Воин Храма (СИ) - "Нэйса Соот'. Страница 8

Тут и там виднелись наряды из атласа и шелка, расшитые золотом, переливчатая тафта, миланский бархат и кипрский камлот.

— Вы поможете мне? — спросил Леннар, улучив момент и ухватив Кадана за край рукава, когда никто за ними не наблюдал.

Кадан грустно кивнул.

— Я же обещал.

Все последние дни он пребывал в расстройстве и тоске. Чтобы он ни делал и как бы ни стремился привлечь Леннара, тот смотрел сквозь него.

Кадан начинал отчаиваться. Однако решил попытаться в последний раз.

Он в самом деле переговорил с отцом. И хотя тот принял весть о союзе его сына с заезжим храмовником настороженно, но на уступки все же пошел.

— Можешь попытаться передать письмо сам — когда будешь петь для него. Наверняка он захочет тебя поблагодарить. Но не забывай, Кадан, ты Локхарт. Долг перед семьей должен быть для тебя превыше всего.

Кадан кивнул. О долге он не мог забыть, как бы ни хотел, и все же у семьи были его братья и сестры, и много кто еще. А у Леннара не было никого — и Кадан во чтобы то ни стало хотел быть с ним.

Потому, уверившись в том, что он сможет поговорить с Брюсом о нем, Кадан тоже улучил момент и, утянув Леннара в темноту коридора, прижал к стене.

— Я смогу передать письмо. Дайте мне его.

Леннар колебался, но юноше хотелось доверять, и, достав из-за пазухи свиток, он протянул его Кадану.

— Одно условие, — сказал Кадан, пряча письмо.

— Еще одно?

— Когда вы будете уезжать — заберете меня с собой.

Леннар побледнел от злости и попытался отобрать у него свиток, но было уже поздно — для этого требовалось схватить Кадана и забраться ему под рубашку, а подобного он позволить себе не мог. Одна мысль о такой близости сводила его с ума.

— Я обещал вашему отцу, — прошипел он, все же хватая Кадана. Тот развернулся, и получилось, что Леннар прижал его к себе спиной. Пах Леннара мгновенно набух, а проклятый мальчишка не преминул потереться о него ягодицами, рассылая по венам новую волну огня. Щеки его порозовели, и когда Кадан повернул голову, Леннар ощутил его горячее дыхание на своей щеке.

— А теперь обещайте мне. Или не увидите своего письма никогда.

— Вас мало пороли, шевалье.

— Хотите исправить этот недосмотр? — Кадан снова потерся о него, и Леннар испустил сквозь сжатые зубы полурык-полустон.

— Сначала передайте письмо, — сказал он, резко отстраняясь. И, более не говоря ничего, направился по коридору прочь.

Кадан не подвел. Все случилось так, как и обещал его отец. В первый же вечер он пел для всех — и король Роберт, затаив дыхание, слушал его. А когда баллада подошла к концу, и Кадан возвращался в зал, к другим почетным гостям, поймал его за запястье и сказал:

— Я завидую вашему отцу.

— Мне следует поблагодарить вас за комплимент, — Кадан склонил голову, — но вместо этого я хотел бы вас кое-о чем попросить.

Роберт озадаченно смотрел на него, а Кадан торопливо извлек из рукава письмо и подсунул ему.

— Прочтите, — шепнул он, — и завтра, когда поднимется луна, дайте мне ответ.

Брюс был заинтригован. Перед мальчиком было трудно устоять даже тому, кто давно женат. Тем же вечером он вскрыл письмо и хотя нашел там далеко не то, что ожидал, интерес его не угас.

Раньше чем снова опустилась темнота, он послал слугу передать Кадану ответ.

"Пусть заинтересованное лицо ждет меня в зале для встреч", — гласило письмо. "Завтра после вечерни".

Ассамблеи проходили в огромном продолговатом зале, вмещающем до двухсот человек. Он занимал весь второй, надстроенный уже таном Локхартом этаж, опиравшийся на крепостную стену и старую казначейскую башню. Туда вели двадцать ступеней крыльца. Несущие конструкции нефа не были скрыты, зал хорошо освещался тремя большими окнами, выходящими в сад, и высоким окном с видом на море.

