Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка (Романы) - Бээкман Эмэ Артуровна. Страница 34

— Роози думает, что за золото вернет себе здоровье, — сказала Линда, вертя Бенитино кольцо в своих коротких пальцах. — Пустое это. Дед Кустаса в пятнадцать лет заболел, шестьдесят пять лет кашлял и плевался то мокротой, то кровью, пока не умер. Никто на этом свете не заживается. Но дед Кустаса умер вовсе не от чахотки, он пьяным съехал с моста в реку. Вода была уже холодной, это случилось как раз незадолго до рождества.

— Ты, Роози, смерти не бойся, — пропищала старуха. — Смерти надо ждать, как жениха, который в царствии небесном поведет тебя под венец.

Роози лишь улыбнулась и примерила Бенитино кольцо на все пальцы. Она, кажется, и не слышала, что говорили о ее здоровье и сколько лет жизни ей предсказывали. Золото приковало взгляд Роози, ее дряблые веснушчатые щеки снова порозовели, мысли витали где-то далеко.

— Поеду в город, лягу в больницу. Ничего делать не стану, буду себе валяться между белых простыней. Еду будут в постель подавать, всякие там ложки, вилки и ножи из чистого серебра, — размечталась Роози. — Не придется больше мерзнуть в лесу и ждать, пока по капельке насобирается самогон.

— Ты думаешь, — повернулась Линда к Бените, — я зря отдала овцу койгискому Арведу?

Бенита кивнула. Она следила за Роози, которая все еще играла с кольцом и только отнимала время у хозяйки Рихвы.

— Вот придут русские, — не могла успокоиться Линда, — и тоже захотят взять мужиков в армию.

— А при чем тут койгиский Арвед?

— При том, что опять сумеет стать главным. Будет держать язык за зубами, ежели мужики решат и дальше скрываться.

— Так ты думаешь, что овца свое дело сделала?

— Да, — кивнула Линда. — На душе все же спокойнее, когда муж под боком у дома прячется. Тихий, славный человек этот мой Кустас.

У Линды навернулись на глаза слезы. Чтобы успокоить свои нервы, она взяла ломоть хлеба и положила на него почти остывший кусок мяса.

— А может, Кустасу и ни к чему бояться русских? — предположила Линда, прожевав то, что было у нее во рту. — Прошлым летом он дал какому-то русскому одежду. Тот бежал из плена в исподнем. Правда, койгиский Арвед все-таки поймал этого русского и снова упрятал в тюрьму. Но Кустас все же сделал доброе дело для русской власти.

Роози взяла со стола керосиновую лампу и прошла в заднюю комнату. Через приоткрытую дверь Бенита видела, как Роози занавесила окно рваным одеялом. Затем она долго возилась в дальнем углу комнаты, который не был виден женщинам, сидящим на кухне. Бенита догадалась, что Роози прячет золотое кольцо.

— Ах, — жуя хлеб с мясом, пробормотала Линда.

— Роози! — умоляюще воскликнула старуха. — Налей и мне каплю, а то кровь стынет.

— Потерпи, потерпи, — из задней комнаты проворчала Роози.

Затем она вышла, неся в руке, тяжелый жестяной бидон. Осторожно опустив его на щербатый пол кухни, Роози отправилась за лампой.

Поставив лампу на стол рядом с миской, Роози сняла крышку с жестяного бидона. Мгновение поколебавшись, она взяла старухину кружку и отлила в нее немного живительной влаги.

— Слишком полный бидон, все равно прольешь, — извинилась она перед Бенитой.

— Славный человек этот коновал, — снова сказала Линда. — Одним махом освободились и от овец, и от хлопот.

— Ну, мне пора, — вставая и берясь за дужку жестяного бидона, решительно сказала Бенита.

— Как будешь жить без обручального кольца? — с осуждением произнесла Линда.

Старуха молча выпила свой самогон и прошепелявила:

— Рихваская молодуха, ежели по дороге встретишь смерть, направь-ка ее в Лаурисоо.

Нащупывая впотьмах ручку входной двери, Бенита все еще слышала за своей спиной невнятное бормотание старухи. Бенита ступила на крыльцо. Где-то громко залаял пес. Женщина вскочила в седло. Лай не смолкал и раздавался то спереди, то слева, то справа. «Словно какой-то бездомный пес», — подумала Бенита.

Бенита не принуждала лошадь бежать трусцой — жестяной сосуд оттягивал правую руку, а кроме того, ей не хотелось, чтобы ветки хлестали ее по телу и царапали лицо.

