Мистер Дориан Грей (СИ) - Янис Каролина. Страница 78

Закрыв глаза, растворяясь в счастливом забвении, я вспоминал её последние дни. То, как мы валялись в постели. Дарили друг другу высший кайф. Сидели на балконе, свесив босые ноги, держа друг друга за руки. Помню, как сжал её пальцы в своих в лунную ночь, перед той злосчастной тренировкой, плотно, до боли стиснул, сказав:

— Люди ничего лучше не придумали, чем ночь. Это время тишины и покоя. Все говорят, что им не хватает денег, любви, эмоций… Но никто не думает о покое и тишине, которой нам достаётся меньше всего. Знаешь, я ценю моменты, которые так мало ценят другие.

— Видимо, ты можешь ценить эти моменты, потому что ты не знаешь нехватки в остальном, — улыбнулась она мягко.

— Нет, Лили, — я покачал головой, — Только человек, который умеет ценить мелочи, сможет по-настоящему оценить более крупные субъекты, без которых наша жизнь невозможна. С тобой рядом я больше нуждаюсь в таких мелочах, — прошептал я, смотря в её красивое лицо, белеющее от света луны. Она опустила взгляд, краснея. Я смотрел в её черты, стараясь запомнить, ощутить сердцем каждую. — Посмотри на меня, — шепчу.

Лили поднимает взгляд, смотря мне глубоко в глаза. «Я должен её запомнить», — пронеслось тогда, со странной дрожью в сердце, в моей голове. И сейчас, по эту минуту дрожь отдавалась в груди, только с большей трепещущей болью.

Лили

После нашего последнего разговора с Дорианом в моём сердце поселилась маленькая, ядовитая пчёлка, пускающая вместо яда тоску и боль. День за днём я ощущала, что разваливаюсь. Единственное, что меня спасало, это… Нет, так будет неправильно. Единственным, кто меня спасал, был Марсель. Иногда к нему прибавлялась Дэйзи. Марсель приезжал в «Sun-Side» сначала с ней, потом один. Раз за разом, он уговаривал меня остаться в Сиэтле, говорил, что с моим потенциалом пропадать в театре провинциального городка — самоубийство, уничтожение собственных амбиций и отказ от мечты, которая в самые трудные минуты моей жизни факелом освещала весь мой путь. Хотя сейчас… даже этот огонь поблек. Я чувствовала себя уничтоженной. Выпотрошенной. Забитой. Ненужной. Когда твоя любовь начинает мешать тебе, ты невольно становишься апатичным ко всему. С чего я была так уверена, что если я ему признаюсь, всё встанет на свои места? Кто дал мне эту уверенность? Такую слепую и беспочвенную. Пустую.

Хорошие события в моей жизни ещё случаются: вчера мы с Марселем, наконец-то, выбрали мне лёгкое выпускное платье-трансформер, которое выделял глубокий «V»-вырез с двух сторон. Самый большой плюс маленькой груди — возможность носить глубокие декольте без всякого стыда и опасений. Марсель смотрел на меня с видом настоящего знатока, заставляя меня неистово краснеть. Моя юбка легко взмывала в воздух от каждого малейшего кружения, от каждого движения. Она полупрозрачна, так что под цвет чёрному широкому поясу — под низ прилагались коротенькие шортики, чуть просвечивающиеся из-за лёгкой юбки. Когда я узнала цену, то моментально его перехотела, — с нескрываемой досадой, естественно, — однако Марсель Грей непреклонен.

Сегодня он облачился в светло-серый костюм, под цвет моему наряду, с чёрными «пятнами» — «бабочкой» и обувью, коими у меня являлись пояс и туфельки. Волосы я завила на бигуди ещё вчерашним вечером, сегодня Дэйзи, которая была безумно красива в своём голубом воздушном платье, собрала их в высокую причёску, вдев в мои волосы чёрную розу на длинном гребне, несомненно, дополнившую мой образ, будучи атрибутом танца. Дэйзи целый час вздыхала над тем, как я прекрасно выгляжу. После церемонии вручения дипломов, когда выпускницы, такие как я, пошли надевать свои вечерние платья, бал открывали выпускницы школы — в том числе, Дэйзи. Она снова была с Альбертом и светилась от счастья.

