Снафф - Паланик Чак. Страница 7

Малыш, номер 72, говорит:

– Эй.

Он больше не смотрит на экран. Он смотрит на меня.

– А вы, случайно… – Он слегка наклоняет голову, щурит свои светло-карие глаза. – Вы Бранч Бакарди?

Я киваю в сторону номера 137:

– Знаешь, кто это?

Малыш, номер 72, смотрит и говорит:

– Ничего себе. Это же детектив из того сериала, ну, который шел по четвергам.

Бритва скользит по животу, ищет препятствия – сопротивление крошечных волосков, которые пока никому не видны. Я спрашиваю у парнишки: «Из какого еще сериала?»

Как зовут этого чувака?

Почему он таращится на меня?

Но малыш вновь уставился на экран. Он говорит:

– Как вы думаете, я похож на нее? На Касси Райт. Как вы думаете, мы похожи?

Его светло-карие глаза впились в Касси и Будлс. Он говорит, не глядя на меня:

– Я просто так спросил, нипочему.

На другом конце комнаты чувак под номером 137 стучит пальцем себе по груди. Трогает свое золотое кольцо в соске. Потом показывает на меня, опускает глаза и вновь стучит пальцем себе по груди.

Я смотрю вниз, смотрю на себя и вижу длинную темную струйку крови, вытекающую из соска.

6. Мистер 72

Парень, который ест чипсы у стола, где буфет – к нему подходит еще один парень. На спине этого второго парня стоит номер «206». Но это не надпись фломастером, это татуировка, набитая толстыми шипастыми синими цифрами: двойка – на левой лопатке, ноль – точно по центру, на позвоночном столбе, шестерка – на правой лопатке. Парень, который ест чипсы, он набивает полный рот, жует и глотает, а рука уже тянется за следующей порцией, громкий хруст чипсов похож на скрип гравия под ногами. На руке, подносящей чипсы ко рту, написан фломастером номер «206».

Парень с татуировкой слегка пригибается, сгибает колени, а потом стремительно выпрямляется и бьет первого парня в лицо. Наотмашь, тыльной стороной руки. Бьет со всей силы, вложившись в удар целиком. Раздается звонкий шлепок. Брызги слюны и картофельной крошки летят в потолок. Звон отдается эхом, глухим эхом ударного соприкосновения твердых костяшек с костями черепа – практически напрямую. Эти костяшки смягчает лишь слой волосатой кожи. Кости черепа защищены лишь пережеванным хрустящим картофелем с солью, набитым за щеку.

Парень, который ел чипсы, теперь кашляет на полу. Парень с татуировкой расправляет плечи. Рука, нанесшая удар, по-прежнему поднята над головой. Он тычет пальцем себе за спину, показывает на выбитый на спине номер. Он говорит:

– Два-ноль-шесть… это мой номер.

Он наклоняется, смотрит в глаза человека, распростертого на полу, и говорит:

– Возьми себе другой номер. – По-прежнему тыча пальцем себе на спину, он говорит: – А этот – мой.

У парня, который ел чипсы, идет кровь из носа. Выходит наружу толчками. Он продолжает жевать. Глотает. Вытирает губы рукой, размазывая красное по щеке. Вытирает еще раз, и теперь у него на обеих щеках – усы из размазанной крови.

Девушка с планшетом в руках и секундомером на шее, она подходит к ним, к этим двоим, и говорит:

– Джентльмены.

Она берет со стола пачку бумажных салфеток, отдает их парню с разбитым в кровь носом и говорит:

– Мы сейчас все уладим.

Парень с кровавыми усами шмыгает носом, втягивает в себя кровь, и тянется за очередной горстью картофельных чипсов. Его разбитые губы, распухшие от соли, сочатся кровью.

Девушка перебирает листы у себя на планшете. Парень под номером 137 подходит ко мне, встает рядом. Парень, который с телевидения. Со своим псом для автографов. Он говорит:

– Кого-то явно не кормили грудью…

Девушка с секундомером зачеркивает номер на руке парня, который ест чипсы. Пишет ему новый номер.

Парень с татуировкой, опускает руку. Он наблюдает за ними. Растирает костяшки пальцев о ладонь другой руки.

Я говорю:

– Этот, который с татуировкой, он из Суреньос, уличной банды из Сиэтла.