Постепенно глаза привыкли к темноте. И хотя Бенита угадывала окрестности, ей все же было жутковато — пес, находившийся неизвестно где, беспрерывно лаял.

Бените вспомнилась черно-белая собака Полла, жившая когда-то у них. Йоссь боготворил Купидона, а Полла боготворила Йосся. Когда Йосся призвали в немецкую армию и, уходя из дома, он заглянул к Полле, собака отчаянно завыла. Неделями ждала Полла возвращения Йосся. Затем потеряла надежду. Ничего не ела и совсем отощала. Бенита отвязала пса. Однажды, когда Бенита стояла посреди двора и смотрела на дорогу, Полла подошла к ноге хозяйки и упала на только что выпавший мокрый снег.

Так она и не дождалась Йосся.

енита отворила дверь рихваскои кухни, навстречу ей хлынул пар, дым и шум голосов. Наверное, никогда в этой комнате не собиралось сразу столько народа. Разве что в страдную пору, хотя Бенита предпочитала кормить работников во дворе, если хоть сколько-нибудь позволяла погода.

Парабеллум и Рикс выглядели отдохнувшими. Они с довольным видом сидели за кухонным столом и курили. Муж толстозадой Армильды Яанус в нерешительности стоял около них и пытался принять участие в вялой беседе. Унылая пара средних лет, которая, по сведениям Парабеллума, везла с собой соль и железо, сидела на ящике для дров. Каарел притулился на табурете возле кладовки, а Минна, словно постовой, стояла у порога двери, ведущей в комнату, и держала за руку Роберта.

Армильда, поставив таз с теплой водой на пол, поближе к плите, взяла с печного карниза щетку и велела детям мыть ноги. Кулливайнуская Меэта дремала, стоя у плиты, ее ребята шныряли по кухне и от нечего делать размахивали руками. Армильдин Яанус, отойдя от мужчин, подошел к вешалке с рабочей одеждой — видимо, чтобы сообщить что-то важное стоявшему там мужу Меэты. Яанус, словно его мучил зуд, все время переступал с ноги на ногу. Рабочие ботинки, находившиеся под вешалкой, путались у него под ногами, и он носком сапога запихнул их подальше в угол.

Бенита прошла на середину кухни и, перекрывая шум, крикнула:

— Здравствуйте, добрые люди!

Разговор оборвался, все смотрели на молодую хозяйку Рихвы.

— Принесла пуд самогона, — громко сказала Бенита и со стуком поставила жестяной бидон на пол.

Лицо Рикса расплылось в широкой улыбке. Минна рванула к себе потянувшегося было к матери Роберта и окинула невестку злым взглядом.

— Раз уж эстонский народ решил оставить свою родину, — звонким голосом начала Бенита, — то на прощание следует пропустить по четвертинке.

— Браво! — воскликнул Парабеллум.

Яанус и хозяин Кулливайну пододвинулись поближе. Один из кулливайнуских мальчишек подошел к жестяному бидону, приподнял крышку и заглянул внутрь.

— Руки прочь! — заорала Меэта и потерла рукой глаза.

— Праздник, праздник! — крикнул кто-то из детей.

— Отец, тащи ветчину из кладовки, — распорядилась Бенита. — Женщины нарежут мясо, — добавила она, кивнув на кулливайнускую Меэту и Армильду. — Мужчины пройдут в горницу и раздвинут стол.

— Действуй, народ! — вскричал Рикс, с улыбкой слушавший Бениту.

Послышались сдавленные смешки. Люди засуетились. Каждый старался внести свою лепту, чтобы праздник удался на славу.

Бенита с Риксом и Парабеллумом прошли в горницу.

Странно, что, раздвигая стол, Парабеллум не вынул правую руку из кармана. «Чудак», — подумала Бенита, доставая из шкафа скатерть. Она провела по ней ладонью, разглаживая складки. Эту скатерть ей подарила крестная на свадьбу. Вручая подарок, крестная подчеркнула, что скатерть рассчитана на двадцать четыре персоны. Отойдя в сторону, Бенита оглядела дубовый стол, накрытый скатертью — подарком крестной, и осталась довольна. Внезапно она почувствовала на себе чей-то взгляд и посмотрела в сторону неосвещенной проходной комнаты. Там, на койке Каарела, сидела Минна и, держа на коленях Роберта, следила за каждым движением невестки. Бенита вздохнула.