Пепельный ангел (СИ) - "полевка". Страница 46

Вскоре он услышал, как его догоняет большая машина, из которой выскочили здоровенные громилы. Они схватили его, засунули в багажник и куда-то повезли. Очнулся он в темном подвале, прикованный наручниками к какой-то трубе под потолком, он висел, еле касаясь пальцами ног пола. По полу что-то скользило, время от времени задевая чем-то мягким и пушистым по ступням. Он кричал, но голос тонул в темноте. Никогда Оливер не чувствовал себя таким беспомощным и одиноким, вскоре от страха он потерял сознание.

Когда он очнулся, он увидел, что находится все в той же машине с теми же суровыми санитарами рядом. Они подъехали к психиатрической клинике. Когда Оливера завели в приемное отделение, он будто очнулся, и начал кричать о том, что на машину напали и этих самых санитаров он видел мертвыми, а потом его держали в темном подвале. Слушая его крики, врачи приемного отделения понимающе улыбались и говорили: «Да, наш пациент». Конечно же, ему никто не верил, и своими криками в регистратуре он добился только того, что ему вкололи успокоительного и под руки втащили в палату с прикрученной к полу железной койкой, на которой он благополучно уснул.

Проснулся он опять в темном подвале и на этот раз был крепко привязан к стулу, а темнота была наполнена множеством голосов. Кто-то ходил рядом, задевая его время от времени. Оливер пытался говорить, но его никто не слушал. Он пытался кричать, но его никто не слышал. Он пытался торговаться, обещая за свое освобождение много денег, рассказывая, как богат его отец, но на него никто не обращал внимания. Вокруг был все тот же невнятный гул множества голосов, и опять ощущение полнейшего одиночества и беспомощности. Устав от слез и обещаний, он забылся беспокойным сном.

Проснулся Оливер уже в палате, когда к нему пришли дежурный врач и два санитара (Бим и Бом). Врач присел на прикрученный к полу стул и начал расспрашивать о его самочувствии. Санитары стояли за спиной доктора и синхронно делали пометки в своих блокнотах. Когда Оливер спросил, почему санитаров двое, врач удивленно посмотрел на него и заверил того, что он ошибается и санитар всего один. При этом санитары переглянулись и, синхронно пожав плечами, продолжили что-то строчить в блокнотах. Оливер стал настаивать, что санитаров двое. Врач уверял, что санитар один. Когда санитары подошли к его кровати с обеих сторон, Оливер схватил одного из них за руку, и стал объяснять, что второй стоит рядом и кривляется. Врач, молча, вытащил из кармана шприц и уточнил:

– Так, где, вы говорите, стоит второй?

Оливер испугался, что опять очнется в темном подвале и, отпустив руку санитара, стал уверять, что он ошибся. Врач хмыкнул и вышел из палаты, следом за ним пошли к выходу и санитары, дружно шагая в ногу. Оливер стал себя уговаривать, что это у него в глазах двоится, но тут они в дверях обернулись и, нагло ухмыльнувшись, вдруг обнялись и начали целоваться взасос. Оливер понял, что окончательно сошел с ума.

У ребят была приготовлена большая программа «развлечений для негодяя». На этот раз у них была приготовлена запись детского плача, но, войдя к нему в палату, они увидели, что клиент не спит, как ему полагалось, после снотворного, а находится в глубоком обмороке. Они вызвали врачей, и те подтвердили, что это не сон и даже не обморок, а самая настоящая кома. Доигрались! Развеселую четверку выгнали из палаты, а пациента подключили к приборам жизнеобеспечения и мониторинга. Об ухудшении состояния Оливера было сообщено его родителям и мужу.

Под самое утро Роберт проснулся от ощущения смутной тревоги. Что-то было неправильно. Он прислушался, пытаясь определить, какой именно звук разбудил его… Но было тихо, даже слишком тихо. Роберт понял, что было не так, он не слышал дыхания Анджея. Наверное, опять побежал на кухню перекусывать. Он протянул руку и неожиданно коснулся холодного тела. Роберт, закричав, вскочил с постели и включил свет.