— Дорогие мои выпускники, — миссис Айрин Грей была в ярко-красном платье в пол, которое подчёркивало её изумительную фигуру, — Сегодня юбилейный — десятый в академии, пятнадцатый в хореографической школе, — выпускной вечер. Я очень рада, что среди множества вузов и профессий вы выбрали танцы и хореографию. Все присутствующие здесь знают, насколько специфично наше направление, насколько порой трудно, травмаопасно, и больно… Но вместе с тем насколько это красиво, эстетично и прекрасно. Не знаю направления более противоречивого, чем наше. Не знаю ничего более загадочного, страстного и чувственного. Я не прошу вас становится Айседорами Дункан, в честь которой и названа академия, если некоторые не знают, — она рассмеялась, — Я не прошу вас всю жизнь отдать танцу. Но в память об этих годах, в свете всех своих умений, стараний и опыта, дарите людям танец. Это всё, о чём я вас прошу. Много говорить не буду, ибо бал уже открыт и я неплохо высказалась на церемонии вручения дипломов и аттестатов… Поэтому я приглашаю вас всех — благодаря прекрасной летней погоде — на открытый танцевальный паркет, где наш бал начнут лучшие пары из лучших, — раздались аплодисменты, — Выпускники академии — добро пожаловать в большое и светлое будущее, выпускники школы — добро пожаловать в большую и светлую академию! — смеётся она.

Раздаётся шумная оркестровая музыка, и мы под руку с Марселем, парами выходим на открытую летнюю танцевальную арену.

— Ты нервничаешь? — спрашивает меня Марсель, когда мы идём по аллеям к огромному паркету. Кругом масса фотографов, повсюду вспышки, и я, стараясь держать себя в руках и не дёргаться, тихо произношу:

— Не то, чтобы нервничаю, но…

— Нервничаешь.

— Волнуюсь, — я прочистила горло. — Дориан, будто бы… пропал. На столько-то дней. Никто ему не звонил?

— Почему же? И мама, и я, и отец, и Дэйзи, да и Софи названивала… Бесполезно. У него такое бывает, когда он на недельку-другую пропадает без вести.

— Это связано с его… увлечениями? — Марсель повернул голову, пристально смотря на меня.

— И такое бывает. Но последние разы он пропадал, потому что писал твои портреты.

— Это в прошлом, — сглотнула я, опустив взгляд.

— Ты так решила?

— Он так хочет, Марсель, — я перевела дыхание от стискивающей грудь тоски. Наша пара встала второй в ряду исполняющих свои номера. Сначала на паркет вышла Дэйзи и другие ребята с её курса, открывая наш вечер хип-хипом. Все зачарованно смотрели, как уверенно, быстро и вместе с тем плавно и отточено они двигались, — такой синхронности можно только позавидовать.

— Ты же останешься в Сиэтле, верно? — чуть слышно спросил он.

— Послушай, Марсель… Мне кажется, если бы не ты рядом со мной все эти дни… Я бы умерла, — блики малинового заката и вечерних огоньков переливались в его серых глазах. Я вспомнила, как он готовил на моей кухне всякие разные бургеры, салаты и горячее, чтобы впихнуть в меня хоть что-то. Вспомнила, как каждый свой приезд он привозил то сладкое, то фрукты, при этом не забывая о своей флешке со свежескаченными фильмами. Как он мог болтать со мной ночи-напролёт, даже если хотел спать. Сердце ёкнуло от воспоминаний. Он смотрел мне в глаза, и всё это проносилось пред моим взором — всё прекрасное, связанное с ним.

— Не говори глупости, Лили.

— Я честно, — тяжело сглотнула я. — У меня будто нет земли под ногами, я как призрак двигаюсь над ней, пытаясь найти своё тело, своё место. С тобой это чувство исчезает и исчезало. Пусть не совсем, но… Притуплялось, ненадолго. Скоро это кончится, и я сломаюсь. Мне почему-то кажется, что если я уеду, всё встанет на круги своя. Моя мечта о великой актёрской славе уже была убита. Тем, что я играла для пустых кресел. Слава это вспышка, ничего не вечно. Да и говорю, что… с этой мечтой я обманулась. Я поняла это, когда ощутила то, что чувствую к Дориану. Но наши взгляды с ним разняться настолько сильно… Вернее… Наши чувства. Я не могла вызвать в нём то, что он по щелчку смог вызвать во мне. Этот танец посвящается ему. Как минута молчания тому, что было и что уже не повториться, и чего больше уже никогда не будет, — голос мой охрип на последней ноте, по щеке побежала горячая обжигающая слеза. Марсель нахмурился, положив руки на мои щёки, и утёр большими пальцами слёзы. Я судорожно выдохнула, ощущая, как бешено в груди скакало сердце.