Созвездие Девы (СИ) - Крылатова Екатерина Александровна. Страница 14
Но самое обидное не это. Если разобраться, всё это даже ерунда. Не хочу вдаваться в подробности, только после жестокой подставы мои отношения с классом резко ухудшились. Мои, Эллы и Наташи Кирсановой. Причиной послужило участие, под протекцией директрисы, в городской олимпиаде по химии. Мы с Наташей еще ездили на районную, а великая Сушкина осталась не у дел. Мда, лучше б не ездили: Ульяна и ее банда подхалимов этого так и не простили. А говорят, что отличники – самые мирные люди!
- Вер, я думаю, школьные дрязги – совсем не повод для ненависти, тем более теперь, – выдала активистка. Знает, собака, чье мясо съела.
- Конечно, Ульяна Дмитриевна, – ядовито пропела я, – воспоминания о выпотрошенных мышах в портфеле и суперклее в спортивной обуви – одни из ярчайших моментов моей юности, приятно освежить на досуге. Вряд ли Петька Жмот вспомнит, что было причиной, а ведь мышей потрошил именно он.
- Ой, ладно тебе, Соболева, – рассмеялась Уля, теребя пушистый локон. – Маленькая была, глупая, вот и ляпнула, что вы с Кирсановой…
- Но, несмотря на молодость, ты отлично понимала, во что это выльется. Счастливого кофепития, Уля!
«Школьная дрязга», как выразилась Сушкина, привела к тому, что Наташа слегла с нервным срывом, а я встала с места посреди урока геометрии и влепила ученой гадине пощечину, устав терпеть ее безнаказанность. Ух, что потом было! Одни родительские разборки чего стоили. В итоге Улька перевелась в другую школу, Кира Денисовна вскоре подала в отставку, и справедливость восторжествовала. Многие утверждали, что «талантливая девочка вовремя ушла из этого притона», но мы-то знаем, кто прав на самом деле. Одноклассники потом еще долго извинялись, однако неприятный осадок остался. История, достойная мыльной оперы, «Санта-Барбара: школьные годы». Это сейчас понимаешь, насколько глупо и по-детски, а тогда…
Наверное, всё же не стоит собачиться с Ульяной, нам ведь вместе работать. Будем взрослым адекватным человеком, а, значит, соблюдаем вооруженный нейтралитет. Р-р-р, вот и верь после этого в случайные встречи!
Нет, сегодня определенно не мой день! Стоило лишь однажды не проверить замок, и наш совместный обед был внаглую прерван появлением Сологуба. Доблестный интерн с бледным от ярости лицом тряс кулаками и издавал нечленораздельные звуки. Яростный Ярослав – это сильно.
- Артемий Петрович, беда!.. Там, эта… эта М-мейлер… караул! Вообще! Беда! SOS!
- Давайте без намеков, доктор Сологуб. Что опять случилось?
- Перевожу, – из-за спины Славки выглянула Оксана. – Леокадия Виленовна Мейлер…
- Как вы сказали?
- Леокадия Виленовна, – охотно повторила женщина. – Мне самой понравилось. В общем, она недовольна лечением доктора Сологуба и желает видеть начальство. Наглость с ее стороны. Конец сообщения.
- Леокадия Виленовна, – задумчиво протянул Воропаев. – И что с ней делать? Передайте, что подойду. Хм, Мейлер, значит… Мейлер. Идите, Щербакова, мерси за перевод. Доктор Слава, разрешаю поставить на место гражданку Виленовну. Сумеете – отмечу в личном деле исключительный профессионализм.
- А вы меня не обманываете? – недоверчиво переспросил тот, пятясь.
- Вы меня с кем-то спутали, Сологуб. Я не вру, я художественно приукрашаю. Дерзайте, только дверь за собой закройте… Приехали, – сообщил Артемий, обращаясь ко мне, – хоть встречу выпускников назначай. Ты приглашаешь Ульяну, я – Лику.
- Лику? Вы с ней знакомы?
- Разве что на свете есть еще одна Леокадия Виленовна теперь-уже-Мейлер.
- Твоя одноклассница? Первая любовь? Соседка? – терялась в догадках я.
- Фронтовая подруга, – ухмыльнулся он, – почти что товарищ по оружию. В садик вместе ходили, сидели за одной партой. И каким только ветром ее сюда занесло?
Эпитет «фронтовая подруга» как нельзя лучше подходил Леокадии Мейлер. Было в ней что-то дерзкое, боевое, дай в руки автомат – и пойдет врагов косить, поправляя на ходу каску.
- Доктор, я женщина ранимая, нервная, – втолковывала мадам Сологубу, – и подхода требую чуткого, ответственного, понимаете? Да ни черта вы не понимаете! Вот взять, к примеру, эти шприцы. Они соответствуют общепринятым стандартам, санитарным нормам?