Анджей был жив, но дышал очень тихо, глазные яблоки метались за закрытыми веками, а тело было покрыто холодным липким потом. На крик Роберта прибежали слуги и родители. Все столпились вокруг кровати, сидевший на которой, Роберт прижимал к себе еле живого Анджея и выл, как раненный зверь. Генрих вызвал семейного врача, Мадлен пытался успокоить ревущего во весь голос Робби. Слуги переживали, столпившись в дверях. Все были в панике, не зная, что же делать. Порядок навел Генрих, он рявкнул на слуг, отправив всех по своим местам и распорядившись, кому встречать доктора, кому принести успокоительного для ребенка и Мадлена. Потом отвесил пару пощечин сыну. Роберт успокоился, его взгляд прояснился, и он поблагодарил отца.

Когда приехал доктор, все были собраны и спокойны. Роберт, выпустив, наконец, из рук омегу, дал его осмотреть и проверить пульс. Пока все ожидали вердикта врача, пришло сообщение, что Оливер впал в кому. Врач объяснил, что когда один из истинных умирает, а чувства сильны и взаимны, то второй испытывает те же ощущения, а если связь сильна, то можно ожидать всего, вплоть до смертельного исхода. Врач сказал, что по статистике такие случаи «синхронной смерти» среди истинных, бывают чаще, чем у обычных супругов. Он мог предложить только одно - быть рядом, говорить с ним, чтобы он чувствовал, что он не один.

Роберт отогнул воротник пижамы, на шее краснела метка, будто наливаясь кровью. Роберт, как безумный, стал выкусывать ненавистную метку с кожи любимого.

- Не отдам, ты мой, – в исступлении шептал он окровавленными губами, - ты мой! Зачем я послушался тебя, когда ты не позволил мне пометить тебя? Ты мой, не отдам никому. Мой!

- Твой… - раздался тихий шепот, - твой… а ты мой.

Альфа, всхлипнув от счастья, поцеловал любимые губы, нежно, нежно.

– У тебя губы соленые. Откуда кровь? Ты ранен? – взгляд Анджея стал тверже, – кто тебя ранил?

- Ты! Это ты ранил меня прямо в сердце. Уже давно. Ты такой эгоист, - альфа покрывал легкими поцелуями его лицо, глаза, щеки, нос, лизнул его перепачканные кровью губы. И опять целовал, приговаривая. - Ты со своей местью, со своей ненавистью совсем не думал о нас, обо мне и нашем малыше. Ты такой эгоист, вот как только выздоровеешь, сразу же тебя отшлепаю по попке, чтобы знал, как пугать нас. Смотри, весь дом на уши поднял. Ну, разве так можно, любимый?

Анджей обвел глазами стоящих возле кровати людей. В дверях толпились слуги, кто-то плакал от счастья, что все обошлось, кто-то улыбался. Рыдающий от облегченья Мадлен стоял рядом с кроватью, крепко обнимая Робби. Довольный Генрих, сияющий, как будто заключил самый выгодный в своей жизни контракт. И обожающие, счастливейшие глаза его альфы.

- Я ТЕБЯ ЧУВСТВУЮ, – удивленно сказал Анджей, - ТЫ МОЯ ПАРА, ТЫ МОЙ АЛЬФА! - Слабая рука потянулась к губам Роберта. - Прости меня, прости, что не почувствовал тебя раньше. Ты моя любовь. Моя жизнь. Мой Роберт. Сколько твоей любви, я чувствую… сколько любви.

Рука скользнула по скуле и запуталась в волосах, наклоняя голову ниже, чтоб поцеловать и вымолить прощенье.

Поцелуй был мягким и кротким. Именно так, склоняют голову непокорные и сдаются на милость победителя побежденные любовью и преданностью. Глаза омеги горели любовью и нежностью.

Врач передал Роберту салфетку. В ямке над ключицей собралась целая лужица крови. Роберт промокнул ранку.

- Я не буду просить прощения за эту ранку! Ты сам виноват, надо было разрешить раньше пометить тебя. Ты не представляешь, как это ужасно, каждый раз видеть на теле любимого чужую метку. Почему ты не позволял мне снова пометить тебя?

- Прости, я трус, я боялся, - омега слабо улыбнулся, - я боялся, что твоя метка сойдет, а его так и останется на мне. Прости меня, прости, что боялся.

- Я так хотел поставить тебе красивую метку, где-нибудь высоко на шее, чтобы ее невозможно было прикрыть воротником, чтобы все видели, что у этого красивого омеги есть альфа, чтоб мой запах отпугивал от тебя других ухажеров. А в итоге? – Роберт горько вздохнул, - я съел кусочек любимого тела. Я причинил тебе боль, вон кровь никак не остановится. Я чувствую себя каннибалом.