Гавр – сладость мести (СИ) - "Ка Lip". Страница 68

Только утром, придя в себя от такой ночи страсти, Алешка попытался понять, что происходит в его жизни, но так и не смог, и поэтому просто продолжал жить.

За это время Гавр так себя и вел — то делал ему больно своими поступками и действиями, то менялся и становился тем, кем его хотел видеть Алеша.

Накрыв на стол и услышав, что Гавр зашел в прихожую, Алешка застыл, не зная, каким сегодня будет Гавр, но потом, собравшись, пошел его встречать.

— Привет, — Алешка замер, смотря, как Гавр снимает свое пальто, — я ждал тебя. Ужин приготовил…

Гавр, холодно поцеловал его в губы и ничего не говоря, пошел в ванную. Сегодня у него уже был план, как действовать. Сегодня был день, когда можно было поиздеваться над этим конюхом, тем более после такого подарка ему в виде этих коней.

Зайдя на кухню, Гавр окинул взглядом стол, где в центре стоял салат, а в тарелки был налит суп. На плите под крышкой что-то тушилось. Но Гавр специально заехал в ресторан поесть, предвидя, что Лекс сделает ему праздничный ужин после такого подарка.

— Что за суп? — он брезгливо рассматривал тарелку, стоящую перед собой.

— Рыбный… тебе ведь такой нравился…

— Убери, он воняет. А что там еще есть поесть?

— Я мясо потушил с овощами…

— Вот сам его и жри. Чаю мне сделай.

Алешка, быстро убрав тарелку с супом со стола и выключив плиту, на которой тушилось мясо в сковородке, стал делать Гавру чай.

— У тебя что-то случилось на работе? — не оборачиваясь, спросил Леша, понимая, что всякое может за день произойти, вот у человека и настроение такое плохое.

— С чего ты решил? У меня все отлично.

— Гавр, — Алеша поставил перед ним чашку с чаем, как он любит — со сливками и сахаром, две ложки, — я не понимаю тебя… почему ты такой?

— Какой? — Гавр помешал сахар, дожидаясь ответа на свой вопрос.

— Ты сначала нормальный, хороший, помогаешь мне, все для меня делаешь, коней мне таких купил… а потом меняешься, становишься другим. Знаешь, мне иногда кажется, что я в чем-то виноват перед тобой. Вот только не могу понять, в чем? Я чем-то обидел тебя?

— А тебе не нужно понимать. Твое дело маленькое. В постели ты меня устраиваешь, вот и живи себе и не вякай.

— Но я же живой, я не могу так больше, — Леша так и стоял напротив него, — за что ты так со мной?

— Хочу. Понимаешь? Я просто всегда привык делать то, что хочу.

— Давай расстанемся… я, конечно, столько денег тебе должен, но я буду работать, я верну тебе деньги…

— Ты издеваешься? Чем, интересно, ты хочешь такие деньги заработать? Своей задницей? Ты явно себя переоцениваешь. Поверь, в постели ты полный профан — бревно и то более возбуждает, чем ты, — он медленно отпил чай, наслаждаясь лицом Лекса.

— Тогда зачем я тебе?

— Ты тупой? Тебе что, по нескольку раз повторять нужно? Я же сказал, я привык делать то, что хочу. Вот, решил завести себе такого домашнего питомца, пока это меня развлекает.

— Я не питомец. Я человек, — Алешка в запале склонился к лицу Гавра.

— Ты не человек, ты шлюха, дешевка, конюх, если тебе так понятнее. Ты вообще ничто.

— Я ухожу.

Алешка бросился в коридор, но сильная рука Гавра задержала его и пригвоздила к дверце холодильника.

— А теперь послушай меня, — лицо Гавра было напротив лица побледневшего парня, — вот это телефон, видишь его? — Гавр поднял руку с мобильным телефоном. — Один звонок моему другу, который заведует клиникой в Подмосковье, где лежит твоя бабушка, — и какая-нибудь из трубок, идущих к ней, случайно перестанет работать. Ты ведь понимаешь, аппаратура тоже может давать сбои…

— Ты этого не сделаешь.

Леша чувствовал, что в глазах у него все темнеет от услышанного.

— Сделаю, хотя ты можешь меня отговорить. Пойдем.

Гавр потащил его за собой в комнату. Там он плюхнулся на диван.

— Что стоишь? Приступай, уговори меня этого не делать.

