Я родилась пятидесятилетней...(СИ) - Веселая Мария. Страница 95

Белла

Отличный клуб Blue Note понравился мне приглушённым освещением, приятной обстановкой и, конечно, музыкой. Тут царил Джаз. Причём, судя по стенам в автографах и фото, здесь выступают как звезды первой величины в этом жанре, так и талантливые молодые коллективы, на один из которых попали мы.

Данка не соврала ни на грамм, алкогольная карта была впечатляющей, но, глядя на наш с Сальвой тархун, все почему-то дружно заказали, что и планировалось.

— Настойки из полыни употребляли еще в Древней Греции, — блеснул эрудицией Кальяс. — В то время, чтоб вы знали, их использовали как лекарственное средство. Притом они были доступны далеко не каждому человеку.

— Да-да, сам Гиппократ рекомендовал их употребление при желтухе, анемии и ревматизме, — бодро подтвердила слова грека я, которая не так давно прошерстила всю историю медицины… И ради кого…

Нет, даже скучать не буду по нему! Приедет через неделю, а я спрошу: «А что так рано, дорогой? Может, ещё на недельку махнешь?»

— Но рецепт абсента был разработан именно французским врачом и звали его… — начал Шарль, но откровенно забуксовал, не помня своего героя, — Белла, как его звали, ты знаешь?

Пришлось и мне напрячь память. Это было не так важно, но я пошла на принцип, выуживая из памяти малейшие подробности:

— Пьер, его точно звали Пьер… Ординор… Ординар…

— Ординар — это ставка в букмекерской конторе, детка. Ты сегодня явно переработала, выдохни и выпей, — посоветовал мне добряк Морти, кидая в мой бокал кубик льда.

— Возможно, Ординер, mon cher, — протянул Савойарди. — Ты знаешь, с французского ordinaire переводится, как обычный.

— Да, я догадалась, в русском есть слово «ординарный». Что, в принципе, одно и то же… Так вот, если мне не изменяет память, то настойка продавалась в маленьких бутылочках, а на этикетке была изображена дама с завидными формами, стоящая в немного фривольной позе, и назывался напиток…

— «La Fee Verte» — «Зеленая фея», — мечтательно закончил за меня довольный француз.

— Какие поразительные познания в высокоалкогольных напитках прошлого у несовершеннолетней девочки и приличного с виду француза, — протянула язвительная Зарочка, ловко, почти профессионально поджигая сахарок над бокалом с полынной настойкой.

— Любознательность — не порок, mon ami, — куртуазно начал Шарль, целуя даме ручку и выуживая зажигалку ловкими пальцами, чуть запачканными в вечной краске. — Тем более, я уверен, что наши знания с мадемуазель Свон чисто теоретические, тогда как в ваших действиях я наблюдаю немалый опыт…

— Белла, Савойарди сейчас очень тонко обозвал меня алкоголичкой, или мне показалось?

— Ух, ша! — прикрикнула Данка загробным голосом, опрокинув в себя рюмку, и я не видела, чтобы она чем-то разбавляла почти семидесятиградусный напиток. — Главная алкоголичка тут я, но я закусываю. Ой, как упало хорошо… Фух!

Она даже слезу пустила. Видимо, птичку жалко.

— Слабое оправдание для твоей печени, дорогая, — протянула молчавшая до этого момента Аюши, мило покраснев.

Посмотрев на то, как она нерешительно крутит собственную рюмашку, я придвинула девушке стаканчик с безалкогольной версией. Ответом мне стал благодарный взгляд и робкая улыбка.

С Аюши мы познакомились в книжном магазине, она выбирала литературу по воспитанию детей, я же застряла у высоких полок с классикой. Когда я почти достала сверху томик «Город» Клиффорда Саймака, на маленькую меня полетели книги, одна из которых больно ударила острым и твердым уголком прямо в темечко. От жалости к самой себе и от ненависти к этому слишком худосочному и короткому телу у меня непроизвольно задрожала нижняя губа. Я не собиралась разрыдаться, просто это было как-то обидно, учитывая то, что, оглянувшись на продавщицу, я поймала раздраженный взгляд, но главное — заметила лесенку под кассой…

— Детка, ты не ушиблась? Попросила бы меня, я бы тебе достала нужную… — отозвавшись всем телом на этот ласковый тихий голос, я посмотрела в самые добрые глаза, что я когда-либо встречала. И поняла…

Аюши была няней. Нет, даже не так, Аюши была нянюшкой. Она была в сто раз добрей Мэри Поппинс. В сто раз терпеливей и работоспособней Сизифа, если работа касалась детей. Эта девушка была признанным фанатом разнообразных игр, мастером поделок, маэстро детских песен, гуру психологии киндеров и прочего, во что я не потружусь вникнуть, даже когда сама рожу. Малышня отвечала ей столь же пламенной любовью.