Я говорю номеру 137:

– Он кого-то убил, двенадцать лет отсидел в тюрьме. Вышел в прошлом году.

Парень под номером 137 прижимает к груди своего пса для автографов и говорит:

– Ты его знаешь?

Я говорю ему:

– Взгляните на его руку.

На одной руке парня с татуировкой, в ямке между большим и указательным пальцем, еще одна татуировка: две короткие параллельные черточки с тремя точками вдоль одной линии – ацтекский знак для числа тринадцать. Ацтекская нумерология и язык науатль имеют широкое распространение среди Суреньос, гангстерских группировок Южной Калифорнии. Внизу на спине этого парня, прямо над резинкой трусов, набито число «187»: статья за убийство в Уголовном кодексе Калифорнии. Рядом с пупком выколот надгробный камень с двумя датами, между которыми – двенадцать лет разницы. Срок, который отбыл этот парень.

Номер 137 говорит:

– Ты что, гангстер?

Нет, не гангстер. Я просто знаю. Мне объяснил мой приемный отец.

Другие парни, собравшиеся в этой комнате – я показываю на их татуировки. Вон тот азиат с черными полосами вокруг бицепса, он из якудзы, японской мафии. Каждая черная полоса обозначает какое-нибудь преступление, которое он совершил. Еще один азиат с татуировкой «NCA» на спине, он тоже из мафии, из клана ниндзя-ассасинов. Парни ходят по комнате, топчутся на одном месте, ждут своей очереди – парни с маленькими крестами, набитыми на руках, на складке кожи между большим и указательным пальцем. Три дополнительные черточки сверху, расходящиеся лучами, превращают обычный крест в «крест пачуко», знак латиноамериканских банд. У других парней на том же месте наколоты три точки, образующие треугольник. Если они мексиканцы, эти три точки означают «Mi vida loca». «Моя безумная жизнь». Если они азиаты, точки означают «To o can gica». «Мне все равно».

Номер 137 говорит:

– Твой отец был мафиози?

Мой приемный отец был бухгалтером в одной корпорации, входящей в список 500 крупнейших компаний мира. Мы втроем – он, я и моя приемная мать – жили в пригороде, в доме, построенном в стиле эпохи Тюдоров, с огромным подвалом, где мой приемный отец возился со своими моделями железных дорог. Отцы соседских детей были юристами или химиками-исследователями, но они все увлекались моделями железных дорог. Каждые выходные, когда выдавалась возможность, они садились в машину и колесили по городу – проводили исследования. Фотографировали членов уличных банд. Граффити различных группировок. Проституток на панели. Мусор, грязь, бездомных наркоманов, плотно подсевших на героин. Все это они изучали, обсуждали между собой, спорили до хрипоты и старались перещеголять друг друга в создании наиболее реалистичных, наиболее подробных и жизненных сцен городского упадка, выполненных в масштабе, принятом для моделей железных дорог – у себя дома, в подвале.

Мой приемный отец брал единственный волосок от кисточки из меха норки и выводил номер «312» на спине крошечной фигурки гангстера. Превращал его в члена чикагских Vice Lords. Именно так гангстеры заявляют о своей территориальной принадлежности – делают татуировки с телефонными кодами городов. Обычно – на верхней части спины. Иногда – на груди или на животе. Парень, который ударил любителя чипсов, – у него на спине выбит код Сиэтла, территории банды Нортеньос. Так что, в общем, и неудивительно, что он такой напряженный.

Бладзы из банды «Блад» всегда перечеркивают букву «К» на своих татуировках. Так они отрицают всякую связь со своими извечными врагами из банды «Крип». Если у кого-то на татуировке перечеркнуты буквы «Б», это значит, что он из крипсов.

– Это тебе объяснил твой отец? – говорит номер 137.

Мой приемный отец. Корпящий над своей моделью железной дороги. Он никогда не обманывал мою приемную мать, но мог целыми днями мотаться по городу, фотографируя уличных проституток, а после сидеть у себя в подвале и раскрашивать крошечные фигурки, изображавшие этих самых проституток. Он никогда не употреблял запрещенные наркотики, но его миниатюрные джанки и нарки, сидящие на метедрине, – каждый был настоящим шедевром. Тонкой, не толще иголки, кисточкой мой приемный отец рисовал надписи на стенах миниатюрных заводов, заброшенных многоквартирных домов и дешевых ночлежек.