Трилогия о Мирьям (Маленькие люди. Колодезное зеркало. Старые дети) - Бээкман Эмэ Артуровна. Страница 9

Однако дедушка разочаровывает женщин. Он резко захлопывает окно.

Мирьям тоже складывает руки на груди и ждет, что будет дальше. Она знает, что на этом представление еще не закончится.

Поджидают и женщины.

Занавески в комнате бабушки начинают колыхаться, и окно снова распахивается настежь.

— Он хочет удержать меня! — задыхается от гнева бабушка. — Не выйдет! Я тут хозяйка! И дома здесь на мои золотые построены! Тоже мне мужик! Никогда не умел зарабатывать деньги…

Бабушка переводит дух, гордо оглядывается и чуточку спокойнее продолжает:

— И у Арнольда жена — дрянь! Приплелась голышом, ни копейки за душой! Пускай все знают! Маленькие человечишки…

— Верно, хозяюшка, верно! — вслед за бабушкиной тирадой взвизгивает Линда Бах, готовая захлопать в ладоши, вот только руки телесами придавлены.

В ушах у Мирьям от всего этого поднимается шум. Она нащупывает возле ног подходящий камень.

Когда ее ручонка уже замахнулась для броска, в то самое мгновение дворничиха останавливает девочку.

— Пойдем ко мне, — произносит дворничиха и тащит Мирьям вниз.

Одеревеневшая от отчаяния Мирьям встает возле окошка в подвальной комнате дворничихи и, подперев щеки, начинает, насколько ей позволяет разросшаяся на подоконнике герань, смотреть во двор.

Из парадной двери вышла мама с сеткой в руке и направилась к калитке. Кошка Мурка, задрав трубой хвост, пристраивается к маме и семенит следом.

Идет дядя Рууди. Его худое тело на тонких ножках-палочках раскачивается в такт шагам. В костлявых пальцах зажата тросточка, которая у него всегда с собой, хотя он вовсе и не хромает. «Может, он опирается, когда дует сильный ветер, и тогда лучше удерживается на ногах», — думает Мирьям.

Возвращается мама с кошкой Муркой, сетка по-прежнему пустая. Наверное, ходила к лавочнику Раазу просить в долг, но там отказали, догадалась Мирьям. И от бабушки не жди сегодня обычных двух крон — после утреннего, спектакля Мирьям в этом больше чем уверена.

А теперь через двор направляется дедушка, голова у него опущена, не смеет даже глаз поднять. Шаги его уже раздаются в проходе, идет в мастерскую. Мирьям начинает ерзать. Сразу уйти — не годится, решает она.

С чувством обреченности Мирьям остается на прежнем месте, среди дворничихиных цветов.

Появляется бабушка. Чуточку пошатывается, щурится, и все равно она шикарная в своем черном плаще с развевающимися полами. Длинная дужка большущей черной сумки крепко стиснута в ладони, и широкое обручальное кольцо желтеет на фоне черного шелка.

В ноздри Мирьям бьет аппетитный запах жареного, на сковороде у дворничихи что-то шипит. Девочка решает пойти к дедушке.

Он сидит на большой наковальне, обхватив голову руками, и не замечает, как в дверях появляется Мирьям, Девочка делает несколько широких шажков и прыгает дедушке на закорки.

— Мирьям, ты! — изумляется он. — А я испугался, думал, ну что это за зверь мне в загривок вцепился!

Смешной дедушкин испуг отгоняет недавнюю горечь.

— Хочешь поиграть в курьера? — спрашивает дедушка.

Хотя Мирьям и не представляет, как в него играют, она тут же соглашается.

— Видишь ли, курьеры относят важные бумаги из одного города в другой, из королевства в королевство, тебе же придется отнести посылку своей маме.

И дедушка сунул в карман внучкиного передника две кроны.

— А что, разве курьеры и своим мамам относят деньги на еду? — спрашивает несколько разочарованно Мирьям.

— Бывает, — замечает дедушка.

К возвращению Мирьям наковальня превращается в роскошный обеденный стол. Кусок чайной колбасы, две французские булки и несколько помидорин. Улыбающийся дедушка подвигает съестное поближе к Мирьям и говорит:

— А теперь закусим.

Мирьям усаживается поудобнее, болтает ногами и ждет, пока дедушка разрежет складным ножом булку и колбасу.

