Сыщик Брок. Дилогия (СИ ) - Буторин Андрей Русланович. Страница 104

– Олег, – строго посмотрела на него жена. – Не выражайся при дочери. И перестань качаться, затошнит.

– Нет-нет, – пробормотал сыщик. – У меня, знаешь ли, превосходный вестибулярный аппарат.

– Меня затошнит! – рассердилась Ирина Геннадьевна. – А ну, стоп, кому говорят!..

Брок замер в полуфазе – с наклоном под сорок градусов. И, пожалуй, упал бы, не подхвати его супруга за шиворот. Вернув мужниному телу вертикальную ориентацию, Ирина Геннадьевна горестно покачала головой:

– Эх ты!.. Все-таки ничего так и не понял. При чем тут тот ты?

– Как ты сказала? – дернулся Брок. – «Чем тут тот ты»? Это что за язык? На китайский похож. Ты знаешь китайский? Я – нет. Как же я могу что-то понять? Твои обвинения, знаешь ли, Иринушка, при всей моей любви и уважении к тебе…

– Молчать!.. – вскочила Ирина Геннадьевна, хватаясь за голову. – А то я тебя сейчас допрашивать начну. С особым пристрастием. И применением пыток.

– А как же Европейская конвенция о защите прав человека? – запротестовал сыщик.

– Я – твоя конвенция, – положила супруга тяжелую длань на плечо мужу. – Ныне, присно и во веки веков.

– Аминь, – с некоторым сомнением кивнул Брок. – И все-таки, Ирусик, ты зря вот меня не дослушала. Ведь тот я, который там, ты не поверишь, но он… – сыщик снизил голос до едва слышного шепота, – …не женат. Представляешь, безобразие какое? – закончил он уже на повышенных тонах. – Вот где самое-то важное! Вот о чем в первую очередь думать-то надо. А вы – «старик, старик»!.. Да что старик – тьфу! Меня, так сказать, спасать надо. Вот ты-то у меня тут, конвенция моя ласковая. И я у тебя тут. А как же я там без своей Иринушки?!.. Без доченьки Сашеньки! Один-одинешенек!.. Бедный, несчастный, неухоженный, необласканный… – И сыщик заплакал вдруг, тихонечко подвывая и размазывая по щетинистым щекам (побриться он не успел) скупые мужские слезы.

Сашенька смущенно опустила глаза, Мирон отвернулся. И парень, и девушка тоже почувствовали, как защекотало в носу и запершило в горле. Ну а Ирина Геннадьевна и вовсе зашмыгала носом. Прижалась к мужу, пригладила его непослушные вихры:

– Не плачь, хороший мой. Все уладится. Пойдешь Мирошу провожать – загляни к Олежке. Передай привет от меня. И… Слушай-ка!.. А помоги ему там меня найти!.. Мирон, – дернула она за рукав юношу, – а я там в принципе могу быть?

– Конечно, можете, – пожал плечами парень. – Только я вас там ни разу не видел.

– Я найду, – звякнувшим сталью голосом, словно и не плакал только что, заявил Брок. – Я помогу. Я соединю любящие сердца!

– Но он там даже и не знает маму, как он ее может любить?.. – засомневалась Сашенька.

– Да что ты говоришь-то такое?! – возмутился сыщик. – Чтобы я – и не любил маму?.. Мало ли что… Подумаешь, не знает!.. Знать, скажу я тебе, вовсе не обязательно. А вот любить – обязан. Я знаю: он ведь чувствует, что любит… Не догадывается только – кого. Вот я ему и подскажу. Пошли, Мирон.

– Куда? – удивленно заморгал юноша.

– В твое измерение, разумеется.

– А… как?.. – совсем растерялся Мирон

– Как-как… Через чердак!.. – передразнил парня сыщик.

– Надо же, понял-таки!.. – обалдела Ирина Геннадьевна.

Брок не хотел брать с собой Сашеньку. Честно говоря, он опасался, что дочь так и останется в параллельном мире, не захочет возвращаться без Мирона. Но Александра уперлась как танк. Иного выхода, чем взять ее с собой, сыщик попросту не видел. То есть, видел один: ударить дочку чем-нибудь тяжелым по голове и связать, – но даже подумать о подобном Брок не мог без крайней к своим мыслям неприязни. Он вообще уже стал в последнее время подумывать, что мысли его распоясались совершенно, потеряли последние остатки совести и ведут себя безответственно. Стоило бы обдумать применительно к ним решительные меры, да вот беда – то самое обдумывание пришлось бы совершать опять же с помощью мыслей. А там уж что за обдумывание получится? Рука, как известно, руку моет.

