Созвездие Девы (СИ) - Крылатова Екатерина Александровна. Страница 42
- Артемий Петрович?
- Мы с вами, кажется, решили, что заседание закрыто. Или вы ждете от меня хлеба и зрелищ?
Воропаев лукавил: он догадывался, чего они ожидали, и эти догадки не могли быть слишком далеки от истины. Откровенность, от него ждали откровенности. Курам на смех! Но, что наиболее интересно, Вера бы поощрила эту откровенность. Она считала всех здесь присутствующих, за редким исключением, своими друзьями; у него же расклад был совершенно иной.
Зав. терапией сел в кресло, в то самое, за которым стояла Соболева.
- Присаживайтесь, дамы и господа. В моем присутствии необязательно стоять.
- Да не, мы постоим, – ответил за всех Толян.
- Присаживайтесь, – мягко повторил Артемий.
Он понятия не имел, что собирается сказать им, но не особо тревожился по этому поводу. Репутации любимой женщины ничто не угрожает, а собственная репутация давно подмочена. Престиж не человека – начальника, а сейчас он самолично выльет на эту хлипкую конструкцию ведро ледяной воды.
- Вам всем, конечно, не терпится услышать, – начал Воропаев, когда последний слушатель примостился на узком диванчике, – подтверждение или опровержение тех недвусмысленных слухов, что гуляют по нашему отделению, начиная с февраля-месяца. «ПрЫлестных» баек касательно меня и товарища Соболевой. Так вот, это правда, дамы и господа.
Он помолчал, наслаждаясь произведенным эффектом. Рука любимой женщины на спинке кресла недоверчиво сжала обивку. Терпи, Вера, терпи, всё будет хорошо.
- Я не имею в виду, как вы могли бы подумать, – продолжил Артемий всё тем же безукоризненно-вежливым тоном, – те жуткие подробности и всевозможные сексуальные извращения, которым я ее якобы подвергаю каждую вторую среду месяца, – он усмехнулся, глядя на побагровевшую Карину. – Нелепо, согласитесь? Как и принуждение Веры Сергеевны к сожительству под предлогом «продвижения по карьерной лестнице». Увы и ах, я приверженец более чем традиционных взглядов.
- Мы не верили этим гнусностям, Артемий Петрович, – сказала Оксана, комкая перчатки, – и не поверим никогда.
- Что же тогда правда? – дерзко спросила Кара. – Тайные свидания в ординаторской? Секс на рабочем столе?
Заявление о переводе в травматологию со вчерашнего вечера лежало на столе Крамоловой, и главврач успела его подписать. Кому об этом знать, как не ее, Карины, непосредственному начальнику, поставившему свою драгоценную подпись за час сорок восемь минут до ухода?
- Постыдились бы, Карина Валерьевна, – насмешливо пожурил Воропаев. – Впрочем, все мы люди взрослые. Секс на рабочем столе – крайне непродуктивное занятие.
- Пробовали?
- Не довелось, но у меня богатое воображение. Возвращаясь к главной теме нашей дискуссии, хочу сказать, что правда во всей навозной куче только одна: я действительно люблю Веру Соболеву.
Заявить, что такое откровенное признание выбило почву из-под ног народа, значило бы скромно промолчать и постирать тряпочку. Догадки догадками, но услышать его собственными ушами… Одна Жанна Романова ободряюще улыбнулась смущенной Вере.
- Да, люблю и не вижу в этом ничего мерзкого или постыдного. Одобрение «высшего общества» – к чему оно? Я довольно лоялен относительно мнений о собственной персоне, а здесь не Петербург девятнадцатого столетия, где за единственный вольный танец клеймили позором. Отношения между женщиной и мужчиной касаются только двоих, и если кто-то считает иначе, то это его проблемы.
- Значит, вам откровенно наплевать, что о вас подумают? – удивился Сологуб.
- Абсолютно, – кивнул он. – Что я, красна девица, не вздохнуть и не чихнуть – женихи разбегутся? Говорят, что истина многолика. Чушь собачья! По отношению к грязным сплетням истина существует в единственном экземпляре.
В таком случае, зачем я тут распинаюсь, спросите вы. Элементарно, дамы и господа: Вере далеко не всё равно, что подумают о нас. О ней, обо мне… Извини, что в третьем лице.
- Всё нормально, – отозвалась девушка. – Продолжайте, Артемий Петрович.
