешь здесь работать и ждать, когда придет время. И когда оно придет, ты вернешься, и я помогу тебе забрать обратно то, что по праву принадлежит тебе.

Гавр спокойно все выслушал, затем встал, подошел к окну, закурив, приоткрыл форточку. Потом перевел взгляд на Николая Евгеньевича.

— Сколько ждать.

— Лет пять. Раньше нет смысла возвращаться. Думаю, лет через пять они сами перебьют друг друга, ну а потом того, кто выжил, власть добьет. Таков план. Кого не добьют — пересажают… Вот такая пищевая цепочка. И если ты умный, ты в нее не попадешь, а переждешь, наблюдая за всем этим.

Гавр был умным, он все это понимал, и он убрал глубоко в себя страстное желание отомстить за отца. Он лишь, опять затянувшись сигаретой, задумчиво произнес:

— Отец просил ему коня на аукционе купить. Он хоть успел его увидеть?

Гавр вспомнил всю эту историю, когда по просьбе отца летал в Германию на ежегодный майский аукцион спортивных лошадей ганноверской породы в Верден. Он вообще не понимал эту страсть отца к лошадям, но, как примерный сын, всегда выполнял его волю. И когда тот попросил съездить туда с известным специалистом по лошадям, чтобы ему купили лошадь, он, конечно, поехал. Тогда Гавр и предположить не мог, что лошади, да, лошади, столько стоят. Что их продают с аукциона и еще за них "дерутся" покупатели, поднимая цену. Он равнодушно смотрел на все происходящее, морща нос от запаха конского пота, и терпеливо ждал, когда этот специалист подберет отцу коня. Затем он оплатил этого коня и договорился о его отправке в Россию. Ту сумму, которую он заплатил за животное, Гавр даже не хотел озвучивать в своей голове, считая, что покупка Феррари была бы лучшим вложением денег. Но, наверное, отец уже впадал в старческий маразм, раз тратит такие деньги на лошадь. Гавр не стал все это обсуждать с отцом. Он просто все исполнил и, с чувством выполненного долга, вернулся в Англию. Единственно, что он запомнил из всего этого, это странную кличку коня — Вальхензее. Так называется озеро в Баварии, в окрестностях Мюнхена, в середине баварских Альп. Это озеро славится чистой водой небесно-голубого цвета. Тогда еще Гавра удивило, почему совершенно черного цвета коня называют как голубое озеро, он даже это уточнил у консультанта, который был с ним. Тот с деловым видом пояснил, что черных коней не бывает. Такой цвет называют не черным, а вороным, а кличку лошади дают по первым буквам имени отца и матери жеребенка. Наверное, на эти буквы смогли только вот такое имя подобрать родившемуся жеребенку.