Характерник (СИ) - Ли В. Б.. Страница 40

На подходе к Днепру понял, что опоздал, когда заметил скрытые секреты незваных гостей. Чуть не угодил к ним, помогло то, что я подсознательно сторожился, не мчался, сломя голову. Сошел с Крепыша, в ближайшей балке оставил его, накрыв попоной, сам стал пробираться к казацкой твердыне, закрывшись пологом невидимости. Затаившееся вражеское войско заняло оба берега реки, выжидает, когда в куренях казаки улягутся спать. Осторожно, по большой дуге обхожу скучившуюся османо-татарскую рать, даже пересчитать их невозможно, невесть им числа, по еще не очень крепкому льду выбираюсь на остров. По его периметру, у подступа к крепостной стене, вижу неприятельских лазутчиков, в засаде следят за куренями. С недоумением выглядываю сторожевые башни, дозоров на них нет, поразительная беспечность, никак не свойственная казачьему воинству, пусть даже и в праздничную ночь.

Все также под пологом добираюсь к скрытому лазу, известному всем джурам, так мы напрямую выбирались на берег ловить рыбу в затоне, а не обходить через ворота. Пробираюсь внутрь и сразу направляюсь к своему куреню, захожу и вижу - дым коромыслом, наши казаки гуляют, с ними сам куренной атаман. Увидев меня, он попытался привстать и обнять меня, но плюхнулся обратно, пьян в стельку. Поздоровался с казаками, которые еще сохраняли вменяемость и признали меня, поднял Самойловича едва ли не на руки, положил на нары, стал приводить в чувство, выводить из организма алкоголь, куренной тут же уснул. Таким же результатом закончилось мое лечение других сотников, воины из них никакие. Представляю, что делается в других куренях, вряд ли лучше, османам и штурмовать не надо, бери всех выпивох готовенькими.

Лихорадочно думаю, что мне делать, один в поле не воин, в крепости тоже, а потом пришла мысль, я же могу остановить врага, как при взятии Судака и Кефе, только здесь он намного многочисленней, но другого выхода не вижу, казаки, пока не проспятся, в себя не придут. Иду в свою хату и запираюсь в ней, она на отшибе, вряд ли османы заберутся сюда. Располагаюсь поудобнее на нарах, мне предстоит трудная работа на оставшуюся ночь. Выхожу в нужное состояние, накрываю своим полем курени, вижу светящиеся ауры их обитателей. Провожу пробное воздействие своим полем на всех казаков, их поля становятся бледнее, как при сне, все сработало, пусть спят. Пришлось ждать еще три часа, пока османы и татары решились на штурм, уже в заполночь. Первые из них перелезли через стены, открыли ворота, туда влился сплошной поток неприятельского войска и потек к куреням, канцелярии, хатам атамана и старшин.

В ту минуту, когда враг изготовился штурмовать курени, всеми силами запустил парализующий импульс, слежу за точками неприятельских аур, они застыли на полшаге. Расход моей энергии идет с громадной скоростью, тут же ослабляю свое влияние, держу контроль на самом минимуме, только чтобы удержать их от движений. Так шел час за часом, уже чувствую сильную усталость, моих сил хватит еще ненадолго. Наступил рассвет, думаю, надо поднимать казаков, должны уже прийти в себя. Точечно отмечаю энергетические поля в куренях, навожу на них команду пробуждения, через некоторое время они задвигались, один на другим. Даже сквозь приглушенный в трансе слух различаю выстрелы из самопалов, казаки принялись отстреливать неприятеля. Вижу, как гаснут ауры вокруг куреней, но продолжаю удерживать свой контроль, как только погасла последняя точка, остались только меченые поля казаков, отключаюсь и впадаю в забытье, последние силы покинули меня.