Тан попадал в большой зал прямо из своих покоев по внешней деревянной галерее.

С наступлением темноты Леннар вступил в зал. В зале горели более пяти десятков факелов, и внутри него собрались семеро вооруженных рыцарей и сеньоров. Среди богато одетых придворных Леннар выделялся своей белоснежной туникой и перерезавшим ее, запрещенным по всей Европе, красным крестом.

Он невольно пытался отыскать Кадана глазами — но, конечно же, не смог. Здесь не было никого, кого не пригласил бы лично король.

Разговор длился долго, но оказался прост.

Обменявшись приветствиями и заверениями в почтении, они заговорили о том, что мог бы принести обеим сторонам тайный союз.

В тот вечер ответа король не дал — он попросил Леннара оставить его и удалился на совещание с сеньорами, среди которых был и тан Локхарт. Только на рассвете Леннар отыскал подсунутое под дверь его комнаты письмо и небольшую записку, прикрепленную к нему: "Магистру, и никому еще".

Леннар спрятал письмо под одежду и стал собираться в путь.

Уехать сразу он не мог, тем более что это вызвало бы подозрения. День он провел так же, как и все предыдущие дни до того.

Тан объявил выезд на охоту, где его сопровождали и Роберт, и Кадан, и Леннар.

Долгое время охота поддерживала тана в хорошей форме. Вставал он рано утром, а затем весь день и в любую погоду мог преследовать оленей и иногда забирался в самую глушь. Бывало, что охота длилась несколько дней, и весь отряд оставался передохнуть в одной из его деревень — если тому не мешали известия об очередном наступлении англичан.

За огромные деньги тан выписывал из дальних стран различных животных для зверинца, конюшни, псарни и даже пытался заселить некоторыми редкими животными леса.

Теперь они с сиром Робертом ехали впереди, обсуждая собак, Леннар же оказался в свите.

В какое-то мгновенье Кадан замедлил ход своего коня и оказался возле него.

— Вы обещали, — напомнил он, глядя вперед.

— Я помню все, что обещал, — подтвердил Ленар.

Кадан выпустил поводья и накрыл ладонью запястье рыцаря — там, где заканчивалась сталь. Пальцы его рассылали по телу дрожь.

Леннар чуть повернул голову, разглядывая его.

В тот день на плечах Кадана лежала накидка, отороченная мехом французской куницы, и нежные щеки тонули в нем. Контур белого лица в оправе медных волос, казалось, был выгравирован на плоскости небосвода. Профиль юноши глубоко врезался в сознание Леннара. Таким прекрасным он не видел его еще никогда.

"Как будто я знаю его уже много, много лет", — промелькнула непонятная мысль у него в голове. Когда Кадан был рядом, Леннар в самом деле чувствовал загадочное родство.

— Вы отдаете себе отчет в том, — сказал он, — что, став тамплиером, вы потеряете право владеть украшениями, оружием или землей?

Кадан кивнул.

— Я младший сын, — сказал он, — я и не претендую ни на что.

— Вы не сможете носить меха дороже овчины. Забудете про мягкую постель, потому как теперь лучшей из ваших спален станет для вас общая спальня в командорстве, где двадцать кроватей стоят в ряд.

Кадан побледнел. Но он не верил в то, о чем говорил Леннар до конца, и потому снова кивнул.

— Вы будете есть черный хлеб и пить только воду, и не потребуете ничего больше. Потому что ничего больше орден вам не обещал.

— Хорошо, — тихо сказал Кадан. Ему было жалко расставаться с прежней жизнью, но расстаться с Леннаром казалось попросту невозможным.

— Вы станете беспрекословно слушаться меня. Иначе я жестоко вас накажу.

— Да… — выдохнул Кадан, — я этого хочу.

Кровь снова понеслась по его животу и ударила в пах.

— Понимаете ли вы, что это не игра? Принесшему обеты ордену нет пути назад.

— Но вас могут исключить за грехи, вы сами сказали так.

— Да. И я — или вы, или любой другой будут отправлены в бенедиктинский монастырь. Поверьте, его обитателям живется еще тяжелей.

Кадан понуро кивнул. И все равно он не мог отступить.

"Но вы будете рядом со мной", — подумал он, но вслух говорить не стал, чтобы не спугнуть.