— Знаешь, дедушка, — с аппетитом уплетая бутерброд, говорит Мирьям, — когда я вырасту большой и стану зарабатывать, я куплю сразу целый круг колбасы, и мы с тобой в один присест съедим ее.

— Обязательно, — соглашается дедушка.

Однако вслед за столь величественным обещанием Мирьям вдруг сникает.

— И что это время так тянется, — вздыхает она.

— Куда же ты торопишься?

— Когда еще вырастешь и станешь зарабатывать!

— Ну, успеешь, успеешь, — утешает дедушка.

Когда Мирьям после пиршества в дедушкиной мастерской бредет домой, она в передней натыкается на бабушку. Уставив руки в бока, та наседает на маму:

— Где же он пропадает?

Мама пожимает плечами.

— Ну, конечно, — сердито продолжает бабушка, — с такой женой ни один мужик не уживется!

Мама и на это не ответила.

— Пошла вон! — крикнула Лоори.

— Пошла вон! — топнула Мирьям.

— Дорогие деточки, — бабушка разводит руки, совсем как пастор, когда благословляет, — да как же вы можете так говорить родной матери вашего папочки! Я вас кормлю, я о вас забочусь, а вы говорите мне «пошла вон».

Распростершую руки бабушку даже слеза прошибает.

Она опускает разведенные руки на плечи девочек, притягивает внучек к себе.

Лоори и Мирьям начинают всхлипывать — им не вырваться из бабушкиных объятий. Бабушка плачет от переполняющей ее жалости к несправедливому миру, беззвучно плачет даже мама, время от времени прикладывая к глазам платочек.

Но долго лить слезы бабушка не собирается, и это обстоятельство решает исход всеобщего плача.

День, преисполненный отчаяния и грусти, клонится к вечеру. Приходит время ложиться спать. Лоори и Мирьям загоняют в постель, хотя папа все еще не явился.

Наконец хлопает парадная дверь.

В прихожей слышатся шаркающие, нетвердые шаги. В передней надолго устанавливается зловещая тишина. Она тянется, тянется, пока не грохается со звоном зеркало, на которое, видимо, оперся отец. Расшвыривая ногами осколки, он вваливается в спальню.

Лоори и Мирьям, проснувшиеся от звука хлопнувшей парадной двери, с замиранием сердца выглядывают из- под одеяла.

Отец валится на кровать. В комнате запахло перегаром. Мама открывает окно и начинает расшнуровывать отцу ботинки.

От бабушки приход отца тоже не ускользнул. Воинственно сунув кулаки в карманы халата, она появляется в спальне. Трезвая и бледная от гнева, останавливается перед деревянной кроватью.

— Опять набрался!

Отец не считает нужным ответить, лишь отстраняется обмякшей рукой.

— О детях не заботишься, без куска хлеба оставляешь! Я, что ли, их всю жизнь кормить должна?

— В-во с-смот-ри, — зло бросает отец, — за-забот-ница!

— Скотина! — в сердцах грохает бабушка.

Отец приподнимается на кровати и, отрезвев от внезапной злобы, продолжает:

— Винищем ты всех поила!.. Зз-заботница!.. А мы с Рууди спали на полу. Как с-свиньи! Г-гос-пожа не желала портить лишними к-кро-ватями вид своего будуара. 3-забот-ница мать!

Бабушка барсом ринулась на отца. Тот, пошатываясь, поднялся на ноги и отшвырнул бабушку к шкафу у противоположной стены.

— Помогите! — закричала мама.

Огромный дубовый платяной шкаф несколько раз качнулся вместе с бабушкой. Но устоял, бабушка — тоже.

— Несите ножи и ковши для крови! — остервенело визжала бабушка, — Сегодня мы наконец рассчитаемся!

Когда дедушка и Рууди прибежали на мамин отчаянный крик, папа покорно стоял посреди комнаты, опустив руки, а бабушка била его ладонью по лицу, другой рукой схватив отца за отвороты пиджака.

Дедушка и Рууди оттаскивают бабушку.

— Убью! Убью! — кричит она, пока не захлопывается дверь.

В комнате вдруг стало как-то странно тихо. Слышно, как во дворе возбужденно перешептываются сбежавшиеся женщины.

Мама торопливо закрывает окно и задергивает занавеску.

Отец снова оседает на кровать и начинает стонать.

Мама чувствует, как возле нее дрожит Лоори.

В отчаянии Мирьям пытается найти выход из создавшегося положения и раздумывает про себя:

«Кто-то должен уйти отсюда. Но куда? Где лучше?»