В сознании Алешки мысли пришли в такой хаос и круговорот, что, казалось, голова сейчас разорвется. А потом там наступила тишина, как будто все исчезло, и его заполнила пустота. Он, подойдя к дивану, опустился на колени перед Гавром и стал расстегивать ширинку на его брюках.

С этого дня Алеша ощутил внутри себя надлом. Наверное, это трудно объяснить — то, что он стал чувствовать, и ему было трудно в этом разобраться. Но он чувствовал, что внутри него как будто что-то сломалось; как будто пропасть в нем стала медленно, но в то же время постоянно увеличиваться. И еще ему казалось, что из этой пропасти его заполняет темень и пустота. Что постепенно, совсем незаметно, но краски этой жизни меркнут, превращаясь в тусклые блики, и все, что его так радовало в этом мире, становится уже неважным. И только кони, к которым он приезжал каждый день, давали ему силы жить. Как же это здорово — знать, что стоит только сесть верхом на коня, взять в руки повод и сжать его бока ногами — и все, что его тревожило, исчезало и забывалось, и мир опять становился прежним — ярким, живым, настоящим. Правда, потом действительность возвращалась, и он оказывался в мире Гавра, который постепенно разрушал его. Да только что делать, Лешка не знал. И он опять ненавидел себя за то, что он слабак и ничтожество, и Гавр был прав, называя его лишь домашним питомцем. Гавр прав, он не человек. Человек бы не позволил так над собой издеваться. Он-то знает об этом: недаром он в детстве прочел столько книжек, где такие смелые и отважные герои преодолевали все трудности и становились победителями. Как же он ошибался, думая, что и он будет таким. Нет, он не такой, он всего лишь зверюшка, которую завели для развлечения, а потом выкинут, наигравшись.

Приезжая навещать бабушку, он понимал, что будет терпеть ради нее все. Шутил ли Гавр тогда, угрожая ее жизнью или нет, он не хотел это знать и тем более проверять на единственном ему родном человеке.

Шло время, время его жизни, и приближалось лето. Этой весной ему исполнилось двадцать пять лет. На его день рождения Гавр опять изменился: он стал прежним, заботливым, внимательным и любящим его. Вот только пустота в душе Алешки уже не могла принять Гавра — теперь там было пусто и тихо, и мир, ставший серым, уже не радовал его. Даже праздник, который устроил ему Гавр в ресторане, а потом повез в клуб на всю ночь, где по заказу Гавра для него пели артисты на сцене, уже не радовал Алешку. Он просто был там, был рядом с Гавром, его друзьями, имена которых он так и не помнил, поскольку эти друзья очень часто менялись, и во всем этом празднике жизни он был лишь сторонним наблюдателем. Он был тем, кем хотел его видеть Гавр, — домашним питомцем.

Его кони, Боря и Федя, появившиеся благодаря Гавру в его жизни, не давали Алешке скучать и впадать в уныние. Только сейчас Лешка понял всю правоту слов Петровича о том, что "иностранцы нам никогда хороших коней не продадут". Да и какой смысл, чтобы потом на их конях их же обыгрывали? Не ради этого они в девяностые всех хороших коней в России скупили и вывезли. Так что зря думали люди, что за большие деньги они могут купить в Германии хорошую лошадь. Алеша убедился в этом на себе. Его два коня хоть и стоили астрономические суммы и были со всеми документами, а шестилетний Эйч энд Эм Олл Ин вообще ранее выступал под седлом именитого немецкого конкуриста, да вот только сейчас Алешка понял, почему им продали этих коней.

Эйч энд Эм Олл Ин, а по-простому — Боря, обладал одной особенностью, которая проявилась у него под седлом. Этот конь любил вставать на свечку, причем на вертикальную, и затем переворачиваться на спину. Хорошо, Алешка был вертким и ловким и успевал в момент падения коня, оттолкнувшись от седла, спрыгивать с него. Только проворство Алешку и спасало, а иначе был бы он придавлен к песку манежа этой тушей в пятьсот с лишним килограмм. Так что теперь каждая тренировка на этом коне была, по сути, экстремальна. За такую тренировку конь обязательно вставал на свечку, причем нельзя было предвидеть, в какой момент он это сделает. Иногда за тренировку Боря мог раза три или четыре переворачиваться, все зависело от настроения коня. Алеша знал, что отучить от этого лошадь уже не удастся, вот поэтому-то его и продали.