Ее рука на спинке кресла лежала предательски близко. Воропаев подавил отчаянное желание взять эту руку в свою и никогда не отпускать.
- А это, собственно, и всё. Ваше дело, верить мне или не верить. Не будет душещипательных историй, горючих слез и содранных коленей. Я не требую от вас опровержения слухов, потому что это невозможно; не призываю сочувствовать и сострадать; менять свое отношение лично ко мне тоже не заставляю. Я прошу лишь не заострять на этом внимания. Подумайте хотя бы об элементарной человеческой этике.
- Вы говорите так, будто мы прямо сейчас встанем и побежим трезвонить на всю округу, – укорил Сева. – Я тоже не понимаю такого резонанса, но на нашем отношении к Вере и к вам это ничуть не отразилось, верно, Жан?
Та кивнула, улыбаясь сквозь слезы. Чисто по-женски она завидовала Соболевой, но никогда бы в этом не призналась. Такие чувства, такая любовь! Чем запретнее, тем острее и одновременно слаще. Их с Севой взаимоотношения никак нельзя было назвать волнующими, разве что свадьба в студенческом общежитии и сайра в консервах вместо закуски сойдут за экстрим.
«Спасибо, – Вера слегка пожала ладонь Воропаева. – Звать тебя сюда было верхом трусости с моей стороны»
«Вовсе нет, ставить точки над ё иногда полезно. Подобная пресс-конференция перед толпой досужих сплетников – предмет из области фантастики, но эти люди – твои друзья, их мнение для тебя важно»
«А для тебя?»
«Во всяком случае, я не могу с ним не считаться».
- Вер?
- Что? – тонкие пальчики испуганно рванулись из его ладони.
- Мы не знаем, как загладить свою вину, – смиренно сказала Жанна. – По поводу твоего дня рождения… ты, наверное, откажешься праздновать с нами?..
- Нет, не откажусь, – она явно хотела добавить что-то еще, но промолчала.
Артемий почувствовал себя лишним. Дружеские междусобойчики – мероприятия отнюдь не по его душу. Он бывал только на тех, от которых не имел права уклониться.
- А вы, Артемий Петрович? – робко спросила медсестра.
- А я откажусь. Не в обиду сказано, Жанна Вадимовна.
- Да, вы правы: я не подумала. Извините…
Больше всего на свете ему хотелось очутиться на необитаемом острове с Верой, чтобы ни одной живой души кругом. Целиком и полностью в его распоряжении, не отвлекаясь на досадные недоразумения вроде сегодняшнего, не отвлекаясь ни на кого и ни на что… Эврика!
- Я откажусь, но не потому что не хочу, – спокойно продолжил Воропаев, – а потому что не могу праздновать с вами. Представьте себя на моем месте, и вы поймете.
- Понимаю, – пролепетала Жанна. Но она не понимала.
Видит Бог, он не собирался выворачивать перед ними душу, однако всей этой истории жизненно необходимы изящный финал и жирная точка.
- Возможно, то, что я сейчас скажу, совершенно лишнее, вот только время дружеских посиделок еще не пришло. Уверен, что рано или поздно это время настанет, но не хочу подвергать любимого человека дополнительным пересудам. Ни сейчас, ни когда-либо потом. Стремление, объединяющее нас, верно? Такая резкая перемена непременно бросится в глаза и потребует хотя бы элементарного объяснения. Не получив объяснения, люди обычно придумывают его сами. Так возникает новый слух и в дальнейшем – предубеждение. «Одна-единственная посиделка погоды не сделает», – скажете вы, и будете правы. Да, погоды не сделает, но ветерок вызовет. Кариес начинается с крохотной дырочки, а кто, если не вы, знает, что происходит с сильно запущенным зубом. Этот уже пошатнувшийся зуб дорог мне как память, хотелось бы его сохранить. Глупо есть конфеты через минуту после пломбирования, требуется это самое время. Дайте нам время, чтобы всё устаканить, и я обещаю оставить в стороне гордость и перестану мнить себя не пойми кем.
- Короче, у вас к Верке самые серьезные… как их там… о, намерения? – влез Толян.
- Конечно, нет, Анатолий Геннадьевич, я по природе своей ужасно легкомыслен, – парировал Артемий.
Это кажущееся простодушным признание если не тронуло всех собравшихся в ординаторской, то заставило призадуматься: а так ли страшен Воропаев, как его малюют?