— Ладно, что мы об одной выпивке, у меня куча вопросов, — прервал Морти мои воспоминания. — Как тебя занесло из Аризоны в Форкс, девочка? Маленький городок лесорубов, насколько мне известно.

Я улыбнулась:

— Это место моего рождения, между прочим. Ну, и местный шериф там ничего…

— О, твой папа до сих пор холост? — Зарина спрашивала со жгучим интересом всей своей четверти итальянской крови. — Кто-нибудь здесь, кроме меня, видел этого шикарного мужчину? Неужели нет? Мerda… Клянусь копчиком, таких больше не выпускают!

— Пиранья, — пробормотал здоровяк, ежась и придвигаясь поближе к своей крошке жене.

— Тише, милая, ты же леди, — я попыталась напомнить Заре о запрете на грубые итальянские выражения в приличном месте.

— Таких леди, как я, роняли при рождении, — быстро и почему-то гордо сказала Зарина.

— Потому что ты уже тогда кричала итальянским матом, — пошутил Кальяс.

Зара ничуть не обиделась и с улыбкой подняла свою рюмку с абсентом:

— Леди, джентльмены и я, предлагаю выпить сейчас за нашу Беллу, которая, наверняка, едва родившись, гордо обвела палату царским взором и начала составлять список вещей, которые бы хотела поменять в этом прогнившем насквозь мире!

Все, включая меня, рассмеялись, чокаясь. Мы с будущей мамой и няней разделили бутылочку чудного тархуна, остальные, морщась, нахваливали зелёное горючее.

— Ах, если бы! В первый месяц после родов у меня было такое отвратительное зрение, что лицо того врача, который столь гадко отрезал мне пуповину, я так и не вспомню, — я была абсолютно честна, но все восприняли мою жалобу как новую шутку.

— Кстати о врачах, ты все еще хочешь разбить хрустальные мечты Роба и выучиться в Гарварде на хирурга?

— Всегда была тверда в своём решении, — я пожала плечом.

— Ты бы могла стать неплохим культурологом, mon cher, — Шарль сел на любимого конька, считая, что уж он-то знает, как долго и с каким удовольствием я могу говорить об искусстве.

— Ты просто не слышал, как она щебечет с доктором Форстриджем, — вставила Сильва, которая нас с ним и познакомила.

Господи, ребята, вы бы слышали, как я разговаривала с доктором Карлайлом…

— Ой, да бросьте, профессия — это как… брак: может быть по расчету, но приятней — по любви, — воскликнула Данка, которая нашла свою любовь в журналистике и вела собственную колонку в популярном журнале.

— Душенька, неужели, ты заменила слово «секс» браком, щадя невинность Беллы? — здоровяк шутливо погрозил бывшей украинке пальцем.

— Белла, думаю, в курсе про пестики и тычинки, я всего лишь щадила твоё целомудрие.

— Пиранья номер два только что откусила мне палец по локоть. Во внимание не было принято даже то, что моя жена находится в положении…

— Простите, — нашу веселую и немного шумную компанию прервал официант, отчего мы тут же притихли, будто школяры.

Я как-то даже не подумала — действительно, скоро перерыв закончится и начнётся выступление, а мы тут хохочем такой маленькой толпой…

— Девушка, вам просили передать это, — парень быстро стал составлять возле меня нам на столик дольки лайма, лёд, сок и ведро двух разных охлаждающихся бутылок Martini.

— Стойте, это какая-то ошибка, унесите, пожалуйста…

— Изабелла, какая может быть ошибка? — я вздрогнула, услышав возле себя знакомый голос, который не ожидала услышать столь скоро. — Императрица, вы когда-нибудь пробовали коктейль «Мартини Рояле»? Белый вермут и «Просекко» чудно сочетаются с лаймом.

Оглянувшись, я встретилась с потемневшим взглядом русского.