Короче говоря, Брок тяжело вздохнул и дочку взять с собой согласился. Позвал заодно и супругу, но та отговорилась наличием кучи дел: немытая посуда, закончившийся хлеб, нестиранные броковские носки и множество подобных  – действительно неотложных и крайне важных.

Правда, Ирина Геннадьевна отозвала дочь на кухню, и минут пятнадцать они там о чем-то возбужденно шептались. Брок подошел на цыпочках к двери, но Мирон вытаращил на него такие возмущенно-огромные глаза, что сыщик лишь крякнул и буркнул: «Да я пить просто хочу!»

Когда Сашенька наконец вышла из кухни, синие глаза ее сияли. «Разрешила ей все же Ирусик остаться!» – содрогнулся Брок от зловещей мысли. Но озвучивать пока ничего не стал. Во всяком случае, именно он, а не супруга, будет с дочерью там, когда настанет пора возвращаться. Разумеется, учитывая три «если»: если какое-либо там вообще существует; если они смогут туда попасть; и если будет возможность оттуда вернуться.

Учитывая третье «если», сыщик тоже зашел на кухню и особенно горячо попрощался с женой, чем вызвал даже некоторое смущение последней:

– Ну, что ты меня тискаешь, как подросток-переросток школьницу? Какой-то у тебя гормональный всплеск, ей богу! До вечера подождать не можешь?

– Если он будет, вечер, – многозначительно поджал губы Брок.

– Типун тебе на язык! – оттолкнула мужа Ирина Геннадьевна. – Куда же он денется?

– Он-то, конечно, никуда, – скорбно вздохнул сыщик, – а вот я…

– Да ладно тебе, – замахала руками супруга. – Мирон, вон, оттуда сюда пришел – и жив-здоров.

– Назад же он еще не вернулся.

Ирине Геннадьевне крыть на это было нечем. Поэтому она попросту чмокнула мужа в губы, легонько подтолкнула в спину и шепнула:

– С богом!

Пока троица покорителей иномира одевалась в прихожей, хозяйка квартиры стояла в кухонном дверном проеме, сложив на груди руки. Затем подошла и каждого поцеловала в щеку. Даже Мирона. И Брок почему-то даже мысленно не стал возмущаться. Лишь защемило слегка сердце, да затуманился взор. Но сыщик быстро взял себя руки и приказал спутникам сесть на дорожку. Но, поскольку стульев в прихожей не было, пришлось ограничиться непродолжительным приседанием. А затем один за другим, словно десантники самолет, Саша, Мирон и Брок быстро и молча покинули уютную квартиру. Правда, настоящие десантники могли хотя бы надеяться на верные парашюты, а у сыщиков-исследователей не только их, но и вообще ничего не было (только лишь Сашенька захватила ноутбук и цифровую фотокамеру).  Да и впереди их ждала не твердая земля, а зыбкая неизвестность.

Впрочем, первоначальный маршрут – до дома номер восемь по Нагорному переулку – Саше с Мироном был вполне знаком. Да и Брок в прошлый раз не добежал до него совсем немножко. И этот отрезок пути троица проделала в полном молчании. Отчего-то не хотелось говорить. Каждый думал о своем. Сыщик, например, все о том же: считать или не считать чудом существование параллельного мира; оставлять ли в том мире Сашеньку, если она заупрямится и возвращаться откажется; успеет или не успеет он написать сказку на конкурс… Тут еще Брок вспомнил о рукописи, что дал ему вчера мальчик Костя. Она, кстати, так и лежала во внутреннем кармане пиджака. Сыщик машинально вынул листы и зачем-то переложил их в пальто.

Вот ведь незадача! Костик ведь тоже хотел поучаствовать в конкурсе, а теперь, получается, что он парня подвел… Ну, то есть, пока еще не подвел, но подведет ведь, если не прочитает, не поправит, не отдаст Косте рассказ вовремя… А на все про все – лишь два дня осталось, не считая сегодняшнего. Так что свой рассказ теперь уже точно не написать!..

Брок очень расстроился. И даже не сразу понял, что они уже пришли. Очухался лишь, когда уткнулся в спину остановившегося Мирона.

– Что? – многозначительно пошевелил бровями сыщик.

– Вот, – лаконично ответил Мирон, махнув на обшарпанную дверь подъезда в старом двухэтажном доме.