- Да обычные шприцы, обычные! – повысил голос Славка. – Стандартные, других нет…
- Я безумно рада, о, эскулап! – воскликнула дама, положа руку на сердце. – Экстаз! Нирвана! Небо в алмазах! Но без сертификата качества, не обессудь, колоть не дам. О, я хочу безумно жить, но смерть грозит во цвете лет, коль вы, мой милый-милый доктор, не предъявите документ!
На Славку было больно смотреть: бедняга весь побелел, губы дрожали, а рука со шприцом ходила ходуном, грозя «милому эскулапу» серьезными травмами.
- И не стыдно тебе, Ландышева, над дитятей неразумным измываться?
Пациентка обернулась. Со спины она выглядела гораздо младше. Льняные волосы, схваченные на затылке заколкой – «крабом», темные с блеском глаза, идеальный макияж и неслабенькие габариты – Элка на ее фоне теряется. Такие женщины не будут скромно сидеть в сторонке: они всегда в самой гуще событий.
Тоненько, по-девчоночьи взвизгнув, Леокадия Виленовна совершила могучий прыжок и повисла на Артемии. Я пожалела, что не захватила фотоаппарат: пышнотелая мадам, едва не сшибленный ею хохочущий Воропаев, а в уголке дрожит Сологуб на грани помешательства. Немая сцена.
- Ё-кэ-лэ-мэ-нэ, о-пэ-рэ-сэ-тэ! – пациентка растеряла всю свою чванливость. – Какие люди! Тёмка, ты-то как тут оказался?
- Звала начальство – вот он я, – Артемий с трудом отцепил от себя Виленовну. – Слазь давай, пока вместе не грохнулись! Ярослав Витальич, можете быть свободны, мы вас позовем.
- Х-хорошо, – клацнул зубами коллега, – к-как скажете.
Удирая от Лики, как Дафна от Аполлона, он не сразу попал в дверной проем и нечаянно задел меня. Заряд бодрости и хорошего настроения получен.
- Скоро придется валерьянку выдавать за вредность, – укоризненно сказал Воропаев, – а интерны, между прочим, на дороге не валяются.
- Так это твои оболтусы? То-то, гляжу, выправка знакомая. Я в шоке! Карету мне, карету «Скорой помощи»! О, кто это с тобой? – Лика ткнула пальцем в мою скромную фигурку у двери.
- Вера – Лика, Лика – Вера. Иди сюда, она не кусается.
- Только по праздникам, – уточнила Леокадия.
Пальцы хрустнули в неожиданно крепкой ладони.
- Nice to meet you! – широкая, от уха до уха улыбка женщины преобразила полное лицо. – Еще одна важная начальница?
- Пока что скромная подчиненная…
- … но мы на верном пути, – подмигнула она. – Сколько там до конца перерыва?
- Минут двадцать.
- Прекрасно. Так какими судьбами? Не ожидала встретить тебя здесь.
- Аналогично, – Артемий дружелюбно, но как-то недоверчиво рассматривал госпожу Мейлер. – С какой луны ты к нам свалилась?
- Мою тетю Феню помнишь? Да помнишь, помнишь, она всегда летом приезжала, сарафан мне еще гороховый привезла. Ну, тот самый, в котором я на мешок с навозом смахивала. В общем, тетя Феня здесь сто лет как живет, а я проездом в Нижнем. Дай, думаю, заскочу, – тарахтела Лика. – И тут – бац! – весеннее обострение. Теперь лежу у вас, сопли на кулак мотаю. Это сейчас не видно, а вчера – вообще кошмар. Ну, ты помнишь.
- Помню, помню. Так ты же вроде клялась, что из Рязани ни ногой, – насмешливо напомнил Воропаев.
- Жизнь, Тёмка, это сплошные взлеты-падения. Как прославился наш погорелый театр, так и мотаемся по всей России-матушке, народ развлекаем, – вздохнула она, забавно шевеля губами. – А я слышала, что ты в глубинку подался, вроде как и воздух чище, и платят больше. Корыстный ты человек, Воропаев, но корыстный изысканно, ни чета моим цирковым. Те за полбуханки горы свернут и родину толкнут на рынке по дешевке. До сих пор копишь, э?
- Лика, солнце, остановись на одной мысли. Значит, ты до сих пор балуешься театром?
- Точнее, это он балуется мной. По ниточке, по ниточке ходить я не желаю, но приходится. Счас мы, например… О-о-о! Нет слов, одни эмоции! В общем, ставим «Графиню де Монсоро». Такая экспрессия, спятить можно! Режиссер бездарен, актеры – сплошь и рядом недоумки, на каждого алкаша три нарика, но суть не в этом. Вся фишка в том, что всё наоборот: Диана де Мародёр, развратница с темным прошлым, соблазняет разбойника с большой дороги. Граф де Монсоро – чуть ли не монах, увлекается философией и икебаной. Герцог Анжуйский – я рыдала! – вовсе не гад последний, а ранимая няшка с богатым внутренним миром…