Проснулся ясным днем, солнце уже близко к зениту, прислушиваюсь к себе, лвигаю руками-ногами, вроде неплохо, только еще небольшая слабость, но она не помеха. Встал, размялся, привел себя в порядок, после завтрака направился в курень. На улице столпотворение, казаки бегут туда-сюда, тащат тела погибших и выбрасывают в проруби на Днепре, не удосужились предать их земле. У куреня нахожу Самойловича и свою сотню, мои бойцы также занимаются очисткой от вражеских тел. Поздоровался с куренным, поздравил с Рождеством, получил ответное заздравие, разговорились о произошедшем. Сейчас он выглядит бодрым и полным сил, нет и следа вчерашней попойки, рассказывает живо и красочно, как утром их разбудили выстрелы казаков, первыми заметивших неприятеля прямо под окнами куреней. Вначале наши бойцы даже не поверили своим глазам, подумали, мерещится с прошлой разгульной ночи, потом присоединились к общей пальбе, но удивительно, враг даже не пытался отстреливаться или укрыться от огня, османы стояли, как молнией ударенные. Тут Самойлович замолчал, посмотрел на меня озадаченно, а потом проговорил:

- Постой ка, Ваня, ты же вчера приходил в курень?

После моего ответа: Да, Максим Михайлович, - вскрикнул, озаренный догадкой:

- Ваня, ты осман заморочил?

На согласный мой кивок обнял меня, расцеловал, а потом стал хлопать по плечам, чуть ли не выкрикнул: Ваня, ты спас всех нас!

А потом громко, на всю улицу, обратился к стоящим вокруг нас казакам, прислушивавшимся к нашему разговору:

- Братцы, вот наш спаситель! Это он заморочил супостата! Качать его, братья-казаки!

Сильные руки благодарных сечевиков подбрасывали меня не раз, после, когда они угомонились, с трудом удержался на ногах, зашатался от невольной слабости. Глядя на меня, обессиленного, заводила этой кутерьмы сочувственно проговорил:

- Да, Ваня, крепко ты вымотался, на тебе лица нет! Так, проводите-ка его в курень, нехай отдохнет. А после, Ваня, мы всем товариществом отпразднуем нашу победу!

В курене я улегся на свои нары, только снял сапоги и кафтан, как вновь отключился, проспал до самого вечера. Проснулся от гула голосов своих сотоварищей, они накрывали общий стол, в радостном предвкушении готовились к продолжению празднования. Увидев, что я проснулся, позвали за стол, я оправившись, немедленно последовал приглашению, на меня напал жор, как будто неделю не ел. С трудом удержался от желания наброситься на богатое угощение, дождался, пока за стол не усядутся все казаки, только попил ободрившего меня звара. Пришли гости, сечевые старшины, атаманы других куреней, каждый из них подходил ко мне, обнимал и говорил теплые слова благодарности. Первым взял слово войсковой судья Стефан Матвеевич Белый, сейчас он в Сечи за старшего в отсутствии Сирко, поздравил с победой над коварным врагом, скрытно пробравшимся в самое сердце запорожского воинства, поведал нам некоторые подробности о минувшем бое.

Османский падишах Мехмед IV решил наказать запорожское воинство, учинившее дерзкие нападения на османские и татарские города в Крыму, велел хану Селим-Гирею I покончить с разбойным гнездом запорожцев, дал ему в помощь своих янычар. Объединенное войско осман и татар численностью 15000 человек, собравшееся под Ислам-Керменом, три дня назад выдвинулось от крепости в направлении к Сечи вдоль левого берега Днепра. Идущие впереди дозорные отряды убивали всех насельников в хуторах и зимовках на их пути, в дне пути от запорожской твердыми выловили казаков в разъезде, не ожидавших встречи в зимнюю пору. Османы стали пытать их, вызнавая дорогу, но никто не выдал, кроме одного, тот и привел врага к самой крепости. Но малодушие не спасло предателя, османы зарезали его здесь, сами расположились по оба берега, перекрывая возможные пути отступления казаков.

Эти сведения получили от одного из немногих выживших османских командиров, янычарского ага, во время нападения находившегося на берегу с охраной. Его казаки доставили живым к старшинам из-за богатого наряда, сразу распознали в нем важную особу. Объяснить, почему же его воины не стали нападать на казацкие курени, ага не смог, сам в недоумении, он послал своего помощника выяснить, что случилось, тот тоже пропал, так не вернулся. Уверен, что здесь происки шайтана, сбившего воинов Аллаха с верного пути, как же иначе объяснить, что доблестные янычары, цвет османского воинства, застыли в шаге от ненавистных гяуров, позволили перестрелять и перерезать себя, как покорных баранов. Многие воины, находившиеся рядом с ним на берегу, в ужасе бежали от проклятого места, бросив своего командира, страх неведомого колдовства заставил забыть их о воинском долге.